Марк Твен

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ГЕКЛЬБЕРРИ ФИННА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Моисей и тростник. - Мисс Ватсон. - Том Сойер.

Вы, вероятно, слыхали про известного сорванца Тома Сойера. А если не слыхали - не беда! Вы сейчас познакомитесь с ним. Я - друг и приятель этого самого Тома, про которого написана целая книга. В книге рассказывается, как мы с Томом нашли деньги, спрятанные в пещере разбойниками, и сделались богачами.

Судья Тэчер взял у нас эти деньги и положил их в банк на проценты, дававшие нам ежедневно по одному доллару. Я, право, даже не знаю, что делать человеку с такой кучей денег. Вдова Дуглас взяла меня к себе вместо сына и хочет сделать из меня «культурного юношу», как она говорит. Но это мне совсем не по вкусу: очень тяжело жить с утра до вечера в одной и той же квартире. К тому же вдова ужасно аккуратная и степенная женщина. Я не вынес этой жизни и сбежал. Опять нарядился в лохмотья, влез в бочку из-под сахара - и зажил на свободе в свое удовольствие. Но Том Сойер разыскал меня и заявил, что он скоро сделается атаманом разбойников и примет меня в свою шайку, если я вернусь в дом вдовы и буду жить, как приличные люди. Я вернулся.

Вдова поплакала при моем возвращении, назвала меня бедной, заблудшей овечкой. Впрочем, ничего обидного она не хотела сказать. Опять на мне новый костюм, в котором мне так тесно и неловко. Работать в этом костюме нельзя, а можно только потеть и потеть и потеть. Опять все пошло по-старому. Когда вдова звонила в колокол, все должны были садиться за стол, но и тогда не смели дотрагиваться до еды. Надо было еще ждать, пока вдова побормочет над блюдом. Этим она ничего скверного не хотела сказать про еду, хотя, конечно, мне не слишком-то нравилось, что каждое кушанье было приготовлено отдельно: суп - отдельно, жаркое - отдельно, овощи - отдельно. То ли дело у меня в бочке: все смешано в одну кучу - гораздо вкуснее!

После ужина вдова брала книжку.

После ужина вдова брала книжку и принималась учить меня про Моисея и толковать что-то такое про тростник. Уж я потел, потел, чтобы уразуметь это дело! Только раз как-то она проговорилась, что ее Моисей давным-давно помер. Тогда я перестал думать о нем: какое мне дело до каких-то покойников!

Захотелось мне покурить, и я попросил у вдовы позволения. Она не позволила. «Это, - говорит, - дурная привычка, и ты должен отучиться от нее навсегда». Бывают же на свете такие странные люди! Рассуждают о вещах, в которых ровно ничего не смыслят. Вот хоть бы вдова: хлопочет о Моисее, который ей не родня и никому не нужен, а находит дурным то, что доставляет человеку удовольствие. Сама-то ведь нюхает табак, - это, небось, ничего!

В это время приехала к ней погостить ее сестра, мисс Ватсон, тощая старая дева в очках, и стала донимать меня грамотой. Целый час она мучила меня своим букварем, и я чуть не околел с натуги. Даже вдова сжалилась надо мною и попросила дать мне передышку. Но от этого мне было не легче. Я начал смертельно скучать и завертелся на стуле. Мисс Ватсон стала придираться ко мне:

Не болтай ногами, Гекльберри!

Не скрючивайся так, Гекльберри!

Сиди прямо, Гекльберри!

Что это ты так вытянулся, Гекльберри? Когда же ты научишься наконец хорошим манерам?

Потом она стала говорить мне про ад, куда после смерти попадут нехорошие люди, а я сказал, что и мне хотелось бы туда же. Она страшно разозлилась, но я не думал ничего плохого: мне только хотелось поскорее уйти от нее, - куда угодно, лишь бы подальше. Но она продолжала вопить, что, должно быть, я очень скверный мальчишка, если могу говорить такие вещи, что она ни за что на свете не сказала бы ничего подобного и что она старается жить так, чтобы попасть прямо в рай, в царствие небесное. Но мне вовсе неохота жить в одном месте с нею, и я решил про себя, что не стоит мне становиться хорошим, а не то я и вправду могу очутиться в раю. Но, конечно, я не высказал этого вслух, потому что пользы от этого все равно никакой. Только наживешь неприятности.

А мисс Ватсон как начала, так и пошла трещать безумолку про царствие небесное. Там, говорит, только и дела у праведников что слоняться по небу с арфами и петь без конца свои песни. Подумаешь, какое удовольствие! Нет, небесная жизнь мне совсем не по вкусу; но я, конечно, не заикнулся об этом, а только спросил у мисс Ватсон, попадет ли на небо мой приятель Том Сойер.

Ну, - отвечала старуха, - на это надежда плоха.

Я, конечно, очень обрадовался: мы с Томом будем, значит, вместе.

Долго еще мисс Ватсон долбила меня; мне стало нудно и тошно. Потом созвали негров и давай молиться. А потом пошли спать. Я поднялся к себе наверх с огарком сальной свечки, поставил его на стол, сел к окошку и старался думать о чем-нибудь веселом, но веселье не шло мне на ум. Я чувствовал себя таким одиноким, что мне захотелось умереть. Сверкали звезды; печально шелестела листва. Издалека доносился крик совы, оплакивающей чью-то кончину. Где-то жалобно завыла собака, предвещая кому-то смерть, и ветер тоже нашептывал что-то очень печальное, а я не понимал, что он шепчет, и по спине у меня бегали мурашки. Потом из лесу донесся стон покойника. Так стонут привидения, когда им не лежится в могиле и они хотят сказать что-то такое, что тяготит их совесть, и не могут и должны бродить по ночам. У меня сердце замерло от страха, жутко мне было сидеть одному. Как нарочно, вдруг откуда-то взялся паук и пополз у меня по плечу. Я смахнул его прямо на свечку. И не успел я моргнуть глазом, как он сгорел. Я прекрасно знаю, что это дурная примета, угрожающая мне ужасной бедой. Мигом вскочил я на ноги, потом повернулся три раза на месте, каждый раз крестя себе грудь, а потом взял нитку, перевязал ею несколько волосков на голове, чтобы отогнать нечистую силу. Но все же не мог успокоиться.

Дрожа всем телом, я присел на кровать и вытащил трубку. В доме все спали, и можно было покурить, не боясь хозяйки. Я сидел и курил. Прошло много времени. Вдали послышался бой часов - бум-бум-бум, пробило двенадцать, и стало еще тише, чем прежде.

Вдруг в саду хрустнула ветка. Как будто кто-то копошился там внизу.

Я насторожил уши. Внизу раздалось: «Мяу! мяу!..» Ага! Вот в чем дело!

Мяу! мяу! - отвечал я как можно тише, потушил свечу и вылез через окно на крышу сарая, а потом спустился вниз по столбу и стал пробираться между деревьями, так как знал, что меня поджидает Том Сойер.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Мальчишки удирают от Джима. - Шайка Тома Сойера. - Дальновидные замыслы.

Мы крались на цыпочках по тропинке в саду между деревьями, наклоняясь, чтобы не задеть головами за ветки. Но, проходя мимо кухонной двери, я споткнулся о какой-то корень. Мы припали к земле и притаились. Негр Джим, принадлежавший мисс Ватсон, сидел на пороге кухни. Мы отлично могли его видеть, потому что в кухне горел огонь. Он поднялся, вытянул шею, прислушался одну минуту и спросил:

Кто там?

Опять прислушался, сошел на цыпочках с крыльца и остановился как раз между нами. Мы могли бы тронуть его рукой. Минуты проходили, еще и еще - и не было слышно ни единого звука, а мы лежали так близко. Вдруг у меня зачесалась нога, но я не смел почесать ее. Потом зачесалось ухо. Потом спина - как раз между лопатками. Ну, кажется, вот сейчас помру, если не почешусь. И отчего это непременно тогда зачешется, когда нельзя почесаться? Впоследствии я часто думал об этом. Непременно, когда вы среди важных людей, или на похоронах, или отвечаете урок, - одним словом, тогда, когда нельзя почесаться, у вас начнет чесаться все тело - то там, то здесь, в разных местах.

Лица, которые попытаются найти в этом повествовании мотив, будут от– даны под суд; лица, которые попытаются найти в нем мораль, будут сосланы; лица, которые попытаются найти в нем сюжет, будут расстреляны.

По приказу автора, Генерал-губернатор Начальник артиллерийского управления

В этой книге использовано несколько диалектов, а именно: негритянский диалект штата Миссури, самая резкая форма захолустного диалекта Пайк-Каунти, а также четыре несколько смягченных разновидности этого последнего. Оттенки говора выбирались не наудачу и не наугад, а, напротив, очень тщательно, под надежным руководством, подкрепленным моим личным знакомством со всеми этими формами речи.

Я даю это объяснение потому, что без него многие читатели предположили бы, что все мои персонажи стараются в говоре подражать один другому и это им не удается.

Глава I

Вы про меня ничего не знаете, если не читали книжки под названием «Приключения Тома Сойера», но это не беда. Эту книжку написал мистер Марк Твен и, в общем, не очень наврал. Кое-что он присочинил, но, в общем, не так уж наврал. Это ничего, я еще не видел таких людей, чтобы совсем не врали, кроме тети Полли и вдовы, да разве еще Мэри. Про тетю Полли, – это Тому Сойеру она тетя, – про Мэри и про вдову Дуглас рассказывается в этой самой книжке, и там почти все правда, только кое-где приврано, – я уже про это говорил.

А кончается книжка вот чем: мы с Томом нашли деньги, зарытые грабителями в пещере, и разбогатели. Получили мы по шесть тысяч долларов на брата – и все золотом. Такая была куча деньжищ – смотреть страшно! Ну, судья Тэтчер все это взял и положил в банк, и каждый божий день мы стали получать по доллару прибыли, и так круглый год, – не знаю, кто может такую уйму истратить. Вдова Дуглас усыновила меня и пообещала, что будет меня воспитывать; только мне у нее в доме жилось неважно: уж очень она донимала всякими порядками и приличиями, просто невозможно было терпеть. В конце концов я взял да и удрал, надел опять свои старые лохмотья, залез опять в ту же бочку из-под сахара и сижу, радуюсь вольному житью. Однако Том Сойер меня отыскал и рассказал, что набирает шайку разбойников. Примет и меня тоже, если я вернусь к вдове и буду вести себя хорошо. Ну, я и вернулся.

Вдова поплакала надо мной, обозвала меня бедной заблудшей овечкой и всякими другими словами; но, разумеется, ничего обидного у нее на уме не было. Опять она одела меня во все новое, так что я только и знал, что потел, и целый день ходил как связанный. И опять все пошло по-старому. К ужину вдова звонила в колокол, и тут уж никак нельзя было опаздывать – непременно приходи вовремя. А сядешь за стол, никак нельзя сразу приниматься за еду: надо подождать, пока вдова не нагнет голову и не побормочет немножко над едой, а еда была, в общем, не плохая; одно только плохо – что каждая вещь сварена сама по себе. То ли дело куча всяких огрызков и объедков! Бывало, перемешаешь их хорошенько, они пропитаются соком и проскакивают не в пример легче.

В первый же день после ужина вдова достала толстую книгу и начала читать мне про Моисея в тростниках, а я просто разрывался от любопытства – до того хотелось узнать, чем дело кончится; как вдруг она проговорилась, что этот самый Моисей давным-давно помер, и мне сразу стало неинтересно, – плевать я хотел на покойников.

Скоро мне захотелось курить, и я спросил разрешения у вдовы. Но она не позволила: сказала, что это дурная привычка и очень неряшливая и мне надо от нее отучаться. Бывают же такие люди! Напустятся на что-нибудь, о чем и понятия не имеют. Вот и вдова тоже: носится со своим Моисеем, когда он ей даже не родня, – да и вообще кому он нужен, если давнымдавно помер, сами понимаете, – а меня ругает за то, что мне нравится курить. А сама небось нюхает табак – это ничего, ейто можно.

Ее сестра, мисс Уотсон, порядком усохшая старая дева в очках, как раз в это время переехала к ней на житье и сразу же пристала ко мне с букварем. Целый час она ко мне придиралась, но в конце концов вдова велела ей оставить меня в покое. Да я бы дольше и не вытерпел. Потом целый час была скучища смертная, и я все вертелся на стуле. А мисс Уотсон все приставала: «Не клади ноги на стул, Гекльберри! «, «Не скрипи так, Гекльберри, сиди смирно! «, «Не зевай и не потягивайся, Гекльберри, веди себя как следует! «. Потом она стала проповедовать насчет преисподней, а я возьми да и скажи, что хорошо бы туда попасть. Она просто взбеленилась, а я ничего плохого не думал, лишь бы удрать куда-нибудь, до того мне у них надоело, а куда – все равно. Мисс Уотсон сказала, что это очень дурно с моей стороны, что она сама нипочем бы так не сказала: она старается не грешить, чтобы попасть в рай. Но я не видел ничего хорошего в том, чтобы попасть туда же, куда она попадет, и решил, что и стараться не буду. Но говорить я этого не стал – все равно никакого толку не будет, одни неприятности.

Тут она пустилась рассказывать про рай – и пошла и пошла. Будто бы делать там ничего не надо – знай прогуливайся целый день с арфой да распевай, и так до скончания века. Мне что-то не очень понравилось. Но говорить я этого опять-таки не стал. Спросил только, как она думает, попадет ли туда Том Сойер? А она говорит: «Нет, ни под каким видом!» Я очень обрадовался, потому что мне хотелось быть с ним вместе.

Мисс Уотсон все ко мне придиралась, так что в конце концов мне надоело и сделалось очень скучно. Скоро в комнаты позвали негров и стали молиться, а после того все легли спать. Я поднялся к себе наверх с огарком свечки и поставил его на стол, сел перед окном и попробовал думать о чем-нибудь веселом, – только ничего не вышло: такая напала тоска, хоть помирай. Светили звезды, и листья в лесу шелестели так печально; где-то далеко ухал филин – значит, кто-то помер; слышно было, как кричит козодой и воет собака, – значит, кто-то скоро помрет. А ветер все нашептывал что-то, и я никак не мог понять, о чем он шепчет, и от этого по спине у меня бегали мурашки. Потом в лесу кто-то застонал, вроде того как стонет привидение, когда оно хочет рассказать, что у него на душе, и не может добиться, чтобы его поняли, и ему не лежится спокойно в могиле: вот оно скитается по ночам и тоскует. Мне стало так страшно и тоскливо, так захотелось, чтобы кто-нибудь был со мной… А тут еще паук спустился ко мне на плечо. Я его сбил щелчком прямо на свечку и не успел опомниться, как он весь съежился. Я и сам знал, что это не к добру, хуже не бывает приметы, и здорово перепугался, просто душа в пятки ушла. Я вскочил, повернулся три раза на каблуках и каждый раз при этом крестился, потом взял ниточку, перевязал себе клок волос, чтобы отвадить ведьм, – и все-таки не успокоился: это помогает, когда найдешь подкову и, вместо того чтобы прибить над дверью, потеряешь ее; только я не слыхал, чтоб таким способом можно было избавиться от беды, когда убьешь паука.

Мы пошли на цыпочках по дорожке между деревьями в самый конец сада, нагибаясь пониже, чтобы ветки не задевали по голове. Проходя мимо кухни, я споткнулся о корень и наделал шуму. Мы присели на корточки и затихли. Большой негр мисс Уотсон – его звали Джим – сидел на пороге кухни; мы очень хорошо его видели, потому что у него за спиной стояла свечка. Он вскочил и около минуты прислушивался, вытянув шею; потом говорит:

– Кто там?

Он еще послушал, потом подошел на цыпочках и остановился как раз между нами: можно было до него дотронуться пальцем. Ну, должно быть, времени прошло порядочно, и ничего не было слышно, а мы все были так близко друг от друга. И вдруг у меня зачесалось одно место на лодыжке, а почесать его я боялся; потом зачесалось ухо, потом спина, как раз между лопатками. Думаю, если не почешусь, просто хоть помирай. Я это сколько раз потом замечал: если ты где-нибудь в гостях, или на похоронах, или хочешь заснуть и никак не можешь – вообще когда никак нельзя чесаться, – у тебя непременно зачешется во всех местах разом.

Тут Джим и говорит:

– Послушайте, кто это? Где же вы? Ведь я все слышал, свинство какое! Ладно, я знаю, что мне делать: сяду и буду сидеть, пока опять что-нибудь не услышу.

И он уселся на землю, как раз между мной и Томом, прислонился спиной к дереву и вытянул ноги так, что едва не задел мою ногу. У меня зачесался нос. Так зачесался, что слезы выступили на глазах, а почесать я боялся. Потом начало чесаться в носу. Потом зачесалось под носом. Я просто не знал, как усидеть на месте. Такая напасть продолжалась минут шесть или семь, а мне казалось, что много дольше. Теперь у меня чесалось в одиннадцати местах сразу. Я решил, что больше минуты нипочем не вытерплю, но кое-как сдержался: думаю – уж постараюсь. И тут как раз Джим начал громко дышать, потом захрапел, и у меня все сразу прошло.

Том подал мне знак – еле слышно причмокнул губами, – и мы на четвереньках поползли прочь. Как только мы отползли шагов на десять, Том шепнул мне, что хочет для смеха привязать Джима к дереву. А я сказал: «Лучше не надо, он проснется и поднимет шум, и тогда увидят, что меня нет на месте». Том сказал, что у него маловато свечей, надо бы пробраться в кухню и взять побольше. Я его останавливал, говорил, что Джим может проснуться и войти в кухню. Но Тому хотелось рискнуть; мы забрались туда, взяли три свечки, и Том оставил на столе пять центов в уплату. Потом мы с ним вышли; мне не терпелось поскорее убраться подальше, а Тому вздумалось подползти на четвереньках к Джиму и сыграть с ним какую-нибудь шутку. Я его дожидался, и мне показалось, что ждать пришлось очень долго, – так было кругом пусто и молчаливо.

Как только Том вернулся, мы с ним побежали по дорожке кругом сада и очень скоро очутились на самой верхушке горы по ту сторону дома. Том сказал, что стащил шляпу с Джима и повесил ее на сучок как раз над его головой, а Джим немножко зашевелился, но так и не проснулся. На другой день Джим рассказывал, будто ведьмы околдовали его, усыпили и катались на нем по всему штату, а потом опять посадили под дерево и повесили его шляпу на сучок, чтобы сразу видно было, чье это дело. А в другой раз Джим рассказывал, будто они доехали на нем до Нового Орлеана; потом у него с каждым разом получалось все дальше и дальше, так что в конце концов он стал говорить, будто ведьмы объехали на нем вокруг света, замучили его чуть не до смерти, и спина у него была вся стерта, как под седлом. Джим так загордился после этого, что на других негров и смотреть не хотел. Негры приходили за много миль послушать, как Джим будет про это рассказывать, и он стал пользоваться таким уважением, как ни один негр в наших местах. Повстречав Джима, чужие негры останавливались, разинув рот, и глядели на него, словно на какое-нибудь чудо. Как стемнеет, негры всегда собираются на кухне у огня и разговаривают про ведьм; но как только кто-нибудь заведет об этом речь, Джим сейчас же вмешается и скажет: «Гм! Ну что ты можешь знать про ведьм!» И этот негр сразу притихнет и замолчит. Пятицентовую монетку Джим надел на веревочку и всегда носил на шее; он рассказывал, будто этот талисман ему подарил сам черт и сказал, что им можно лечить от всех болезней и вызывать ведьм когда вздумается, стоит только пошептать над монеткой; но Джим никогда не говорил, что он такое шепчет. Негры собирались со всей округи и отдавали Джиму все, что у них было, лишь бы взглянуть на эту монетку; однако они ни за что на свете не дотронулись бы до нее, потому что монета побывала в руках у черта. Работник он стал теперь никуда не годный – уж очень возгордился, что видел черта и возил на себе ведьм по всему свету.

Ну так вот, когда мы с Томом подошли к обрыву и поглядели вниз, на городок, там светилось всего три или четыре огонька – верно, в тех домах, где лежали больные; вверху над нами так ярко сияли звезды, а ниже города текла река в целую милю шириной, этак величественно и плавно. Мы спустились с горы, разыскали Джо Гарпера с Беном Роджерсом и еще двух или трех мальчиков; они прятались на старом кожевенном заводе. Мы отвязали ялик и спустились по реке мили на две с половиной, до большого оползня на гористой стороне, и там высадились на берег.

Когда подошли к кустам, Том Сойер заставил всех нас поклясться, что мы не выдадим тайны, а потом показал ход в пещеру – там, где кусты росли гуще всего. Потом мы зажгли свечки и поползли на четвереньках в проход. Проползли мы, должно быть, шагов двести, и тут открылась пещера. Том потолкался по проходам и скоро нырнул под стенку в одном месте, – вы бы никогда не заметили, что там есть ход. По этому узкому ходу мы пролезли вроде как в комнату, очень сырую, всю запотевшую и холодную, и тут остановились.

Том сказал:

– Ну вот, мы соберем шайку разбойников и назовем ее «Шайка Тома Сойера». А кто захочет с нами разбойничать, тот должен будет принести клятву и подписаться своей кровью.

Все согласились. И вот Том достал листок бумаги, где у него была написана клятва, и прочел ее. Она призывала всех мальчиков дружно стоять за шайку и никому не выдавать ее тайн; а если кто-нибудь обидит мальчика из нашей шайки, то тот, кому велят убить обидчика и всех его родных, должен не есть и не спать, пока не убьет их всех и не вырежет у них на груди крест – знак нашей шайки. И никто из посторонних не имеет права ставить этот знак, только те, кто принадлежит к шайке; а если кто-нибудь поставит, то шайка подаст на него в суд; если же он опять поставит, то его убьют. А если кто-нибудь из шайки выдаст нашу тайну, то ему перережут горло, а после того сожгут труп и развеют пепел по ветру, кровью вычеркнут его имя из списка и больше не станут о нем поминать, а проклянут и забудут навсегда.

Все сказали, что клятва замечательная, и спросили Тома, сам он ее придумал или нет. Оказалось, кое-что он придумал сам, а остальное взял из книжек про разбойников и пиратов, – у всякой порядочной шайки бывает такая клятва.

Некоторые думали, что хорошо бы убивать родных у тех мальчиков, которые выдадут тайну. Том сказал, что это недурная мысль, взял и вписал ее карандашиком.

Тут Бен Роджерс и говорит:

– А вот у Гека Финна никаких родных нет; как с ним быть?

– Ну и что ж, ведь отец у него есть? – говорит Том Сойер.

– Да, отец-то есть, только где ты его теперь разыщешь? Он, бывало, все валялся пьяный на кожевенном заводе, вместе со свиньями, но вот уже больше года его что-то не видно в наших краях.

Посоветовались они между собой и уж совсем собрались меня вычеркнуть, потому что, говорят, у каждого мальчика должны быть родные или кто-нибудь, кого можно убить, а то другим будет обидно. Ну, и никто ничего не мог придумать, все стали в тупик и молчали. Я сперва чуть не заплакал, а потом вдруг придумал выход: взял да и предложил им мисс Уотсон – пускай ее убивают. Все согласились.

– Ну что ж, она годится. Теперь все в порядке. Гека принять можно.

Тут все стали колоть себе пальцы булавкой и расписываться кровью, и я тоже поставил свой значок на бумаге.

– Ну, а чем же эта шайка будет заниматься? – спрашивает Бен Роджерс.

– Ничем, только грабежами и убийствами.

– А что же мы будем грабить? Дома, или скотину, или…

– Чепуха! Это не грабеж, если угонять скотину и тому подобное, это воровство, – говорит Том Сойер. – Мы не воры. В воровстве никакого блеску нет. Мы разбойники. Наденем маски и будем останавливать дилижансы и кареты на большой дороге, убивать пассажиров и отбирать у них часы и деньги.

– И непременно надо их убивать?

– Ну еще бы! Это самое лучшее. Некоторые авторитеты думают иначе, но вообще считается лучше убивать – кроме тех, кого приведем сюда в пещеру и будем держать, пока не дадут выкупа.

– Выкупа? А что это такое?

– Не знаю. Только так уж полагается. Я про это читал в книжках, и нам, конечно, тоже придется так делать.

– Да как же мы сможем, когда не знаем, что это такое?

– Ну, как-нибудь уж придется. Говорят тебе, во всех книжках так, не слышишь, что ли? Ты что же, хочешь делать все по-своему, не так, как в книжках, чтобы мы совсем запутались?

– Ну да, тебе хорошо говорить, Том Сойер, а как же они станут выкупаться – чтоб им пусто было! – если мы не знаем, как это делается? А ты сам как думаешь, что это такое?

– Ну, уж не знаю. Сказано: надо их держать, пока они не выкупятся. Может, это значит, что надо их держать, пока они не помрут.

– Вот это еще на что-нибудь похоже! Это нам подойдет. Чего же ты раньше так не сказал? Будем их держать, пока они не выкупятся до смерти. И возни, наверно, с ними не оберешься – корми их да гляди, чтобы не удрали.

– Что это ты говоришь, Бен Роджерс? Как же они могут удрать, когда при них будет часовой? Он застрелит их, как только они пошевельнутся.

– Часовой? Вот это ловко! Значит, кому-нибудь придется сидеть и всю ночь не спать из-за того только, что их надо стеречь? По-моему, это глупо. А почему же нельзя взять дубину, да и выкупить их сразу дубиной по башке?

– Потому что в книгах этого нет – по этому по самому. Вот что, Бен Роджерс: хочешь ты делать дело как следует или не хочешь? Ты что же – думаешь, люди, которые пишут книжки, не знают, как по-настоящему полагается? Учить их ты собираешься, что ли? И не мечтай! Нет, сэр, мы уж будем выкупать их по всем правилам.

– Ну и ладно. Мне-то что! Я только говорю: по-дурацки получается все-таки… Слушай, а женщин мы тоже будем убивать?

– Ну, Бен Роджерс, если бы я был такой неуч, я бы больше молчал. Убивать женщин! С какой же это стати, когда в книжках ничего подобного нет? Приводишь их в пещеру и обращаешься с ними как можно вежливей, а там они в тебя мало-помалу влюбляются и уж сами больше не хотят домой.

– Ну, если так, тогда я согласен, только смысла в этом не вижу. Скоро у нас в пещере пройти нельзя будет: столько набьется женщин и всякого народу, который дожидается выкупа, что самим разбойникам и деваться будет некуда. Ну что ж, валяй дальше, я ничего не говорю.

Маленький Томми Барнс успел уже заснуть и, когда его разбудили, испугался, заплакал и стал проситься домой к маме, сказал, что больше не хочет быть разбойником.

Все подняли его на смех и стали дразнить плаксой, а он надулся и сказал, что сейчас же пойдет и выдаст все наши тайны. Но Том дал ему пять центов, чтобы он молчал, и сказал, что мы все сейчас пойдем домой, а на будущей неделе соберемся и тогда кого-нибудь ограбим и убьем.

Бен Роджерс сказал, что он не может часто уходить из дому, разве только по воскресеньям, и нельзя ли начать с будущего воскресенья; но все мальчики решили, что по воскресеньям грешно убивать и грабить, так что об этом не может быть и речи. Мы уговорились встретиться и назначить день как можно скорее, потом выбрали Тома Сойера в атаманы шайки, а Джо Гарпера – в помощники и разошлись по домам.

Я влез на крышу сарая, а оттуда – в окно, уже перед самым рассветом. Мое новое платье было все закапано свечкой и вымазано в глине, и сам я устал как собака.

Марк Твен

«Приключения Гекльберри Финна»

Итак, Гек возвращается к доброй вдове Дуглас. Вдова встречает его со слезами и называет заблудшей овечкой — но это, конечно, не со зла. И снова жизнь по звонку, даже за столом полагается сначала что-то побормотать над едой. Хотя кормят неплохо, жаль только, каждая вещь варится отдельно: то ли дело объедки, когда их перемешаешь хорошенько — не в пример легче проскакивают. Особенно изводит Гека сестра вдовы мисс Уотсон — старая дева в очках: и ноги не клади на стул, и не зевай, и не потягивайся, да ещё пугает преисподней! Нет, уж лучше в преисподней с Томом Сойером, чем в раю с такой компанией. Впрочем, человек ко всему привыкает, даже к школе: учительская порка здорово подбадривала Гека — он уже и читал, и писал понемногу, и даже выучил таблицу умножения до шестью семь тридцать пять.

Как-то за завтраком он опрокидывает солонку, а мисс Уотсон не позволяет ему вовремя бросить щепотку соли через плечо — и Гек сразу же обнаруживает на снегу у перелаза след каблука с набитым большими гвоздями крестом — отваживать нечистую силу. Гек бросается к судье Тэчеру и просит забрать у него все его деньги. Судья, чуя что-то неладное, соглашается взять деньги на хранение, оформив это как «приобретение». И вовремя: вечером в комнате Гека уже сидит его папаша собственной оборванной персоной. Старый пьянчуга прослышал, что сын разбогател, и, смертельно оскорблённый тем, что тот спит на простынях и умеет читать, требует деньги прямо к завтрашнему дню. Судья Тэчер, естественно, отказывает, но новый судья из уважения к святости семейного очага становится на сторону бродяги, который, пока суд да дело, прячет Гека в уединённой лесной хижине. Гек снова обретает вкус к лохмотьям и свободе от школы и мытья, но, увы, папаша начинает злоупотреблять палкой — уж очень ему не по душе американские порядки: что это за правительство и закон, которые позволяют в некоторых штатах неграм голосовать, когда такой богач, как он, должен жить оборванцем! Однажды во время приступа белой горячки отец едва не убивает Гека своим складным ножом; Гек, воспользовавшись его отлучкой, инсценирует ограбление хижины и своё убийство и на челноке удирает на остров Джексона — светлой ночью, когда можно было пересчитать все бревна, плывущие далеко от берега, чёрные и словно неподвижные. На острове Джексона Гек сталкивается с Джимом — негром мисс Уотсон, который бежал, чтобы она не продала его на Юг: святоше было не устоять перед восьмисотдолларовой кучей.

Вода поднимается, и в затопленном лесу на каждом поваленном дереве сидят змеи, кролики и прочая живность. Река несёт всякую всячину, и как-то вечером друзья вылавливают отличный плот, а однажды перед рассветом мимо них проплывает накренившийся двухэтажный дом, где лежит убитый человек. Джим просит Гека не смотреть ему в лицо — уж очень страшно, — зато они набирают массу полезных вещей вплоть до деревянной ноги, которая, правда, Джиму мала, а Геку велика.

Друзья решают ночами спуститься на плоту до Каира, а оттуда по реке Огайо подняться пароходом до «свободных штатов», где нет рабовладения. Гек и Джим натыкаются на разбитый пароход и еле уносят ноги от бандитской шайки, потом теряют друг друга в страшном тумане, но, к счастью, снова отыскивают. Джим заранее ликует и взахлёб благодарит «белого джентельмена» Гека, своего спасителя: в свободных штатах он, Джим, будет работать день и ночь, чтобы выкупить свою семью, а не продадут — так выкраст.

Дай негру палец — он заберёт всю руку: такой низости Гек от Джима не ждал. «Ты обокрал бедную мисс Уотсон», — твердит ему совесть, и он решается донести на Джима, но в последний миг снова выручает его, сочинив, что на плоту лежит его отец, умирающий от чёрной оспы: нет, видно, он, Гек, человек окончательно пропащий. Постепенно до друзей доходит, что они прозевали Каир в тумане. Но змеиная кожа этим не довольствуется: в темноте прямо по их плоту с треском проходит огнедышащий пароход. Гек успевает поднырнуть под тридцатифутовое колесо, но, вынырнув, Джима уже не находит.

На берегу, рассказав жалобную историю о последовательном вымирании всех своих родственников на маленькой ферме в глуши Арканзаса, Гек принят в радушное семейство Грэнджерфордов — богатых, красивых и очень рыцарственных южан. Однажды во время охоты новый приятель Гека Бак, примерно его ровесник, лет тринадцати-четырнадцати, внезапно стреляет из-за кустов в их соседа — молодого и красивого Гарни Шепердсона. Оказывается, лет тридцать назад какой-то предок Грэнджерфордов неизвестно из-за чего судился с представителем столь же рыцарственного рода Шепердсонов. Проигравший, естественно, пошёл и застрелил недавно ликовавшего соперника, так с тех пор и тянется кровная вражда — то и дело кого-нибудь хоронят. Даже в общую церковь Грэнджерфорды и Шепердсоны ездят с ружьями, чтобы, держа их под рукой, с большим чувством слушать проповедь о братской любви и тому подобной скучище, а потом ещё и пресерьёзно дискутировать на богословские темы.

Один из местных негров зазывает Гека на болото посмотреть на водяных змей, но, дошлёпав до сухого островка, внезапно поворачивает обратно, — и на маленькой полянке среди плюща Гек видит спящего Джима! Оказывается, в ту роковую ночь Джим порядочно ушибся и отстал от Гека (окликнуть его он не смел), но все же сумел выследить, куда он пошёл. Местные негры носят Джиму еду и даже вернули плот, неподалёку зацепившийся за корягу.

Внезапная гроза — скромница София Грэнджерфорд бежит, как предполагают, с Гарни Шепердсоном. Разумеется, рыцари бросаются в погоню — и попадают в засаду. В этот день погибают все мужчины, и даже простодушного храброго Бака убивают у Гека на глазах. Гек спешит прочь от этого страшного места, но — о ужас! — не находит ни Джима, ни плота. К счастью, Джим отзывается на его крик: он думал, что Гека «опять убили» и ждал последнего подтверждения. Нет, плот — самый лучший дом!

Река уже разлилась до необъятной ширины. С наступлением темноты можно плыть по воле течения, опустив ноги в воду и разговаривая обо всем на свете. Иной раз мелькнёт огонёк на плоту или на шаланде, а иногда даже слышно, как там поют или играют на скрипке. Раз или два за ночь мимо проходит пароход, рассыпая из трубы тучи искр, и потом волны долго покачивают плот, и ничего не слышно, кроме кваканья лягушек. Первые огоньки на берегу — что-то вроде будильника: пора приставать. Путешественники прикрывают плот ивовыми и тополевыми ветками, закидывают удочки и забираются в воду освежиться, а потом садятся на песчаное дно, где вода по колено, и наблюдают, как тёмная полоса превращается в лес за рекой, как светлеет край неба, и река вдали уже не чёрная, а серая, и по ней плывут чёрные пятна — суда и длинные чёрные полосы — плоты…

Как-то перед зарёй Гек помогает спастись от погони двум оборванцам — один лет семидесяти, лысый с седыми баками, другой лет тридцати. Молодой по ремеслу наборщик, но тяготеет к сценической деятельности, не гнушаясь, впрочем, уроками пения, френологии и географии. Старик предпочитает наложением рук исцелять неизлечимые болезни, ну и молитвенные собрания тоже по его части. Внезапно молодой в горестных и высокопарных выражениях признается, что он законный наследник герцога Бриджуотерского. Он отвергает утешения тронутых его горем Гека и Джима, но готов принять почтительное обращение вроде «милорд» или «ваша светлость», а также разного рода мелкие услуги. Старик надувается и немного погодя признается, что он наследник французской короны. Его рыдания разрывают сердце Гека и Джима, они начинают величать его «ваше величество» и оказывать ему ещё более пышные почести. Герцог тоже ревнует, но король предлагает ему мировую: ведь высокое происхождение не заслуга, а случайность.

Гек догадывается, что перед ним отпетые мошенники, но даже простодушного Джима в это не посвящает. Он плетёт новую жалостную историю, будто Джим — последнее его имущество, доставшееся от поголовно вымершей и перетонувшей семьи, и они плывут ночами потому, что Джима уже пытались у него отнять на том основании, будто он беглый. Но разве беглый негр поплывёт на Юг! Этот довод убеждает жуликов. Они высаживаются в захолустном городке, который кажется вымершим: все ушли в лес на молитвенное собрание. Герцог забирается в покинутую без присмотра типографию, а король с Геком — вслед за всей округой — отправляются по жаре слушать проповедника. Там король, горько рыдая, выдаёт себя за раскаявшегося пирата с Индийского океана и сетует, что ему не на что добраться до своих бывших соратников, чтобы тоже обратить их к богу. Приведённые в экстаз слушатели собирают в его шляпу восемьдесят семь долларов семьдесят пять центов. Герцог тоже успевает набрать несколько платных объявлений, взять деньги за публикацию ещё нескольких объявлений в газете, а трём желающим оформить льготную подписку. Заодно он отпечатывает объявление о двухсотдолларовой награде за поимку беглого негра с точными приметами Джима: теперь они смогут плыть днём, как будто везут беглеца к хозяину.

Король и герцог репетируют мешанину из шекспировских трагедий, но «арканзасские олухи» не доросли до Шекспира, и герцог развешивает афишу: в зале суда будет поставлена захватывающая трагедия «Королевский жираф, или Царственное совершенство» — только три представления! И — самыми крупными буквами — «женщинам и детям вход воспрещён». Вечером зал битком набит мужчинами. Король совершенно голый выбегает на сцену на четвереньках, размалёванный, как радуга, и откалывает такие штуки, от которых и корова бы расхохоталась. Но после двух повторов представление окончено. Зрители вскакивают бить актёров, но какой-то осанистый господин предлагает сначала одурачить своих знакомых, чтобы самим не превратиться в посмешище. Лишь на третье представление все являются с тухлыми яйцами, гнилой капустой и дохлыми кошками в количестве не менее шестидесяти четырёх штук. Но жулики ухитряются улизнуть.

Во всем новом, чрезвычайно респектабельные, они высаживаются в другом городке и стороной узнают, что там недавно умер богатый кожевник и сейчас ждут из Англии его братьев (один проповедник, другой глухонемой), которым покойник оставил письмо с указанием, где спрятана его наличность. Мошенники выдают себя за поджидаемых братьев и едва не разоряют юных наследниц, но тут является новая пара претендентов, и обоим прохвостам (а заодно и Геку) лишь чудом удаётся избежать суда Линча — снова без гроша в кармане.

И тогда негодяи за сорок долларов продают Джима простодушному фермеру Сайласу Фелпсу — вместе с объявлением, по которому, якобы, можно получить двести долларов. Гек отправляется на выручку, и — Америка очень тесная страна — миссис Салли Фелпс принимает его за своего племянника Тома Сойера, которого ждут в гости. Появившийся Том, перехваченный Геком, выдаёт себя за Сида. Они узнают, что после рассказа Джима готовится расправа над постановщиками «Королевского жирафа», но предупредить несчастных прохвостов не успевают — их уже везут верхом на шесте, два страшных комка из дёгтя и перьев. И Гек решает больше не поминать их злом.

Освободить Джима, запертого в сарае, ничего не стоит, но Том стремится всячески театрализовать процедуру, чтобы все было, как у самых знаменитых узников, — вплоть до анонимных писем, предупреждающих о побеге. В итоге Том получает пулю в ногу, а Джим, не пожелавший оставить раненого, снова оказывается в цепях. Только тогда Том раскрывает, что Джим уже два месяца свободен по завещанию раскаявшейся мисс Уотсон. Заодно Гек узнает от Джима, что убитый в плавучем доме был его отец. Геку больше ничто не угрожает — только вот тётя Салли намеревается взять его на воспитание. Так что лучше, пожалуй, удрать на Индейскую территорию.

«Приключения Гекльберри Финна» - это продолжение романа «Приключения Тома Сойера», в котором Марк Твен описывает жизнь и приключения друга Тома – Гека.

Роман начинается с возвращения Финна обратно к доброй вдове Дуглас, которая не со зла обзывает мальчишку заблудшей овечкой. И снова для героя начинается мучительная жизнь: это сделай так, а этого вообще не делай. За все время, проведенное у мисс Дуглас, он пошел учиться в школу, где выучил таблицу умножения, научился читать и писать. Но самым невыносимым было присутствие сестры вдовы мисс Уотсон, которая вечно учила и потыкала мальчишку во всем. Одного дня Гек роняет солонку, а его старая тетя не разрешает вовремя бросить щепотку соли через плечо. И тогда герой обнаруживает на снегу след, который якобы оставил индеец. Он сразу же берет деньги, которые нашел в пещере и бежит отдать их судье Тэтчеру, который берет на сохранение, оформив это как «приобретение». А тем же вечером к Геку приходит его отец, который услыхал о богатстве своего сына и требует отдать ему все. Тогда судья решает, что пусть отец и сын живут в лесной хижине, подальше от людей. Но вскоре, папаша Гека чуть не убил собственного сына в пьяном дурмане. Тогда мальчишка решает сбежать, инсценировавший свою смерть и ограбление хижины. Он уплыл на остров Джексона, где встретил Джима – негра мисс Уотсон, который тоже в бегах.

С того момента и начинаются приключения Гека с его новым товарищем Джимом. Они собрались на плоту плыть до Каира, а оттуда по реке Огайо – к свободным штатам, где нет рабства. По пути ребята смогли удрать от разбойников, проплыть Каир, а их плот с треском проходит огнедышащий пароход, после чего Гек теряет Джима. Добравшись до берега, герой обманом попадает в семейство Грэнджерфордов – богатых, красивых и рыцарственных южан, которые с давних пор воюют со своими соседями Шепердсонами. Однажды Гек находит плот вместе с Джимом, который спасся в ту роковую ночь. Так все негры стали приносить ему еду и вещи. Все было хорошо, до тех пор, пока скромница София Грэнджерфорд не сбежала вместе со своим врагом Гарни Шепердсоном. Тогда рыцари бросаются в погоню и попадают в засаду, где были все убиты. Гек и Джим решают бежать подальше от этих жутких мест на своем плоту.

Так они плывут, пока не решают остановиться перекусить и просто отдохнуть. Так перед зарей Гекспасает от погони двух оборванцев, которые представились наследником герцога Бриджуотерского и королем французской короны. Но Гек догадался, что эти люди всего лишь мошенники, но не рассказывает Джиму. И тогда все поплыли дальше, а чуть позже высаживаются в одном городке. Здесь король, обманывая прохожих, собирает восемьдесят семь долларов, а герцог обчищает типографию. Также в этом городе лжецы ставят представление, в котором практически ничего не показывают, но люди платят за это деньги. Но вскоре им всем приходится бежать в другой городок, где выдают себя за братьев покойного кожевника, который оставил богатое наследство. Но снова лжецам приходиться бежать без денег в кармане. Тогда они продают Джима за сорок долларов, а Гек спешит на помощь, где случайно встречает Тома.

В итоге: Сойер получает ранение в ногу, Джим становится свободным, а Геку больше ничто не угрожает, правда тетя Салли хочет взять его на воспитание. И тогда Гекльберри Финн намерен бежать на Индейскую территорию.

Сочинения

Какие поступки Гека Финна можно назвать поступками взрослого человека? (по книге М. Твена «Приключения Гекльберри Финна») Чем похожи мальчишки-герои книг М. Твена «Приключения Гекльберри Финна» и В. Катаева «Белеет парус одинокий»?

Гекльберри Финн, от лица которого ведётся повествование, разбогател и живёт у вдовы Дуглас. С помощью своей сестры, старой девы мисс Уотсон, вдова всеми силами старается воспитать из него культурного человека. От мук Гека спасает только лучший друг Том Сойер, способный придумать кучу разных забав.

Постепенно Гек привыкает к цивилизованной жизни, ему даже начинает нравиться ходить в школу.

Всего тяжелей было приучаться жить в доме и спать на кровати; только до наступления холодов я всё-таки иной раз удирал на волю и спал в лесу, и это было вроде отдыха.

Вдова Дуглас собирается усыновить мальчика. Отец Гека, пьяница Финн, не появлялся в Сент-Питерсберге уже около года, все считают, что он утонул.

Однажды за завтраком Гек рассыпает соль. Дурная примета сбывается - в тот же день мальчик видит на свежевыпавшем снегу хорошо знакомый след. Ботинки, на подошве которых набит крест из гвоздей, в городке носил только старик Финн. Гек тотчас мчится к судье Тэтчеру и отдаёт ему все свои деньги, чтобы отец их не пропил.

В тот же вечер папаша Финн объявляется собственной персоной. Он заявляет права на сына и его деньги и запрещает Геку посещать школу, не желая, чтобы сын стал умнее его.

Вдова Дуглас и судья Тэтчер решают отсудить Гека у папаши Финна, но новый судья, не знакомый со стариком, считает, что нехорошо отбирать у отца единственного сына, и берётся перевоспитать старого пьяницу. Из этого ничего не выходит - папаша Финн пьёт и дебоширит.

Судья здорово разобиделся. Он сказал, что старика, пожалуй, можно исправить хорошей пулей из ружья, а другого способа он не видит.

Школу Гек не бросает назло отцу. Наконец, у вдовы Дуглас кончается терпение, она грозит папаше Финну тюрьмой. Разозлившись, старик похищает Гека и запирает в лесной хижине.

Гек возвращается к прежней жизни. Его устраивает всё, кроме частых запоев папаши, во время которых он гоняется за сыном с ножом в руках. Поняв, что когда-нибудь отец его прирежет, Гек инсценирует своё собственное убийство, сбегает на найденном у берега Миссисипи челноке и прячется на острове Джексона.

Глава VIII–XI

Выспавшись и понаблюдав, как его труп ищут в реке, Гек обследует остров и натыкается на Джима, негра мисс Уотсон. Она решила продать Джима на Юг, и негр сбежал в северные штаты, чтобы стать свободным, заработать денег и выкупить свою семью.

Гек находит пещеру в самой высокой точке острова, и они с Джимом неплохо устраиваются. Вскоре начинается страшная гроза с сильным дождём, Миссисипи выходит из берегов и затапливает остров, но до пещеры вода не добирается. Гек и Джим ловят в реке звено от плота с прочным настилом. Затем мимо их острова проплывает целый дом. Гек с Джимом обыскивают его, находят много полезных вещей, деньги и труп мужчины, к которому негр мальчика не подпускает.

Так вот дни проходили за днями, и река опять спала и вошла в берега.

Гек решает наведаться в город и разузнать последние новости. Переодевшись в женское платье, он стучится в дом на окраине, где живут недавно переехавшие в городок люди. Незнакомая женщина рассказывает Геку, что сперва в его убийстве подозревали папашу Финна, который исчез неведомо куда. Теперь же убийцей считают беглого негра Джима и ищут его по всей округе. Женщина заметила дым над островом и отправила туда своего мужа посмотреть, не негр ли там прячется. Она быстро понимает, что Гек не девочка, но отпускает его, поверив в новую ложь.

Гек мчится на остров, они с Джимом быстро собираются и отправляются в путь.

Глава XII–XV

Гек и Джим строят на плоту шалаш и отправляются вверх по Миссисипи, на север. Плывут они по ночам, питаясь тем, что Геку удаётся купить или стащить в прибрежных городках.

На пятую ночь они попадают в сильную грозу. Течением их сносит на полузатопленный пароход, который разбился о скалу. Забравшись на пароход, Гек становится свидетелем разборки между бандитами, которые не могут поделить украденное золото. Один из бандитов хочет донести на своих подельников, и двое остальных решают убить доносчика - связать и оставить на тонущем пароходе.

Гек решает поскорее удрать, возвращается к Джиму и обнаруживает, что плохо привязанный плот уплыл. Не замеченные бандитами, Гек и Джим угоняют их лодку со всем добром. Бандиты остаются на тонущем пароходе.

Я подумал, как это страшно, даже для убийц, очутиться в таком безвыходном положении. Думаю: почём знать, может, я и сам когда-нибудь буду бандитом, - небось мне такая штука тоже не понравится!

Добравшись до ближайшего парома, Гек посылает к пароходу людей, но они никого не находят. Гек и Джим догоняют свой плот, а днём обнаруживают среди награбленного бандитами добра множество полезных и дорогих вещей.

Глава XVI–XVIII

Гек и Джим продолжают свой путь к городу Каиру на границе штата Иллинойс, за которым начинаются свободные от рабства земли. По дороге они теряются в тумане и снова находят друг друга. Гека мучает совесть, ведь он увёл негра от его законной хозяйки и помогает ему стать свободным, но предать Джима он не может.

Вскоре выясняется, что они проплыли мимо Каира. Без лодки, которую друзья потеряли, плыть вверх по течению невозможно, и плот поворачивает на юг.

Одной очень тёмной ночью путешественники не успевают разминуться с идущим навстречу пароходом, и плот тонет. Гек теряет Джима, выбирается на берег и натыкается на большое поместье.

Гек придумывает себе новое имя, историю и остаётся в богатом доме семьи Грэнджерфордов. Глава семьи, полковник, его сыновья и дочери - люди очень благородные. С давних пор они враждуют с Шепердсонами - соседним аристократическим родом. Никто уже не помнит, с чего началась кровная вражда, но дело зашло далеко, Грэнджерфорды и Шепердсоный убивают друг друга десятками.

Гек не хочет вмешиваться во вражду, которая его не касается, но однажды он, сам того не подозревая, передаёт младшей дочери полковника, Софии, письмо от молодого Шепердсона.

В тот же день один из негров Грэнджефордов приводит Гека на болото, где мальчик встречает пропавшего Джима. Местные рабы спрятали его на маленьком острове посреди болота. Они же нашли плот и помогли Джиму его починить.

На следующий день София сбегает с кровным врагом, чтобы выйти за него замуж. Влюблённым удаётся уйти от погони, и между Грэнджефордами и Шепердсономи начинается резня, в результате которой оба рода уничтожаются под корень. Геку остаётся только жалеть, что он не рассказал полковнику про ту проклятую записку.

Переждав резню на дереве, Гек пробирается на болото к Джиму, и друзья вновь отправляются в путешествие.

Я был рад-радёхонек убраться подальше от кровной вражды, а Джим - с болота. Мы так и говорили, что нет лучше дома, чем плот.

Глава XIX–XXIII

Проходит несколько суток. Друзья снова плывут по ночам и наслаждаются жизнью. Однажды Гек находит пустой челнок и переправляется на берег поискать в лесу ягод. Там он встречает двоих мужчин, которые «ничего такого не делали, потому за ними и гонятся с собаками». Гек спасает их и переправляет на свой плот.

Бродяги оказываются прожжёнными аферистами. Один из них, молодой человек лет тридцати, «открывает тайну своего происхождения» и называется прямым потомком герцога Бриджуотерского. Второй, лысый старик лет семидесяти, не остаётся в долгу и представляется законным королём Франции Людовиком XVII, несчастным сыном Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Гек понимает, что оба - мошенники, но не хочет с ними ссориться и Джима не разуверяет.

Нет ничего хуже, как ссориться на плоту; самое главное, когда плывёшь на плоту, - это чтобы все были довольны, не ссорились и не злились друг на друга.

Гек скрывает от мошенников правду о себе и Джиме и придумывает очередную легенду про одинокого сиротку.

Мошенники присоединяются к Геку и Джиму. Путешествуя вниз по Миссисипи, они «собирают дань» с прибрежных городков. Герцог учит короля разыгрывать шекспировские пьесы, а король при каждом удобном случае выступает в роли проповедника и обирает доверчивых горожан. Чтобы свободно путешествовать днём, мошенники выдают Джима за беглого раба, которого поймали и везут к хозяину. Они не подозревают, что так оно и есть.

Заметив, что спектакли по пьесам Шекспира успехом не пользуются, герцог размалёвывает короля красками и заставляет скакать по сцене голышом. Представление получается смешным, но очень коротким. Публика понимает, что её надули, и на следующее представление приходит с полными карманами гнилых фруктов, тухлых яиц и дохлых кошек.

Герцогу и королю приходится спасаться бегством. После этого наивный Джим окончательно убеждается, что все короли - мошенники.

Какой толк был говорить Джиму, что это ненастоящие король и герцог? Ничего хорошего из этого не могло выйти, а кроме того, так оно и было, как я говорил: они ничем не отличались от настоящих.

Гек не хочет огорчать Джима ещё и потому, что бедный негр очень тоскует по своей семье, оставшейся в рабстве.

Глава XXIV–XXIX

В одном из городков король снова собирается представиться проповедником. Он хочет сделать вид, что прибыл из крупного города, для чего следует попасть на пароход. Добираясь на челноке до судна, король подсаживает попутчика, от которого узнаёт, что в городке умер богатый человек Питер Уилкс. Всё золото он оставил своим братьям-англичанам - Уильяму и глухонемому Гарви - которых не видел с детства. Король решает выдать себя за преподобного Уильяма, а герцога - за Гарви.

Обман удаётся. Обманщики прибывают в городок перед самыми похоронами, и все им сочувствуют. Не убеждает игра мошенников только местного доктора.

Доктор не унимался и говорил, что человек, который выдаёт себя за англичанина, а сам говорить, как англичанин, не умеет, - просто враль и мошенник.

Три дочери Уилкса не хотят его слушать и в знак доверия отдают обманщикам мешок с шестью тысячами долларов золотом. Этого мошенникам мало. Они обещают забрать «племянниц» в Англию и уговаривают их продать дом и рабов.

Гек сочувствует добрым и кротким девушкам. Он решает помочь им, крадёт золото у мошенников и пытается вынести его из дому, чтобы спрятать, а потом отдать сёстрам Уилкс. Это ему не удаётся, и Гек прячет деньги в гробу, который вскорости заколачивают.

Сразу после похорон король начинает распродавать имущество сестёр. Он не боится оставить девушек без средств - когда обман раскроется, все сделки признают недействительными. Мошенники обнаруживают пропажу золота, но Гек всё сваливает на рабов, которых они только что продали.

Сёстрам Уилкс жаль негров, которые уже стали членами семьи. Не в силах смотреть на их слёзы, Гек проговаривается старшей сестре Мэри-Джейн, что негры к ним вскоре вернутся. Затем Геку приходится выложить и остальное.

Ну, думаю, была не была: возьму да и скажу на этот раз правду, хотя это всё равно что сесть на бочонок с порохом - и взорвать его из любопытства - куда полетишь?

Гек представляется Мэри-Джейн несчастной жертвой мошенников и придумывает, как засадить их в тюрьму, а самому смыться. Девушку он отправляет к друзьям за город, условившись, что вечером она вернётся и поставит на окно условный знак - свечу. Если Гек после этого не объявится, Мэри-Джейн всё расскажет доктору. Напоследок Гек отдаёт девушке записку, в которой сказано, где спрятаны деньги.

Днём мошенники начинают аукцион. Они успевают всё распродать, когда в городке объявляются настоящие братья покойного Уилкса, а следом появляется и свидетель, который видел, как король садится на пароход. Мошенники, однако, сдаваться не желают. Тогда доктор просит всех претендентов на наследство описать татуировку на груди покойного, а потом раскопать могилу и узнать, кто сказал правду.

По дороге на кладбище Гек жалеет, что отослал из города Мэри-Джейн, которая могла бы его спасти.

Они копали и копали с остервенением, а тем временем стало страх как темно, полил дождь и ветер бушевал всё сильней и сильней, а молния сверкала всё чаще и чаще, и грохотал гром.

Гек сбегает в тот момент, когда в гробу находят мешок с золотом. Он мчится к плоту, и они с Джимом быстро отчаливают. От мошенников, однако, им избавиться не удаётся - они тоже сбегают и догоняют плот на лодке.

Глава XXX-XXXIII

Немного оправившись, мошенники принимаются за старое, но им не везёт. Тогда они сговариваются, отвлекают внимание Гека от плота и сдают Джима как беглого раба, за вознаграждение. Гек узнаёт, что Джим находится на плантации Сайласа Фелпса. Мальчика снова начинают мучить угрызения совести, ведь он «украл негра у бедной старушки». Он даже пишет письмо вдове Дуглас, но потом рвёт его: Джима предать он тоже не может.

Гек решает выкрасть Джима из рабства, но на беду снова встречается с герцогом. Тот сообщает, что король продал Джима и сбежал, не поделившись деньгами. Мошенник снова принимается помыкать Геком, но тот больше не желает иметь с герцогом дел и отправляется на плантацию Фелпса.

Хлопковая плантация Фелпса была из тех маленьких, захудалых плантаций, которые все на одно лицо.

Не успевает Гек зайти во двор, как его окружают собаки, а хозяйка плантации, тётя Салли, принимает мальчика за своего племянника, который вот-вот должен приехать. Гек снова оказывается в затруднительном положении, но вдруг узнаёт, что племянника Фелпсов зовут Том Сойер.

Гек спасён, ведь о семье лучшего друга он знает всё. Он ухитряется улизнуть из дому, как будто за вещами, встречается с самим Томом и обо всём с ним договаривается. Явившись на плантацию, Том выдаёт себя за своего старшего брата Сида, благо тётушка Салли никого из них никогда не видела.

В тот же вечер Том и Гек сбегают в город. По дороге они встречают разъярённую толпу, которая тащит короля и герцога верхом на шесте - они пытались дать в ближайшем городке своё коронное представление.

Мне неприятно было на это глядеть и даже стало жалко несчастных жуликов; я подумал: никогда больше их злом поминать не буду. Прямо смотреть страшно было. Люди бывают очень жестоки друг к другу.

Глава XXXIV-XLII

Обосновавшись в доме тётушки, Том рьяно принимается за освобождение Джима, который заперт в сарае. Гек предлагает простой и действенный план, но Тома он не устраивает. Мальчик хочет, чтобы всё было «по правилам». Джим должен удрать через подкоп, предварительно перепилив оковы, получив верёвочную лестницу, запечённую в пироге, нацарапав ложкой на стене жалостливую надпись и оставив в узилище дневник, написанный на рубашке. Гек одобряет план Тома, но никак не может понять: зачем мальчик из хорошей семьи помогает беглому негру.

Для осуществления столь сложного плана нужно множество вещей. В доме начинают происходить странные и таинственные события - пропадает новая рубашка дядюшки Сайласа, простыни, ложки. Это пугает Тётю Салли и выводит её из равновесия. По ходу дела у Тома возникают новые идеи, например, запустить в узилище Джима пауков, змей и крыс, чтобы тот их приручил. Джим очень боится этих тварей и почти не спит.

Он говорил, что быть узником - каторжная работа, хуже всего, что ему до сих пор приходилось делать, да ещё и отвечать за всё надо.

Пойманные мальчиками ужи расползаются по дому, до смерти пугая тётю Салли.

Перед самым побегом Том подбрасывает несколько писем с угрозами. Все верят, что страшная банда хочет освободить своего подельника Джима, и на помощь Фелпсам приходят соседи с ружьями. Побег удаётся. Под свист пуль беглецы добираются до плота, и только там Гек обнаруживает, что Том ранен.

Гек приводит к Тому доктора, который и доставляет его и Джима домой. Несколько дней Том мучается от сильной лихорадки. Придя в себя, мальчик думает, что Джим в безопасности, и выкладывает тёте Салли всё о своих проделках. Узнав, что Джим по прежнему заперт, Том требует его отпустить. Мальчик сообщает, что мисс Уотсон умерла, завещав своему рабу свободу. А освобождал Том негра только ради приключений.

В это время приезжает тётя Полли, обеспокоенная странным письмом сестры, и объясняет тёте Салли, кто есть кто.

Глава последняя

Джима освобождают от цепей, он помогает тёте Салли ухаживать за Томом, а мальчик дарит ему сорок долларов за терпеливость. Гек считает, что папаша Финн давно пропил его деньги, но Джим сообщает о смерти старого пьяницы - это его тело негр видел в проплывающем мимо острова Джексона доме во время наводнения.

Том поправляется и задумывает новые приключения. Гек собирается удрать на индейскую территорию, потому что тётя Салли хочет его усыновить и воспитывать, а этого Гек уж точно не выдержит, он пробовал.