Цена незаконной любви самой желанной императрицы: Елизавета Алексеевна и кавалергард Охотников. Проекты пнпо "россия в красках"

Елизавета Алексеевна (Луиза-Мария-Августа Баденская - Louise Marie Auguste von

Baden; 13 января 1779 - 4 мая 1826, Белёв) - русская императрица, супруга императора Александра I, дочь Карла Людвига Баденского и Амалии Федерики, урождённой принцессы Гессен-Дармштадтской.

В мае 1793 года состоялось помолвка, приняв православие, Элиза получает имя Елизаветы Алексеевны. 28 сентября 1793 года состоялось торжественное бракосочетание принцессы Елизаветы Алексеевны и великого князя Александра Павловича. Они были очень красивой парой, их называли Амур и Психея. Первые их годы были относительно безоблачны. Это был непростой брак и долго оставался бездетным. О любви императора Александра ходили легенды. При дворе наблюдали постоянную смену фавориток. Герцен писал, что Александр любил всех, кроме жены. Обходительный, красивый император просто бывал жесток по отношению к супруге, которая, по мнению современников, считалась одной из первых красавиц Европы. Получилось так, что в 1796 году свекровь Елизаветы Алексеевны, императрица Мария Федоровна, родила сына-богатыря Николая, будущего русского императора, а Елизавета Алексеевна стала матерью только спустя три года.

Вокруг Елизаветы плелись различные сплетни, создавались истории влюбленных в нее мужчин. Последний фаворит Екатерины Платон Зубов без памяти был влюблен в Елизавету, но, получив нарекание от Екатерины II, оставил ее в покое. Польский Адам Чарторыжский, один из ближайших друзей Александра, выслан из России. Наконец, любовь красавца кавалергарда Алексея Охотникова, страсть которого к императрице имела самые трагические последствия. Он погиб от удара ножом в грудь, нанесенного неизвестным. Так никто и не узнал, кто направил к нему убийцу. Под воздействием слухов Павел в конце своего царствования явно изменил отношение к сыну и невестке, которые чувствовали себя в его обществе крайне напряженно. Во время ужинов в сыром и мрачном Михайловском замке, который Павел сделал своей резиденцией, Елизавета Алексеевна неизменно была холодна и молчалива. Первые годы пребывания Елизаветы Алексеевны при дворе Екатерины II, были сплошными музыкальными фестивалями: концерты, обучение на музыкальных инструментах, уроки вокала, которые молодая жена Александра берет с радостью.

Внезапная смерть Екатерины II, не успевшей оставить завещание о передаче престола старшему внуку Александру, для Елизаветы Алексеевны была первым потрясением. Вторым потрясением станет приход к власти Павла I, внесшего в их жизнь жестокость и подозрительность. В этой непростой обстановке Елизавета родила в 1799 году дочь Марию, которая умрет, не прожив и двух лет. Елизавета окаменела от горя. В 1801 году был задушен император Павел. На престол взошел Александр I. В эти трагические дни, став, императрицей, Елизавета, единственная из всего двора вела себя достойно. Елизавета Алексеевна пыталась оказать мужу всяческую нравственную поддержку. Вряд ли ей была известна истинная подоплека свершившегося государственного преступления, но она, как и большинство, чувствовала явное облегчение и смотрела в будущее с надеждой. В числе сторонниц бывшего императора она явно не была, хотя, разумеется, не могла одобрять и цареубийства.

В момент смерти Павла два старших сына Александр и Константин находились в Михайловском замке под домашним арестом и ждали грозы от отца, не ведая за что. О заговоре против отца Александр знал; но он и мысли не допускал о возможности кровавой развязки. Поэтому, когда Пален, выйдя из покоев Павла, сообщил ему о происшедшем, Александр упал в обморок, очнувшись, пришел в сильное отчаяние. Палену трудно было убедить Александра "начать царствовать" и только резким криком привел его в себя. Александр шел в тронный зал с опущенной головой, едва передвигая ноги. Пален, видя состояние Александра, сказал, что не время теперь переживать, благополучие сорока миллионов людей зависит от его твердости. Александр неуверенно спросил, что он скажет людям, Пален ответил, скажите только: "Государь император скончался. Все при мне будет, как при бабушке. Но ради Бога – веселее, ну с Богом! " Александр с балкона: – "Государь скончался. Все при мне будет как при бабушке..." Состояние Александра было ужасно.

Его подавленность, глубокую грусть и раскаяние Пален объяснял слабым характером молодого императора, которого он только что посадил на трон и обращался с ним как с мальчишкой. Елизавета Алексеевна своим мужеством и здравомыслием помогла ему справиться с этой тяжелой ситуацией. Когда он, застигнутый врасплох известием о внезапной кончине отца, потерялся, поделился с Елизаветой: он не может забыть, годы пройдут, вечность, но это никогда не забудешь, как ему царствовать... Елизавета в ответ сказала твердо: надо... Вступив на престол, Александр понимал, что должен показать решительность в глазах общества и в удобных случаях начал карать участников убийства отстранением их от должностей, а некоторых – даже ссылками Александр часто уединялся, снова и снова переживая эту ужасную ночь, ежедневно узнавая новых исполнителей, новые детали убийства отца. Заговорщики напоминали новому императору, что благодаря ним он император. Особенно тяжело было ему видеть, графа Палена. Мать Александра требовала от сына наказать убийц его отца.

Личность Александра формировалась под воздействием двух домов: императрицы Екатерины, которая забрав его у родителей, восхищалась его здоровьем, красотой и веселым добрым характером, и родительским, где он тоже старался казаться любящим сыном, но гнетущая обстановка в доме родителей часто вынуждала избегать их. Переезжая из дома в дом, он приучился играть двойную роль любящего и уважительного и внука и сына. Эта ситуация вытравила из характера Александра искренность и сделала его двуличным. Он был высокообразован, благодаря передовому воспитателю швейцарского происхождения Лагарпу и специальной программе обучения, разработанной самой бабушкой Екатериной. В письмах Александра к Лагарпу имеются следы политических мечтаний крайнего оттенка. Он желает свободных учреждений для страны и даже отмены крепостного права, мечтает привести государство к идеальному порядку силой законной власти, а затем от этой власти отказаться добровольно (мечта о лучшем образце революции).

В сентябре 1801 года двор переселился по случаю коронации в Москву. Елизавета Алексеевна тяготилась постоянными балами, обедами и ужинами и вернулась в Петербург, чувствуя себя крайне утомленной. Здесь ее ждала весть о несчастье – в Швеции скончался ее отец, баденский маркграф Карл-Людвиг. В течение следующей зимы она из-за траура мало выезжала в свет. В это время начинается увлечение Александра I княжной Марией Антоновной Нарышкиной, и уже на исходе 1803 года в письмах Елизаветы Алексеевны начинают звучать грустные нотки, полунамеки и жалобы на тягостные предчувствия. Мария Нарышкина хвасталась перед нею очередной беременностью, 10 июня 1804 года императрица писала своей матери: "Говорила ли я вам, что первый раз она бессовестно сообщила мне о своей беременности, которая была еще в начале, так что я могла бы отлично не заметить ее. Я нахожу, что для этого нужно обладать невероятной наглостью, это было на балу, и ее положение было не так заметно, как теперь. Я разговаривала с ней, как со всеми остальными, и осведомилась о ее здоровье. Она ответила, что чувствует себя не совсем хорошо: "так как я, кажется, беременна".

Я отлично знала, от кого она могла быть беременна. Не знаю, что будет дальше и чем все это кончится; знаю только, что я не стану портить характер и здоровье ради человека, того не стоящего, но терпение может иногда превзойти человеческие силы". Несомненно, все это доставляло Елизавете Алексеевне особые страдания, потому что отсутствие детей в семье царствующего монарха превращалось в проблему государственного значения. Демонстративное поведение М. А. Нарышкиной могло убедить всех, что виновна в таком положении именно императрица Елизавета Алексеевна. После дворцовых потрясений и охлаждения мужа ее бросило в объятия офицера Алексея Охотникова. От этой связи Елизавета Алексеевна в 1806 году родила дочь. Быть может, это был некий способ самоутверждения.

Это долгожданное материнство на какое-то время вернуло ей счастье. Следующий 1807 год прошел для Елизаветы Алексеевны в заботах о ребенке. Она нянчилась с малюткой целыми днями и отдавала ей все свое внимание. В это время умерла от чахотки ее любимая фрейлина и подруга Н. Ф. Голицына, и Елизавета Алексеевна взяла на попечение ее старшую дочь, тоже Лизу. Но этим мечтам не суждено было сбыться: через полтора года умерла ее дочь (у девочки резались зубы, и врачи не смогли справиться с возникшим воспалением). Горе Елизаветы Алексеевны было безмерным. Четыре дня и четыре ночи она провела без сна у тела дочери, пока оно не было перенесено в Невскую лавру. Сардинский посланник при русском дворе Жозеф де Местр вспоминал, как врач Виллие, утешая императора, сказал, что он и императрица еще молоды и у них еще могут быть дети. "Нет, друг мой, – ответил император, – Господь не любит моих детей". (Эти слова оказались пророческими: у супругов детей больше не было). Горе, постигшее императрицу, самым тяжелым образом отразилось на ее здоровье, потому что она переживала его в полном духовном одиночестве. Александр I возобновил отношения с М. А. Нарышкиной, причем оказывал ей все внешние знаки внимания, что глубоко ранило императрицу. Вдовствующая императрица Мария Федоровна явно не любила невестку, часто публично высказывала ей всякого рода замечания. Это отдаляло императрицу и от остальных членов царской семьи, находившихся под влиянием Марии Федоровны.

Елизавета находит утешение в чтении книг, она много читает и все больше серьезную литературу. Постепенно ее кабинет превращается в большую библиотеку. Единственно, что ей теперь остается – терпеть. Разыгравшиеся драматические события 1812 вынужденно оторвали ее от личных переживаний, вызвали в ней небывалый подъем духа и подвигли ее к совершенно новой деятельности. В письмах к матери в Германию она подробно описывала ход военных действий, восхищалась героизмом русских воинов и признавала, что именно теперь окончательно почувствовала Россию своей. Ей открылась и оборотная сторона войны: сотни раненых и искалеченных воинов наполнили Россию, многие семьи остались без кормильца. По ее инициативе возникает патриотическое общество, которое официально начало свою деятельность 12 ноября 1812 года. Его задачи были многообразны: выдача пособий, размещение больных и раненых в больницах, создание сиротских домов и казенных школ для обучения детей погибших офицеров. В этом же году было создано Сиротское училище и при нем Дом трудолюбия для обучения и содержания на казенный счет дочерей офицеров, павших на войне. Впоследствии это учебное заведение, постоянное опекаемое императрицей, стало называться Елизаветинским институтом. Все это усилило ее популярность в русском обществе.

В годы войны Елизавета Алексеевна виделась с императором Александром I лишь урывками, потому что он постоянно находился при армии. За годы, проведенные в разлуке с Россией, Елизавета Алексеевна еще больше отдалилась от императора и от царской семьи, где она как никогда чувствовала себя чужой и одинокой. По складу своего характера склонная к меланхолии и отрешению, она думала, чуть ли не о разводе, мечтая закончить жизнь где-нибудь в тихом уединении, но непременно в России. Ее отчаяние усилилось вследствие нового постигшего ее несчастья. Маленькая Лиза Голицына, которую она воспитывала после смерти Н. Ф. Голицыной и которая неотлучно при ней находилась, стала хворать и в декабре 1816 года умерла. Это новое горе воскресило воспоминания о собственной дочери, и Елизавета Алексеевна буквально не находила в себе сил и далее сопротивляться судьбе, страдала молча.

Елизавета Алексеевна целиком предалась благотворительной деятельности в рамках созданного ею Женского патриотического общества, в ведении которого к 1821 году были уже упомянутое Сиротское училище и еще шесть школ в Петербурге. По воспоминаниям приближенной к императрице фрейлины Саблуковой, она тратила на цели благотворительности почти все свои личные средства. Внутри царской семьи положение Елизаветы Алексеевны оставалось весьма сложным. В июле 1817 года состоялось бракосочетание великого князя Николая Павловича, будущего русского императора, с принцессой Шарлоттой Прусской. В письме от 3 мая этого же года Николай, давая своей невесте наставления, подчеркивал, что та должна неукоснительно повиноваться Марии Федоровне, но не допускать ни малейшей откровенности с императрицей Елизаветой. В 1817 году Елизавета Алексеевна познакомилась с Н. М. Карамзиным Отношения императрицы с историком сразу стали довольно сердечными и приняли характер взаимного доверия.

Карамзин сумел заинтересовать Елизавету Алексеевну своими беседами, читая ей "Историю государства Российского". Частенько для практики в русском языке императрица сама читала вслух произведения историка, и при этом происходил оживленный обмен мыслями. За последующие годы доверие Елизаветы Алексеевны к историку настолько возросло, что она начала читать ему свои дневники за все время пребывания в России. Бывали случаи, когда она не решалась читать вслух некоторые отрывки слишком интимного свойства, тогда она передавала тетрадь Николаю Михайловичу, и он, молча, прочитывал отмеченные строки. Этот свой дневник императрица хотела завещать Карамзину. Но ее желание не было исполнено. Карамзин скончался через две недели после нее, доверив на смертном одре ее волю князю Александру Николаевичу Голицыну. Только тогда все обстоятельства этой многолетней дружбы императрицы с русским историком стали известны царскому семейству. После смерти Карамзина дневники Елизаветы Алексеевны оказались в руках людей, не понимавших и не любивших ее при жизни. Император Николай I нашел более целесообразным предать все забвению и, к сожалению, этот драгоценный материал (дневники) сжег по соглашению с императрицей Марией Федоровной.

В начале 1820-х годов Елизавета Алексеевна пережила несколько тяжелых потерь: умерла верная ее подруга графиня Варвара Головина. Вслед за ней – сестра Амалия, которая приехала с Елизаветой Алексеевной в Россию еще в ту далекую пору, когда Екатерина выбирала среди них невесту для любимого внука и наследника, и прожила при русском дворе всю жизнь. "Императрица Елизавета от горести похудела и не перестает плакать о сестре", – писал Карамзин Дмитриеву 27 ноября 1823 года. С этого времени она почувствовала признаки серьезного недомогания, стали повторяться сердечные приступы. Для нее стали утомительны пешие прогулки, и врачи запретили ей ее любимое развлечение – верховую езду. 1824 год принес ей много новых огорчений. В январе император заболел тяжелым воспалением, и жизнь его оказалась в опасности. Елизавета Алексеевна во все время болезни самоотверженно за ним ухаживала, и с этого момента началось новое сближение супругов. В июне они пережили новое горе: скончалась от чахотки восемнадцатилетняя дочь М. А. Нарышкиной, последняя из оставшихся в живых дочерей императора, к которой он был очень привязан. Елизавета Алексеевна отнеслась к переживанию императора с полным пониманием и совершенно искренне скорбела о юной девушке, умершей накануне своей свадьбы. Какая-либо ревность уже была неуместна, потому что у них было слишком много общих потерь. Но на этот раз император был по-настоящему обеспокоен и советовался с врачами, где лучше было бы больной провести зиму. Говорили об Италии, но, помимо политических соображений, сама императрица и слышать не хотела о поездке за границу. Совещания ничем не закончились, тем более внимание было отвлечено страшным наводнением в Петербурге. Зиму Елизавете Алексеевне пришлось провести в тяжелом петербургском климате, и это окончательно подорвало ее здоровье. К весне положение стало настолько серьезным, что врачи решительно заявили, что она не сможет провести осень и зиму на севере.

После долгих переговоров выбор пал на Таганрог. Вопрос о ее местопребывании был решен императором с врачами без участия Елизаветы Алексеевны. Верная своему принципу ни во что не вмешиваться, она молча согласилась. Конец лета 1825 года прошел в приготовлениях к дальней поездке. Архитектору Шарлеманю было поручено съездить в Таганрог и, выбрав соответствующее помещение, привести все в порядок к приему высоких гостей. Император отправился из Царского Села на юг 1 сентября 1825 года и прибыл в Таганрог 13 сентября. Два дня спустя, 3 сентября, покинула столицу Елизавета Алексеевна; она ехала тем же путем, но гораздо тише, чтобы не утомляться, и приехала в Таганрог десятью днями позже, чем император.

На третий день путешествия она писала матери, что благодаря заботливости императора, который сам составил маршрут и, проезжая вперед, делал все нужные распоряжения и предусматривал все до мельчайших подробностей, ее путешествие было обставлено всевозможными удобствами и она не чувствовала ни малейшего утомления. Напротив, она выразила матери свою радость по поводу того, что уехала из Петербурга и могла отдохнуть от той жизни, которая ее тяготила: "Никаких визитов, никаких записок, на которые нужно отвечать, никого, кто бы постоянно отвлекал по пустякам".

23 сентября она благополучно прибыла в Таганрог и была встречена на последней станции перед городом Александром Павловичем. Сначала супруги отправились в греческий Александровский монастырь, где выслушали благодарственный молебен. Елизавета Алексеевна чувствовала себя настолько хорошо, что без посторонней помощи вышла из экипажа и выслушала богослужение стоя. Оттуда они направились в приготовленный дом градоначальника, называвшийся Таганрогским дворцом, но по скромности и простоте своей представлявшим как благоустроенное хозяйство, или усадьбу зажиточного провинциального помещика. В этом доме Александр Павлович и Елизавета Алексеевна почти целый месяц прожили тихо и уютно. В октябре императорская чета съездила на несколько дней на Дон и посетили Новочеркасск. Возвращаться в Петербург императору явно не хотелось, и это было по душе Елизавете Алексеевне, которой явно понравилось на новом месте. Вероятно, это был самый счастливый месяц за последние двадцать лет их жизни.

А развернувшиеся дальше трагические события нашли отражение в дневнике Елизаветы Алексеевны, который, к счастью, не был отправлен в огонь. Как известно, Александр Павлович заболел после поездки в Крым по приглашению М. С. Воронцова. Елизавета Алексеевна вела подробные записи о его болезни, которые помогают нам лучше понять и ее отношение к мужу, и ее характер. В эти дни, словно чувствуя неизбежность скорой и вечной разлуки, они впервые наслаждались тихим семейным счастьем. Елизавета Алексеевна почувствовала себя почти здоровой, полюбила морские прогулки. Ее глубоко трогали постоянные знаки внимания, на которые не скупился Александр Павлович. Им впервые со времен молодости было хорошо вдвоем. Елизавета Алексеевна далеко не сразу поняла, что болезнь ее мужа смертельна. Она не отходила от умирающего, сама закрыла ему глаза, приняв его последний вздох.

Письма ее этих дней полны неподдельного отчаяния. В них вылились те чувства, которые Елизавета Алексеевна питала к своему супругу всю жизнь и которые таила в глубине души. Потеря была особенно непереносимой потому, что именно в последние месяцы началось ее новое сближение с мужем. Через два дня после кончины Александра Павловича она писала матери: "Пишу вам, дорогая мама, не зная, что сказать. Я не в состоянии дать отчет в том, что я чувствую: это одно непрерывное страдание, это чувство отчаяния, перед которым, я боюсь, моя вера окажется бессильной. Боже мой! Это кажется выше моих сил! Если бы он не оказывал мне столько ласки, если бы он не давал мне до последней минуты столько доказательств своего нежного расположения. Мне суждено было видеть, как испустил дух этот ангел, сохранивший способность любить, когда он уже потерял способность понимать. Что мне делать с моей волей, которая была подчинена ему, что мне делать с жизнью, которую я готова была посвятить ему! Мама, мама, что делать, как быть! Впереди все темно...

Что касается меня, я могу сказать совершенно искренно: для меня, отныне, ничто не существует. Для меня все безразлично, я ничего не жду, я ничего не желаю, я не знаю, что я буду делать, куда я поеду, я знаю одно, что я не вернусь в Петербург: для меня это немыслимо!

Я принесла ему в жертву свою волю, как в повседневной жизни, так и в более важных делах. Вначале это требовало усилия, со временем это стало отрадою; я смешивала свою покорность его воле с покорностью воле Божьей, так как я считала это своим долгом; когда я колебалась в чем-нибудь, я говорила: он этого хочет! И хотя это не совпадало с моим желанием, но я была довольна. Теперь я не знаю, как устроить свою жизнь". Эти письма разрушают все сомнения насчет правдивости легенды, превратившей императора Александра в сибирского старца Федора Кузьмича. Елизавета Алексеевна явно не могла быть сообщницей своего супруга и так натурально изображать безмерное горе. Она действительно не могла решить ничего определенного насчет устройства своей будущей жизни. Она категорически отказалась возвращаться в Петербург. По завещанию Александра Павловича, ей достались два дворца – Ораниенбаумский и Каменноостровский. Она уступила их великому князю Михаилу Павловичу и его супруге. Она отказалась и от оклада в миллион рублей в год, который был назначен ей императором Николаем. Обсуждался вопрос о том, чтобы поселиться в каком-нибудь из подмосковных имений, и ей было предложено несколько вариантов. Но к решениям она пока была не готова. Тело Александра Павловича было отправлено в Петербург, а Елизавета Алексеевна оставалась в Таганроге до конца апреля 1826 года, потому что состояние ее здоровья исключало возможность переезда. Она выехала из Таганрога 22 апреля, и в Калуге должна была встретиться с вдовствующей императрицей Марией Федоровной, выехавшей ей навстречу. Но она успела доехать только до Белева. О последних ее днях сохранились подробные записки ее секретаря Н. М. Лонгинова, сопровождавшего императрицу в этом путешествии.

Долгая дорога, по-видимому, оказалась для нее непосильным испытанием. За день до смерти Елизаветы Алексеевны ее кортеж прибыл в Орел, и она пожелала тут же отправиться дальше, в Белев. "Ее Величество, на мой взгляд, выглядела очень плохо; на ней была шляпа с большими полями, и она старалась скрыть под ними свое лицо. Хотя в комнате был полумрак, но я все-таки заметил, что ее лицо горело, глаза ввалились и были тусклы; голос ее прерывался и был беззвучен, словно она охрипла. Баронесса Розен получила позволение стать в зале на ее проходе и стояла подле Валуевой. Государыня подошла к ней и, когда баронесса нагнулась, чтобы взять руку Ее Величества и поцеловать ее, императрица отняла руку и нагнулась, чтобы поцеловать ее. Это движение, вероятно, очень утомило государыню, при наклонах чувствовала сильную боль в желудке. К тому же императрица не любила, чтобы ей целовали руку даже тогда, когда она была здорова. Государыня была так слаба, что, отходя от баронессы, она шаталась.

Дойдя до половины зала, Ее Величество попросила подать ей мантилью. Лакей набросил ее на плечи государыни так ловко, что поправлять ее не было надобности, но государыня не двигалась с места, делая вид, что она оправляет вуаль и мантилью, то с одной, то с другой стороны. Я прекрасно видел, что она делала это только для того, чтобы отдышаться. Сделав три-четыре шага и не будучи в состоянии идти дальше, она села в кресло, неподалеку от дверей, и, просидев минуты две, встала и пошла. Пройдя переднюю, она попросила князя Волконского дать ей руку, чтобы сойти с лестницы. Это было необычайно, так как ее величество спускалась всегда одна. На лестнице она снова была вынуждена остановиться, чтобы отдышаться, но не пожелала сесть в предложенное ей кресло. Отдохнув с минуту, она сошла с лестницы и села в карету. Поездка из Орла в Белев была не по ее силам, дальняя и трудная, тем более что дорога была испорчена дождями..."

Откуда брались силы у умирающей женщины не только выдерживать тяготы такого путешествия, но и пытаться сохранять то достоинство и независимость, которые ей всегда были свойственны? Но по приезде в Белев, вечером, она поняла, что не сможет продолжать путь, и велела известить об этом Марию Федоровну, ожидающую ее в Калуге, прося ее приехать в Белев. Поистине драматично описание Н. М. Лонгиновым ее последней трапезы, когда, пытаясь скрыть от присутствующих свое состояние, она совершала поистине героические усилия: "Я сидел за столом напротив ее величества. Говорить ей уже было трудно: она насилу дышала....За обедом она кушала только суп, но всякая ложка супа производила жесточайший кашель, и это так утомляло ее, что от этого одного у ней мог пропасть аппетит. ... Подали вареную рыбу. Ее величество долго ловила ее вилкой, пока ей удалось захватить и положить в рот кусочек величиной с горошинку". Отправившись спать, Елизавета Алексеевна не разрешила никому ночевать в ее комнате, ссылаясь на то, что ей это может помешать. Она уверила всех, что у нее хватит сил позвонить, если понадобится какая-то помощь. Ночью она звонила несколько раз, прося то поправить подушки, потому что она могла спать только в полусидящем положении, то дать ей лекарства. В последний раз она вызвала к себе горничную в четыре часа утра, спросив, нет ли поблизости кого-нибудь из врачей. Но когда ей предложили привести врача, она отказалась. Горничная, тем не менее, отправилась за врачом, и он явился через пятнадцать минут, но императрица уже спала вечным сном, и ему оставалось только констатировать смерть.

Она ушла так же тихо, как и жила. "Ее мало знали при жизни, – говорил князь П. Вяземский. – Как современная молва, так и предания о ней молчаливы". Людям, плохо ее знавшим, она казалась безучастной и холодной. Карамзину она как-то призналась: " ее нежелание быть на виду доходило до того, что она сетовала на собственную женскую привлекательность, нередко стоя перед зеркалом для убранства, досадовала на дары природы, которые достались ей".

Все современники, лично знавшие императрицу, единодушно свидетельствовали, что она была очень хороша собой, стройна, грациозна, до конца жизни сохраняла величественную осанку и мелодичный голос. При этом она была прекрасно образована, в совершенстве владела французским языком, на котором обычно писала, была сведуща во многих науках, следила за литературными новинками. В то же время, по самим свойствам своего характера, она была совершенно не приспособлена к тому, чтобы защищать собственные мнения и интересы, неизменно предпочитала уходить в сторону и замыкаться в горделивом одиночестве. Она не любила давать волю чувствам, страдала молча, скрыто и оттого казалась холодной и бесцветной. Не исключено, что люди такого типа черпают сладость в самом страдании. И потому вся жизнь ее прошла под флером печали.

Вероятно, она просто не была создана для той роли, которую ей назначила судьба, а изначально нуждалась только в обычном женском счастье, которое, скорее всего, могла бы обрести в детях, если бы Бог дал ей счастливое материнство, и в тихих семейных радостях. И, может быть, эту именно эту сокровенную женственность ее натуры юный Пушкин выразил как всегда точно – словами "приветная краса".

В браке Александра Павловича и Елизаветы Алексеевны родились двое детей:

Мария 1799 - 1800 умерла в младенчестве;

Елизавета 1806 - 1808 умерла в младенчестве;

Отцовство обеих девочек в императорской семье считалось сомнительным - первую считали родившейся от Чарторыйского; отцом второй был кавалергардский штаб-ротмистр Алексей Охотников.

“Мой милый друг. Я буду Вас любить всю жизнь”
Александр I - Елизавете Алексеевне.

“Я тоже люблю Вас всем сердцем и буду любить Вас всю мою жизнь.
Ваша преданнейшая и покорнейшая суженная. Луиза”.
Елизавета Алексеевна - Александру I.

Принцесса Луиза Мария Августа родилась в Карлсруэ, 13 января 1779 года в семье Карла Людвига Баденского и Амалии Гессен-Дармштадтской.
Луиза Мария Августа вместе со своей младшей сестрой Фредерикой повторили судьбу своей матери, которая вместе с сёстрами Вильгельминой и Луизой рассматривалась в 1772 году в качестве невесты для великого князя Павла. В 1790 году на баденских принцесс обратила внимание императрица Екатерина II, желавшая женить старшего внука Александра. Александру оставалось только выбрать из двух сестер, и его избранницей оказалась старшая — Луиза.
Первая встреча Луизы и Александра состоялась 2 ноября 1792 года. По словам жены Павла Петровича великой княгини Марии Федоровны, Луиза, “увидя Александра, побледнела и задрожала; что касается Александра, то он был очень молчалив и ограничился только тем, что смотрел на нее, но ничего ей не сказал, хотя разговор был общий”.

Но уже через несколько дней все сомнения о том, понравятся ли молодые люди друг другу, исчезли. Александр казался счастливым и влюбленным. Он и Луиза обмениваются записками самого нежного содержания. Александр сообщает принцессе: “Мой милый друг. Я буду Вас любить всю жизнь” . В ответ Луиза признается: “Я тоже люблю Вас всем сердцем и буду любить Вас всю мою жизнь. Ваша преданнейшая и покорнейшая суженная. Луиза”.
Девушка быстро завоевала симпатию Екатерины и всего двора. По словам статс- секретаря императрицы А.В. Храповицкого, “никто при виде ее не мог устоять перед ее обаянием”.

“Все говорили, что обручают двух ангелов , — писала Екатерина. — Ничего нельзя вообразить прелестнее этого 15-летнего жениха и 14-летней невесты; притом, они очень любят друг друга. Тотчас после обручения принцессы она получила титул великой княжны ”.

О красоте императрицы говорили не только художники — самые обычные, простые люди восторгались прелестной внешностью императрицы. “Жена Александра Павловича была красоты неописанной, совершенно ангельское лицо”, — бесхитростно восторгалась московская барыня Елизавета Янькова, делясь с внуками своими воспоминаниями.

“Трудно передать всю прелесть императрицы: черты лица ее чрезвычайно тонки и правильны: греческий профиль, большие голубые глаза, правильное овальное очертание лица и прелестнейшие белокурые волосы, — писал в ту пору один саксонский дипломат. — Фигура ее изящна и величественна, а походка чисто воздушная. Словом, императрица, кажется, одна из самых красивых женщин в мире. Характер ее должен соответствовать этой приятной наружности. По общему отзыву, она обладает весьма ровным и кротким характером; при внимательном наблюдении в выражении ее лица заметна некоторая меланхолия... Общественная жизнь императрицы так же проста, как и жизнь ее августейшего супруга. Чтение, прогулки и занятия искусствами наполняют ее досуг”.

Великий русский поэт Александр Пушкин, ненавидевший Александра I, посвящает императрице восторженные стихи:

На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден царей забавить
Стыдливой музою моей.
Но, признаюсь, под Геликоном,
Где Касталийский ток шумел,
Я, вдохновленный Аполлоном,
Елизавету втайне пел.
Небесного земной свидетель,
Воспламененною душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветливой красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.

Официальная версия смерти Александра I и Елизаветы Алексеевны.

Последние сутки император почти не приходил в сознание. В четверг 19 ноября 1825 года началась агония, к дыханию примешивались стоны, свидетельствующие о страданиях больного. Дыхание становилось все короче.
В три четверти одиннадцатого император Александр I испустил последний вздох. Ему было всего 47 лет. Елизавета Алексеевна опустилась на колени и долго молилась. Потом перекрестила императора, поцеловала его и закрыла ему глаза...

Потрясенная горем, Елизавета Алексеевна пишет в тот вечер своей матери маркграфине Амалии Баденской и вдовствующей императрице. Это вскрик смертельно раненного человека, раздавленного безысходным горем...
“О, матушка! Я самое несчастное существо на земле! Я хотела только сказать вам, что я осталась в живых после потери этого ангела, страшно измученного болезнью и который, тем не менее, постоянно находил для меня улыбку или ласковый взгляд даже тогда, когда он не узнавал никого. О, матушка, матушка, как я несчастна, как вы будете страдать вместе со мною! Великий Боже, что за судьба! Я подавлена печалью, я не понимаю себя, не понимаю своей судьбы, одним словом, я очень несчастна...”

21 апреля 1826 года Елизавета Алексеевна покинула Таганрог и через Харьков направилась в Калугу, где ее должна была встречать императрица Мария Федоровна.
Но состояние Елизаветы Алексеевны с каждым днем становилось все хуже.
Весна в тот год выдалась дождливой, все дороги оказались размыты дождем, и поездка оказалась очень утомительной и тяжелой для больной Елизаветы Алексеевны.
Вечером 3 мая 1826 года карета императрицы въехала в уездный город Белев, где и остановились для ночлега в доме купцов Дорофеевых. С трудом Елизавета Алексеевна поднялась на второй этаж в приготовленные для нее комнаты.

Говорила тихо, но скоро и смотрела на все бегло. Причесав ее величеству косу, г-жа Малышевская оставила ее с дежурной в тот день г-жой Тиссо, от которой я слышал, что слабость ее величества дошла до такой степени, что она, ложась в постель, не могла поднять на кровать ноги. В сию ночь государыня не почивала до пяти часов утра, принимая два раза капли и порошки, и спросила около сего времени доктора. Когда Тиссо доложила, что пошлют за ним, государыня сказала, что посылать не нужно, и, подтвердив о сем два раза, заключила тем, что ей очень хорошо и что она хочет уснуть, приказала идти спать и Тиссо. Все убеждения сей девицы позволить остаться были тщетны: государыня настоятельно требовала оставить ее одну.
Лейб-медик Рейнгольд, в разговоре с которым о слабости здоровья ее величества прошло довольно много времени, но призыву все не было. Хотя он и не одобрял девиц сих, что сон может подкрепить силы ее величества, но Тиссо опять решилась войти в спальню и вышла оттуда встревоженная. Необыкновенная белизна в лице государыни и открытый рот весьма ее испугали, что побудило войти в спальню в ту же минуту и Рейнгольда, который по довольном сначала рассматривании государыни через ширмы подошел наконец к кровати. Но монархиня покоилась уже вечным сном”.

Легенда о Вере Молчальнице.

Легенда имела своих ярых противников и почитателей. Среди тех, кто верил в ее подлинность, были Лев Толстой, великий князь Александр Михайлович, историк князь В. Барятинский. С иронией относился к гипотезе великий князь Николай Михайлович.

Устав от времени власти, они (Александр и Елизавета), сымитировав собственную смерть (в тайну были посвящены лишь несколько приближенных), отправились странствовать по России. Александр - под именем впоследствии прославившегося благими делами странника Федора Кузьмича. Елизавета назвалась монахиней Верой и приняла обет молчания на 25 лет, до самой смерти. Свою жизнь эта женщина закончила в Сырковском монастыре, расположенном в пригороде Новгорода, совершив несколько чудес, - во имя Бога, бывшего российского государя и русского народа.

К склепу в закрытом Сырковском монастыре в окрестностях Великого Новгорода приезжают сотни паломников. Точнее, паломниц. Считается, что похороненная здесь женщина помогает в семейных делах. Дорога к чудесному месту протоптана и летом, и зимой.

Приезжают из Москвы, Питера, Пскова, даже иногда из-за границы, например не так давно были две дамы из Финляндии, - рассказала нам местная жительница Евгения. - Летом, в разгар экзаменов, особенно много просящих, чтобы их дети успешно поступили в вузы. Многие матери приезжают накануне свадьбы сына или дочери, просят, чтобы сложилась семья.

Бабушки и дедушки нам рассказывали, что под именем Веры скрылась от мира царица Елизавета, супруга царя Александра Первого, - говорят местные жители.

По официальной версии, в 1825 году Александр в возрасте 48 лет неожиданно умер в Таганроге, откуда его тело вроде бы перевезли в Петропавловскую церковь. Были пышные похороны, однако гроб почему-то не открывали.

По мнению историка Людмилы Белозеровой, император инсценировал свою смерть, а сам отправился странствовать по России.

А сейчас ее душа помогает женщинам. В теплое время года на могиле Веры-Елизаветы всегда живые маргаритки. Когда срываешь цветок, охватывает удивительный покой. Местные говорят, цветы можно рвать сколько угодно, их меньше не становится.

Составлено на основе источников:

Императрица Елизавета Алексеевна

Похороны такой личности, как русский император, требуют серьезного приготовления - вскрытие, бальзамирование, императрицу надо было удалить из дворца. Князь Волконский подыскал местожительство для Елизаветы Алексеевны. Она не хотела уезжать и сказала Волконскому: «Я уверена, что вы разделяете со мной мое несчастье, но неужели вы думаете, что меня привязывает одна корона к моему мужу? Я прошу вас не разлучать меня с ним до тех пор, пока есть возможность». После чего никто ее не смел просить, и она оставалась одна в своих комнатах и ходила беспрестанно к телу без свидетелей, но в конце концов была вынуждена покориться.

20 ноября она оставила дворец, переехав в частный дом семьи Шихматовых, где пробыла десять дней. Отрывок из письма неизвестного лица из семьи Шихматовых матери: «Сего дня 18-го поутру прислал князь Волконский к моему зятю просить, чтобы он приготовил свой дом на случай всеобщего несчастья для императрицы, которую они располагали перевезти к нам…»

В том, что Волконский искал жилье для императрицы за день до смерти мужа, Барятинский видит одно из доказательств не смерти, а ухода императора. Как можно при живом человеке делать подобные приготовления? Тем более что в одном из дневников-свидетельств написано, что императору стало лучше? А вот с точки зрения Барятинского, еще одно доказательство: письмо Елизаветы Алексеевны матери, маркграфине Баденской, от «решающего» 11 ноября: «Где убежище в этой жизни? Когда вы думаете, что все устроили к лучшему и можете вкусить этого лучшего, является неожиданное испытание, которое отнимает от вас возможность насладиться окружающим…» Барятинский считает, что «неожиданное испытание» - это уход императора. Может быть, когда ты плотно «в материале», прочувствовал все до мелочи, каждый факт имеет особый смысл, но, на мой взгляд, здесь «неожиданное испытание» - всего лишь болезнь мужа.

Но помечтаем, представим себе, как все могло быть. Наверное, и раньше Александр говорил жене, что собирается оставить трон, но никогда не говорил так ясно, не те у них были отношения, а на этот раз все точки на «i» были поставлены. Он уходит с политической арены, вместо него похоронят другого. Что должна была испытать Елизавета Алексеевна? Если он сообщил свою тайну жене, то, наверное, они обсуждали их будущее. Предположим, что он предложил императрице выбор - последовать за ним или остаться в России вдовствующей императрицей. Разумеется, при всем желании она не могла выбрать первый вариант. Она была хранительницей тайны, это обязывало к определенному поведению. Разве что потом, когда страсти утихнут, она попросит отпустить ее к матери, и ей позволят уехать… А уж из Германии все пути открыты. Но куда открыты эти пути? Вряд ли Елизавету Алексеевну устроила бы жизнь в худой избе при казенном Краснореченском винокуренном заводе, а именно там жил таинственный Федор Кузьмич. Но почему обязательно Сибирь? Может, император Александр осел где-нибудь на берегах Рейна, как мечталось в молодости, или вообще уехал в Америку, уж там и вместе с супругой можно было бы затеряться. Замечательный сюжет для нашего кинематографа!

Как уже говорилось, Елизавета Алексеевна перестала вести дневник после 11 ноября. Можно предположить, что он просто был уничтожен. Барятинский предполагает, что эта часть дневника, равно как и записки матери Марии Федоровны, касающиеся этого периода, были уничтожены Николаем I. Романовы желали сохранить тайну смерти Александра I.

Вот письма Елизаветы Алексеевны, написанные после смерти мужа.

19 ноября, письмо матери: «Я самое несчастное создание на земле. Я хотела сказать Вам только, что я еще существую после потери этого ангела, который, несмотря на измучившую его болезнь, всегда находил для меня благосклонную улыбку или взгляд, даже когда он никого не узнавал. О, матушка, матушка! Как я несчастна, как Вы будете страдать вместе со мной! Боже, какая судьба! Я подавлена горем, я не понимаю самое себя, я не понимаю своей судьбы, словом - я очень несчастна…»

Письмо императрице Марии Федоровне: «Дорогая матушка! Наш ангел на небе, а я - на земле; о, если бы я, несчастнейшее существо из всех тех, кто его оплакивает, могла скоро соединиться с ним! Боже мой! Это почти свыше сил человеческих, но раз Он это послал, нужно иметь силы перенести. Я не понимаю самое себя. Я не знаю, не сплю ли я; я ничего не могу сообразить, ни понять моего существования! Вот его волосы, дорогая матушка! Увы! Зачем ему пришлось так страдать? Но теперь его лицо хранит только выражение удовлетворенности и благосклонности ему свойственной. Кажется, что он одобряет все то, что происходит вокруг него. Ах, дорогая матушка! Как мы все несчастны! Пока он останется здесь, и я останусь, а когда он уедет, уеду и я, если это найдут возможным. Я последую за ним, пока буду в состоянии следовать. Я еще не знаю, что будет со мной дальше, дорогая матушка; сохраните ваше доброе отношение ко мне».

Волконский пишет в Петербург о Елизавете Алексеевне: «Здоровье вдовствующей императрицы Елизаветы Алексеевны весьма посредственно. Вот уже несколько ночей кряду изволят худо оныя проводить и чувствуют судороги в груди, принимая, однако, прописываемые г-ном Стоффрегеном лекарства. Ежедневно два раза в день изволят присутствовать у панихид».

Известие о смерти Александра I достигло Петербурга 27 ноября. Варшава получила сообщение о смерти раньше, 25-го, формально для всех Константин Павлович оставался наследником. И началась чехарда с точным установлением нового императора.