На каждого мудреца довольно простоты значение пословицы. Александр островскийна всякого мудреца довольно простоты

Егор Дмитрич Глумов , молодой человек.
Глафира Климовна Глумова , его мать.
Нил Федосеич Мамаев , богатый барин, дальний родственник Глумова.
Егор Васильич Курчаев , гусар.
Голутвин , человек, не имеющий занятий.
Манефа , женщина, занимающаяся гаданьем и предсказаньем.
Человек Мамаева.

Сюжет

Действие происходит в Москве, в первое десятилетие реформ Александра II . Егор Дмитриевич Глумов говорит своей матери, что отныне будет делать карьеру через знакомства в свете. Теперь Глумов для себя будет вести дневник и в нём писать откровенно, что думает о людях, расположения которых добивается .

Постановки

1 ноября - Александринский театр .(бенефис Ф. А. Бурдина. Мамаев - Бурдин, Глумов - Н. Самойлов, Глумова - Линская, Мамаева - Читау, Крутицкий - П. Васильев, Городулин - В. Самойлов, Турусина - Жулева , Манефа - Громова, Голутвин - П. Степанов). В других составах были заняты И. Киселевский , К. Варламов, Уралов (Крутицкий), В. Далматов, А. П. Ленский, Аполлонский, Юрьев (Глумов), Давыдов (Мамаев), Глебова, Савина, Тираспольская (Мамаева), Чарский, Далматов, Корвин-Круковский (Городулин), Стрельская (Глумова), С. Яковлев (Голутвин), Чижевская (Манефа).

6 ноября - Малый театр (бенефис Н. Е. Вильде, Глумов - Вильде, Глумова - Таланова , Мамаев - П. М. Садовский , Мамаева - Е. Н. Васильева , Крутицкий - С. Шумский, Городулин - Самарин, Турусина - Н. Медведева, Машенька - Федотова, Манефа - Акимова). Ролью Глумова в Малом театре дебютировал В 1876 году А. П. Ленский (впервые играл эту роль в 1869 году в провинции). До 1917 года в спектале были заняты О. О. Садовская (Глумова), Греков, Парамонов, А. Ленский (Мамаев), Никулина, Лешковская , А. А. Яблочкина (Мамаева), Музиль, Падарин, К. Н. Рыбаков , Правдин (Крутицкий), Южин (Городулин), Рыкалова, Массалитинова (Манефа), М. П. Садовский (Голутвин), П. Садовский (Глумов), Грибунина, Никулина (Турусина), Музиль (Машенька), А. А. Остужев (Курчаев).

1885 - Театр Корша (Глумов - Солонин, Крутицкий - И. П. Киселевский).

1910 - Московский художественный театр . Реж. В. И. Немирович-Данченко , В. В. Лужский, худ. Симов, Сапунов; Глумов - В. И. Качалов , Мамаев - В. В. Лужский, Мамаева - М. Н. Германова, Крутицкий - Станиславский , Городулин - Л. М. Леонидов , Турусина - М. Г. Савицкая, Манефа - Н. С. Бутова, Голутвин - И. М. Москвин , Григорий - А. Р. Артем. Возобновлен в 1925 году. Исполнители ролей в МХТ (по хронологии) - О. Л. Книппер-Чехова (Мамаева), В. Ф. Грибунин (Крутицкий), Н. О. Массалитинов , В. Ф. Грибунин (Городулин), Е. П. Муратова, М. П. Лилина , Бирман , Книппер-Чехова , Соколовская (Турусина), А. Г. Коонен , Гиацинтова, А. К. Тарасова (Машенька), Берсенев , Вербицкий, Б. Н. Ливанов (Курчаев), Дейкун, Соколовская, Дмоховская (Манефа).

В провинциальных постановках наиболее известны были Глумов - Рощин-Инсаров, Городулин - Неделин .

Постановки в СССР

1923 - Малый театр (реж. И. С. Платон; Глумов - П. М. Садовский , Глумова - В. Н. Рыжова , Мамаев - Костромской, Крутицкий - А. И. Южин , Городулин - Климов, Турусина - Е. К. Лешковская, Машенька - Белевцева, Курчаев - М. Ф. Ленин , Голутвин - Н. Яковлев).

1935 - Малый театр (реж. П. М. Садовский, худ. Меныпутин). Исполнители этой и последующей (1943) пост. Малого театра: П. М. Садовский, Мейер, Аксенов, М. И. Царев (Глумов), Е. Д. Турчанинова (Глумова), В. Н. Давыдов , Головин, К. Яковлев, Владиславский (Мамаев), Шатрова (Мамаева), Айдаров, Рыжов, Зражевский , Старковский (Крутицкий), К. А. Зубов , Н. Яковлев, Рыбников (Городулин), Турчанинова , А А. Яблочкина , Борская (Турусина), Васенин , Лебедев, Сашин-Никольский (Голутвин).

1923 - 1-й Рабочий театр Пролеткульта (Москва). Композиция «Мудрец» по пьесе Островского. Автор композиции и режиссёр С. М. Эйзенштейн ; Глумов (в композиции - Рыжий клоун Жорж) - Г. В. Александров .
1928 - Проф-клубная мастерская в Москве (реж. Волконский, Глумов - Канцель, Крутицкий - Абдулов)
1937 - Харьковский русский театр (реж. и Крутицкий - А. Г. Крамов)
1943 - Ленинградский театр им. Ленинского Комсомола (премьера в г. Серове)
1943 - ЦТКА (реж. Тункель, худ. Федотов; Глумов - Хованский, Мамаев - Хохлов)
1944 - Театр им. Ш. Руставели (Тбилиси; реж. Алексидзе)
1945 - Воронежский театр (реж. Энгелькрон)
1945 - Казанский русский театр (реж. Ардаров; Глумов - Гусев, Глумова - Жилина, Мамаев - Якушенко)
1946 - Ленинградский театр Комедии (реж. Зон, худ. Н. П. Акимов)
1950 - Театр драмы Латвийской ССР (реж. Балюна; Глумов - Видениек, Глумова - Румниеце)
1951 - Театр им. Леси Украинки (Киев; реж. Нелли; Глумов - Белоусов)
1954 - Горьковский театр (реж. Покровский, худ. К. Иванов; Глумов - Ушаков, Крутицкий - Левкоев)
1958 - Московский театр Сатиры (реж. Лобанов)
1968 - Театр им. Евг. Вахтангова . Реж. А. Ремизова, худ. Н. П. Акимов .

Кроме того пьесу ставили Костромской (1934, 1947), Смоленский (1934), Таганрогский (1936) театры, Тбилисский театр им. А. С. Грибоедова (1940), Воронежский театр (1941), Одесский русский театр им. Иванова (1947), Саратовский театр им. К. Маркса (1948) , Театр им. Я. Купалы (Минск ; 1962), Бакинский театр (1963) и др.

Современные постановки

1984 - Малый театр. Реж.-пост. И. В. Ильинский, реж. В. Я. Мартенс, худ. С. М. Бархин.
1997 - Театр-студия п/р О. Табакова. Реж.-пост. О. П. Табаков , худ.-пост. Д. Л. Боровский .
2002 - Малый театр. Реж.-пост. В. Бейлис, худ.-пост. - Э. Стенберг. В ролях: Э. Быстрицкая, И. Муравьёва, А. Потапов, Т. Панкова, А. Ермаков.
- Алтайский краевой театр драмы имени В. М. Шукшина (реж. В. Золотарь)

За рубежом

Примечания

Литература

текст пьесы
первая публикация - «Отечественные записки », 1868, № 11.

Арбажин К. (Впечатления сезона), «ЕИТ». Сезон 1909, вып. 4.
Кугель А. Театральные заметки // Театр и искусство. 1910, № 18.
Дурылин С. Н. «На всякого мудреца довольно простоты» на сцене Московского Малого театра. М.-Л., 1940.
Новицкий П. Образы актёров. М., 1941.
«На всякого мудреца довольно простоты». Сб. статей, М.-Л., 1948 (А. Н. Островский на сцене Малого театра).
3ограф Н. Александр Павлович Ленский. М., 1955.

Пьесы Александра Остовского

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "На всякого мудреца довольно простоты (пьеса)" в других словарях:

У этого термина существуют и другие значения, см. Бешеные деньги. Бешеные деньги Жанр: пьеса

У этого термина существуют и другие значения, см. Снегурочка (значения). Снегурочка Жанр: пьеса

Александр Николаевич Островский

На всякого мудреца довольно простоты

(Комедия в пяти действиях)

Действие первое

Егор Дмитрич Глумов , молодой человек.

Глафира Климовна Глумова , его мать.

Нил Федосеич Мамаев , богатый барин, дальний родственник Глумова.

Егор Васильич Курчаев , гусар.

Голутвин , человек, не имеющий занятий.

Манефа , женщина, занимающаяся гаданьем и предсказаньем.

Человек Мамаева.

Чистая, хорошо меблированная комната, письменный стол, зеркало; одна дверь во внутренние комнаты, на правой стороне другая – входная.

Явление первое

Глумов и Глафира Климовна за сценой.

Глумов (за сценой) . Вот еще! Очень нужно! Идти напролом, да и кончено дело. (Выходя из боковой двери.) Делайте, что вам говорят, и не рассуждайте!

Глумова (выходя из боковой двери) . Зачем ты заставляешь меня писать эти письма! Право, мне тяжело.

Глумов . Пишите, пишите!

Глумова . Да что толку? Ведь за тебя не отдадут. У Турусиной тысяч двести приданого, родство, знакомство, она княжеская невеста или генеральская. И за Курчаева не отдадут; за что я взвожу на него, на бедного, разные клеветы и небывальщины!

Глумов . Кого вам больше жаль: меня или гусара Курчаева? На что ему деньги? Он все равно их в карты проиграет. А еще хнычете: я тебя носила под сердцем.

Глумова . Да если бы польза была!

Глумов . Уж это мое дело.

Глумова . Имеешь ли ты хоть какую-нибудь надежду?

Глумов . Имею. Маменька, вы знаете меня: я умен, зол и завистлив, весь в вас. Что я делал до сих пор? Я только злился и писал эпиграммы на всю Москву, а сам баклуши бил. Нет, довольно. Над глупыми людьми не надо смеяться, надо уметь пользоваться их слабостями. Конечно, здесь карьеры не составишь – карьеру составляют и дело делают в Петербурге, а здесь только говорят. Но и здесь можно добиться теплого места и богатой невесты – с меня и довольно. Чем в люди выходят? Не все делами, чаще разговором. Мы в Москве любим поговорить. И чтоб в этой обширной говорильне я не имел успеха! Не может быть! Я сумею подделаться и к тузам и найду себе покровительство, вот вы увидите. Глупо их раздражать – им надо льстить грубо, беспардонно. Вот и весь секрет успеха. Я начну с неважных лиц, с кружка Турусиной, выжму из него все, что нужно, а потом заберусь и повыше. Подите, пишите! Мы еще с вами потолкуем.

Глумова . Помоги тебе бог! (Уходит.)

Глумов (садится к столу) . Эпиграммы в сторону! Этот род поэзии, кроме вреда, ничего не приносит автору. Примемся за панегирики. (Вынимает из кармана тетрадь.) Всю желчь, которая будет накипать в душе, я буду сбывать в этот дневник, а на устах останется только мед. Один, в ночной тиши, я буду вести летопись людской пошлости. Эта рукопись не предназначается для публики, я один буду и автором и читателем. Разве со временем, когда укреплюсь на прочном фундаменте, сделаю из нее извлечение.

Входят Курчаев и Голутвин ; Глумов встает и прячет тетрадь в карман.

Явление второе

Глумов , Курчаев и Голутвин .

Курчаев . Bonjour!

Глумов . Очень рад; чему обязан?

Курчаев (садясь к столу на место Глумова) . Мы за делом. (Указывает на Голутвина.) Вот, рекомендую.

Глумов . Да я его знаю давно. Что вы его рекомендуете?

Голутвин . Тон мне ваш что-то не нравится. Да-с.

Глумов . Это как вам угодно. Вы, верно, господа, порядочно позавтракали?

Курчаев . Малым делом. (Берет карандаш и бумагу и чертит что-то.)

Глумов . То-то, оно и видно. У меня, господа, времени свободного немного. В чем дело? (Садится, Голутвин тоже.)

Курчаев . Нет ли у вас стихов?

Глумов . Каких стихов? Вы, верно, не туда зашли.

Голутвин . Нет, туда.

Глумов (Курчаеву) . Не марайте, пожалуйста, бумагу!

Курчаев . Нам эпиграмм нужно. Я знаю, что у вас есть.

Глумов . Никаких нет.

Курчаев . Ну, полно вам! Все знают.У вас на весь город написаны. Вон он хочет сотрудником быть в юмористических газетах.

Глумов (Голутвину) . Вот как! Вы писали прежде?

Голутвин . Писал.

Глумов . Что?

Голутвин . Все: романы, повести, драмы, комедии.

Глумов . Ну, и что же?

Голутвин . Ну, и не печатают нигде, ни за что; сколько ни просил, и даром не хотят. Хочу за скандальчики приняться.

Глумов . Опять не напечатают.

Голутвин . Попытаюсь.

Глумов . Да ведь опасно.

Голутвин . Опасно? А что, прибьют?

Глумов . Пожалуй.

Голутвин . Да говорят, что в других местах бьют, а у нас что-то не слыхать.

Глумов . Так пишите!

Голутвин . С кого мне писать-то, я никого не знаю.

Курчаев . У вас, говорят, дневник какой-то есть, где вы всех по косточке разобрали.

Голутвин . Ну, вот и давайте, давайте его сюда!

Глумов . Ну да, как же не дать!

Голутвин . А уж мы бы их распечатали.

Глумов . И дневника никакого у меня нет.

Курчаев . Разговаривайте! Видели его у вас.

Голутвин . Ишь как прикидывается; а тоже ведь наш брат, Исакий.

Глумов . Не брат я вам, и не Исакий.

Голутвин . А какие бы мы деньги за него взяли…

Курчаев . Да, в самом деле, ему деньги нужны. «Будет, говорит, на чужой счет пить; трудиться хочу». Это он называет трудиться. Скажите пожалуйста!

Глумов . Слышу, слышу.

Голутвин . Материалов нет.

Курчаев . Вон, видите, у него материалов нет. Дайте ему материал, пусть его трудится.

Глумов (вставая) . Да не марайте же бумагу!

Курчаев . Ну, вот еще, что за важность!

Глумов . Каких-то петухов тут рисуете.

Курчаев . Ошибаетесь. Это не петух, а мой уважаемый дядюшка, Нил Федосеич Мамаев. Вот (дорисовывает) , и похоже, и хохол похож.

Голутвин . А интересная он личность? Для меня, например?

Курчаев . Очень интересная. Во-первых, он считает себя всех умнее и всех учит. Его хлебом не корми, только приди совета попроси.

Голутвин . Ну вот, подпишите под петухом-то: новейший самоучитель!

Курчаев подписывает.

Да и пошлем напечатать.

Курчаев . Нет, не надо, все-таки дядя. (Отталкивает бумагу, Глумов берет и прячет в карман.)

Голутвин . А еще какие художества за ним водятся?

Курчаев . Много. Третий год квартиру ищет. Ему и не нужна квартира, он просто ездит разговаривать, все как будто дело делает. Выедет с утра, квартир десять осмотрит, поговорит с хозяевами, с дворниками; потом поедет по лавкам пробовать икру, балык; там рассядется, в рассуждения пустится. Купцы не знают, как выжить его из лавки, а он доволен, все-таки утро у него не пропало даром. (Глумову.) Да, вот еще, я и забыл сказать. Тетка в вас влюблена, как кошка.

Глумов . Каким же это образом?

Курчаев . В театре видела, все глаза проглядела, шею было свернула. Все у меня спрашивала: кто такой? Вы этим не шутите!

Действие первое

Действующие лица

Егор Дмитрич Глумов , молодой человек.

Глафира Климовна Глумова , его мать.

Нил Федосеич Мамаев , богатый барин, дальний родственник Глумова.

Егор Васильич Курчаев , гусар.

Голутвин , человек, не имеющий занятий.

Манефа , женщина, занимающаяся гаданьем и предсказываньем.

Человек Мамаева.

Чистая, хорошо меблированная комната, письменный стол, зеркало; одна дверь во внутренние комнаты, на правой стороне другая, входная.

Явление первое

Глумов и Глафира Климовна за сценой.

Глумова (выходя из боковой двери.) Зачем ты заставляешь меня писать эти письма! Право, мне тяжело.

Глумов . Пишите, пишите!

Глумов . Кого вам больше жаль, меня или гусара Курчаева? На что ему деньги? Он все равно их в карты проиграет. А еще хнычете: я тебя носила под сердцем.

Глумова . Да если бы польза была!

Глумов . Уж это мое дело.

Глумова . Имеешь ли ты хоть какую-нибудь надежду?

Глумов . Имею. Маменька, вы знаете меня: я умен, зол и завистлив; весь в вас. Что я делал до сих пор? Я только злился и писал эпиграммы на всю Москву, а сам баклуши бил. Нет, довольно. Над глупыми людьми не надо смеяться, надо уметь пользоваться их слабостями. Конечно, здесь карьеры не составишь – карьеру составляют и дело делают в Петербурге, а здесь только говорят. Но и здесь можно добиться теплого места и богатой невесты – с меня и довольно. Чем в люди выходят? Не всё делами, чаще разговором. Мы в Москве любим поговорить. И чтоб в этой обширной говорильне я не имел успеха! Не может быть! Я сумею подделаться и к тузам и найду себе покровительство, вот вы увидите. Глупо их раздражать, им надо льстить грубо, беспардонно. Вот и весь секрет успеха. Я начну с неважных лиц, с кружка Турусиной, выжму из него все, что нужно, а потом заберусь и повыше. Подите, пишите! Мы еще с вами потолкуем.

Глумова . Помоги тебе Бог! (Уходит.)

Глумов (садится к столу) . Эпиграммы в сторону! Этот род поэзии, кроме вреда, ничего не приносит автору. Примемся за панегирики. (Вынимает из кармана тетрадь.) Всю желчь, которая будет накипать в душе, я буду сбывать в этот дневник, а на устах останется только мед. Один, в ночной тиши, я буду вести летопись людской пошлости. Эта рукопись не предназначается для публики, я один буду и автором, и читателем. Разве со временем, когда укреплюсь на прочном фундаменте, сделаю из нее извлечение.

Входят Курчаев и Голутвин; Глумов встает и прячет тетрадь в карман.

Явление второе

Глумов, Курчаев и Голутвин.

Глумов . Очень рад; чему обязан?

Курчаев (садясь к столу на место Глумова) . Мы за делом. (Указывая на Голутвина.) Вот, рекомендую.

Глумов . Да я его знаю давно. Что вы его рекомендуете?

Голутвин . Тон мне ваш что-то не нравится. Да-с.

Глумов . Это как вам угодно. Вы, верно, господа, порядочно позавтракали?

Курчаев . Малым делом. (Берет карандаш и бумагу и чертит что-то.)

Глумов . То-то, оно и видно. У меня, господа, времени свободного немного. В чем дело? (Садится, Голутвин тоже.)

Курчаев . Нет ли у вас стихов?

Глумов . Каких стихов? Вы, верно, не туда зашли.

Голутвин . Нет, туда.

Глумов (Курчаеву) . Не марайте, пожалуйста, бумагу!

Курчаев . Нам эпиграмм нужно. Я знаю, что у вас есть.

Глумов . Никаких нет.

Курчаев . Ну, полно вам! Все знают. У вас на весь город написаны. Вон он хочет сотрудником быть в юмористических газетах.

Глумов (Голутвину) . Вот как! Вы писали прежде?

Голутвин . Писал.

Глумов . Что?

Голутвин . Все: романы, повести, драмы, комедии…

Глумов . Ну, и что же?

Глумов . Опять не напечатают.

Голутвин . Попытаюсь.

Глумов . Да ведь опасно.

Голутвин . Опасно? А что, прибьют?

Глумов . Пожалуй.

Голутвин . Да говорят, что в других местах бьют; а у нас что-то не слыхать.

Глумов . Так пишите!

Голутвин . С кого мне писать-то, я никого не знаю.

Курчаев . У вас, говорят, дневник какой-то есть, где вы всех по косточке разобрали.

Голутвин . Ну, вот и давайте, давайте его сюда!

Глумов . Ну да, как же не дать.

Голутвин . А уж мы бы их распечатали.

Глумов . И дневника никакого у меня нет.

Курчаев . Разговаривайте! Видели его у вас.

Голутвин . Ишь, как прикидывается; а тоже ведь наш брат, Исакий.

Глумов . Не брат я вам, и не Исакий.

Голутвин . А какие бы мы деньги за него взяли…

Курчаев . Да, в самом деле, ему деньги нужны. «Будет, говорит, на чужой счет пить, трудиться хочу». Это он называет: трудиться. Скажите пожалуйста!

Глумов . Слышу, слышу.

Голутвин . Материалов нет.

Курчаев . Вон, видите, у него материалов нет. Дайте ему материал, пусть его трудится.

Глумов (вставая) . Да не марайте же бумагу!

Курчаев . Ну, вот еще, что за важность!

Глумов . Каких-то петухов тут рисуете.

Голутвин . А интересная он личность? Для меня, например?

Голутвин . Ну вот, подпишите под петухом-то: новейший самоучитель!

Курчаев подписывает.

Да и пошлем напечатать.

Курчаев . Нет, не надо, все-таки дядя. (Отталкивает бумагу, Глумов берет и прячет в карман.)

Голутвин . А еще какие художества за ним водятся?

Глумов . Каким же это образом?

Глумов . Я не шучу, вы всем шутите.

Курчаев . Ну, как хотите. Я бы на вашем месте… Так вы стихов дадите?

Глумов . Нет.

Голутвин . Что с ним разговаривать! Поедем обедать!

Курчаев . Поедем! Прощайте! (Кланяются и уходят.)

Глумов (останавливая Курчаева) . Зачем вы с собой его возите?

Курчаев . Умных людей люблю.

Глумов . Нашли умного человека.

Курчаев . По нас и эти хороши. Настоящие-то умные люди с какой стати станут знакомиться с нами? (Уходит.)

Глумов (вслед ему) . Ну, смотрите! Маменька!

Входит Глумова.

Явление третье

Глумов и Глумова.

Глумов (показывая портрет Мамаева) . Поглядите! Вот с кем нужно мне сойтись прежде всего.

Глумова . Кто это?

Глумов . Наш дальний родственник, мой дядюшка, Нил Федосеич Мамаев.

Глумова . А кто рисовал?

Глумов . Все тот же гусар, племянничек его, Курчаев. Эту картинку надо убрать на всякий случай. (Прячет ее.) Вся беда в том, что Мамаев не любит родственников. У него человек тридцать племянников, из них он выбирает одного и в пользу его завещание пишет, а другие уж и не показывайся. Надоест любимец, он его прогонит и возьмет другого, и сейчас же завещание перепишет. Вот теперь у него в милости этот Курчаев.

Глумова . Вот кабы тебе…

Глумов . Трудно, но попробую. Он даже не подозревает о моем существовании.

Глумова . А хорошо бы сойтись. Во-первых, наследство, потом отличный дом, большое знакомство, связи.

Глумов . Да! Вот еще обстоятельство: я понравился тетке, Клеопатре Львовне, она меня где-то видела. Вы это на всякий случай запомните! Сблизиться с Мамаевым для меня первое дело – это первый шаг на моем поприще. Дядя познакомит меня с Крутицким, с Городулиным; во-первых, это люди с влиянием, во-вторых, близкие знакомые Турусиной. Мне бы только войти к ней в дом, а уж я женюсь непременно.

Глумова . Так, сынок, но первый-то шаг самый трудный.

Глумов . Успокойтесь, он сделан. Мамаев будет здесь.

Глумова . Как же это случилось?

Глумов . Тут ничего не случилось, все это было рассчитано вперед. Мамаев любит смотреть квартиры, вот на эту удочку мы его и поймали.

Входит человек Мамаева.

Человек . Я привез Нила Федосеича.

Глумов . И прекрасно. Получай. (Дает ему ассигнацию.) Веди его сюда.

Человек . Да, пожалуй, они рассердятся: я сказал, что квартира хорошая.

Глумов . Я беру ответственность на себя. Ступайте, маменька, к себе; когда нужно будет, я вас кликну.

Человек Мамаева уходит. Глумов садится к столу и делает вид, что занимается работой. Входит Мамаев, за ним человек его.

Явление четвертое

Глумов, Мамаев и человек Мамаева.

Мамаев (не снимая шляпы, оглядывает комнату) . Это квартира холостая.

Глумов (кланяется и продолжает работать) . Холостая.

Мамаев (не слушая) . Она недурна, но холостая. (Че– ловеку.) Куда ты, братец, меня завел?

Глумов (подвигает стул и опять принимается писать) . Не угодно ли присесть?

Мамаев (садится) . Благодарю. Куда ты меня завел? я тебя спрашиваю!

Человек. Виноват-с.

Мамаев . Разве ты, братец, не знаешь, какая нужна мне квартира? Ты должен сообразить, что я статский советник, что жена моя, а твоя барыня, любит жить открыто. Нужна гостиная, да не одна. Где гостиная, я тебя спрашиваю?

Человек. Виноват-с.

Мамаев . Где гостиная? (Глумову.) Вы меня извините!

Глумов . Ничего-с, вы мне не мешаете.

Мамаев (человеку) . Ты видишь, вон сидит человек, пишет! Может быть, мы ему мешаем; он, конечно, не скажет по деликатности; а все ты, дурак, виноват.

Глумов . Не браните его, не он виноват, а я. Когда он тут на лестнице спрашивал квартиру, я ему указал на эту и сказал, что очень хороша, я не знал, что вы семейный человек.

Мамаев . Вы хозяин этой квартиры?

Глумов . Я.

Мамаев . Зачем же вы ее сдаете?

Глумов . Не по средствам.

Мамаев . А зачем же нанимали, коли не по средствам? Кто вас неволил? Что вас, за ворот, что ли, тянули, в шею толкали? Нанимай, нанимай! А вот теперь, чай, в должишках запутались? На цугундер тянут? Да уж конечно, конечно. Из большой-то квартиры да придется в одной комнатке жить; приятно это будет?

Глумов . Нет, я хочу еще больше нанять.

Мамаев . Как так больше? На этой жить средств нет, а нанимаете больше! Какой же у вас резон?

Глумов . Никакого резона. По глупости.

Мамаев . По глупости? Что за вздор!

Глумов . Какой же вздор! Я глуп.

Мамаев . Глуп! это странно. Как же так, глуп?

Глумов . Очень просто, ума недостаточно. Что ж тут удивительного! Разве этого не бывает? Очень часто.

Мамаев . Нет, однако это интересно! Сам про себя человек говорит, что глуп.

Глумов . Что ж мне, дожидаться, когда другие скажут? Разве это не все равно? Ведь уж не скроешь.

Мамаев . Да, конечно, этот недостаток скрыть довольно трудно.

Глумов . Я и не скрываю.

Мамаев . Жалею.

Глумов . Покорно благодарю.

Мамаев . Учить вас, должно быть, некому?

Глумов . Да, некому.

Мамаев . А ведь есть учителя, умные есть учителя, да плохо их слушают – нынче время такое. Ну, уж от старых и требовать нечего: всякий думает, что коли стар, так и умен. А если мальчишки не слушаются, так чего от них ждать потом? Вот я вам расскажу случай. Гимназист недавно бежит чуть не бегом из гимназии; я его, понятное дело, остановил и хотел ему, знаете, в шутку поучение прочесть: в гимназию-то, мол, тихо идешь, а из гимназии домой бегом, а надо, милый, наоборот. Другой бы еще благодарил, что для него, щенка, солидная особа среди улицы останавливается, да еще ручку бы поцеловал; а он что ж?

Глумов . Преподавание нынче, знаете…

Мамаев . «Нам, говорит, в гимназии наставления-то надоели. Коли вы, говорит, любите учить, так наймитесь к нам в надзиратели. А теперь, говорит, я есть хочу, пустите!» Это мальчишка-то, мне-то!

Глумов . На опасной дороге мальчик. Жаль!

Мамаев . А куда ведут опасные-то дороги, знаете?

Глумов . Знаю.

Мамаев . Отчего нынче прислуга нехорошая? Оттого, что свободна от обязанности выслушивать поучения. Прежде, бывало, я у своих подданных во всякую малость входил. Всех поучал, от мала до велика. Часа по два каждому наставления читал; бывало, в самые высшие сферы мышления заберешься, а он стоит перед тобой, постепенно до чувства доходит, одними вздохами, бывало, он у меня истомится. И ему на пользу, и мне благородное занятие. А нынче, после всего этого… Вы понимаете, после чего?

Глумов . Понимаю.

Мамаев . Нынче поди-ка с прислугой, попробуй! Раза два ему метафизику-то прочтешь, он и идет за расчетом. Что, говорит, за наказание! Да, что, говорит, за наказание!

Глумов . Безнравственность!

Мамаев . Я ведь не строгий человек, я все больше словами. У купцов вот обыкновение глупое: как наставление, сейчас за волосы, и при всяком слове и качает, и качает. Этак, говорит, крепче, понятнее. Ну, что хорошего! А я все словами, и то нынче не нравится.

Глумов . Да-с, после всего этого, я думаю, вам неприятно.

Мамаев (строго) . Не говорите, пожалуйста, об этом, я вас прошу. Как меня тогда кольнуло насквозь вот в это место (показывает на грудь) , так до сих пор, словно кол какой-то…

Глумов . В это место?

Мамаев . Повыше.

Глумов . Вот здесь-с?

Мамаев (с сердцем) . Повыше, я вам говорю.

Глумов . Извините, пожалуйста! Вы не сердитесь! Уж я вам сказал, что я глуп.

Мамаев . Да-с, так вы глупы… Это нехорошо. То есть тут ничего нет дурного, если у вас есть пожилые, опытные родственники или знакомые.

Глумов . То-то и беда, что никого нет. Есть мать, да она еще глупее меня.

Мамаев . Ваше положение действительно дурно. Мне вас жаль, молодой человек.

Глумов . Есть, говорят, еще дядя, да все равно что его нет.

Мамаев . Отчего же?

Глумов . Он меня не знает, а я с ним и видеться не желаю.

Мамаев . Вот уж я за это и не похвалю, молодой человек, и не похвалю.

Глумов . Да помилуйте! Будь он бедный человек, я бы ему, кажется, руки целовал, а он человек богатый; придешь к нему за советом, а он подумает, что за деньгами. Ведь как ему растолкуешь, что мне от него ни гроша не надобно, что я только совета жажду, жажду – алчу наставления, как манны небесной. Он, говорят, человек замечательного ума, я готов бы целые дни и ночи его слушать.

Мамаев . Вы совсем не так глупы, как говорите.

Глумов . Временем это на меня просветление находит, вдруг как будто прояснится, а потом и опять. Большею частию я совсем не понимаю, что делаю. Вот тут-то мне совет и нужен.

Мамаев . А кто ваш дядя?

Глумов . Чуть ли я и фамилию-то не забыл. Мамаев, кажется, Нил Федосеич.

Мамаев . А вы-то кто?

Глумов . Глумов.

Мамаев . Дмитрия Глумова сын?

Глумов . Так точно-с.

Мамаев . Ну, так этот Мамаев-то, это я.

Глумов . Ах, Боже мой! Как же это! Нет, да как же! Позвольте вашу руку! (Почти со слезами.) Впрочем, дядюшка, я слышал, вы не любите родственников; вы не беспокойтесь, мы можем быть так же далеки, как и прежде. Я не посмею явиться к вам без вашего приказания; с меня довольно и того, что я вас видел и насладился беседой умного человека.

Мамаев . Нет, ты заходи, когда тебе нужно о чем-нибудь посоветоваться.

Глумов . Когда нужно! Мне постоянно нужно, каждую минуту. Я чувствую, что погибну без руководителя.

Мамаев . Вот заходи сегодня вечером!

Глумов . Покорно вас благодарю. Позвольте уж мне представить вам мою старуху, она недальняя, но добрая, очень добрая женщина.

Мамаев . Что ж, пожалуй.

Глумов (громко) . Маменька!

Выходит Глумова.

И з статьи Б.И. Никольского «Е.Д. Турчанинова в пьесах русской и западной классической драматургии» из сборника «Евдокия Дмитриевна Турчанинова»:

«Комедия Островского «На всякого мудреца довольно простоты» на протяжении своей семидесятилетней сценической жизни на сцене Малого театра всегда считалась спектаклем высокого мастерства. В комедии участвовали такие крупнейшие представители старой и современной труппы Малого театра, как Медведева, Рыкалова, Федотова, Никулина, Садовские, Ленский, Южин, Рыжовы, Яблочкина, Климов, Массалитинова, Пашенная, Зубов, Зражевский, Яковлев, Шатрова, Царев, Ильинский, Владиславский».

Описание спектакля с сайта Малого театра:

«На всякого мудреца довольно простоты» – одна из тех пьес, которые во все времена звучат остро и злободневно. Чем сегодня интересна история о том, «как выходят в люди», написанная в позапрошлом веке? Да хотя бы тем, что пути в «высшее общество» все те же, а вот соискателей становится все больше. Каким путем, каким способом можно сделать карьеру и выбиться в люди? Как создаются и гибнут человеческие репутации? Островский отвечает на эти вопросы, рассказывая историю молодого человека по фамилии Глумов, решившего во что бы то ни стало добиться высокого положения в обществе.

Публика – самая разнообразная: молодая и в годах, фешенебельная (вплоть до перьев в высоких прическах) и демократично одетая. Эта пестрота, несомненно, легко объяснимая, в какой-то мере, кажется, может быть соотнесена с одной из ключевых мыслей, которая остается после спектакля: Островский универсален. Был, есть и остается таким для всех, во всяком случае, если речь идет о его соотечественниках – живи они хоть во времена автора, хоть полтора века спустя. Не оригинально прозвучит, но классика – она на то и классика, что – смени декорации, возьми другие костюмы, подправь имена и (немного) речь персонажей – и вот оно, наше с вами сегодня. «На всякого мудреца довольно простоты» не хуже других комедий Островского это правило подтверждает. В особенности в постановке Малого театра.

История молодого человека, который пытается «выбиться в люди», актуальна как никогда. Ведь набор приемов с течением времени мало изменился: найти себе богатого покровителя, стать вхожим в его круг, получить несколько выгодных карьерных предложений, наконец, заключить выгодный брак. И все это – благодаря умению подстроиться под «нужного» человека, вовремя польстить, угодить, обернуть обстоятельства себе на пользу».

«На всякого мудреца...» – спектакль мало того, что старый во всех смыслах слова, так еще и по пьесе Островского, что для Малого – своего рода фетиш. С Островским, на вид таким доступным, сегодня шутки плохи – его так привыкли решать через гротеск и абсурд, что реалистическая, бытовая интерпретация мало того что может показаться скучной, так еще и выявляет все слабости его драматургии, в том числе и самых лучших пьес, к числу которых принадлежит «На всякого мудреца», недаром его ставили крупнейшие режиссеры, от Товстоногова до Захарова, и решали его именно в гротесковом ключе».
Владимир Бейлис – режиссер

Год написания:

1868

Время прочтения:

Описание произведения:

Автором комедии На всякого мудреца довольно простоты является Александр Островский . Написана она была в 1868 году. Комедия состоит из пяти действий. Произведение до сих пор является популярным, его активно ставили в театре, как в советское время, так и сейчас.

Действие происходит в Москве, в первое десятилетие реформ Александра II. Первый акт пьесы - в квартире, где с матерью-вдовой живет молодой человек Егор Дмитриевич Глумов. В ней, по ремарке автора, чистая, хорошо меблированная комната.

В комнату входят, продолжая начатый разговор, Глумов с матерью. Глумов говорит ей: «Я весь в вас - умен, зол и завистлив» и заявляет, что отныне будет делать карьеру через знакомства в свете: «Эпиграммы в сторону! Этот род поэзии, кроме вреда, ничего не приносит автору. Примемся за панегирики!» Теперь Глумов для себя будет вести дневник и в нем писать откровенно, что думает о людях, расположения которых добивается.

Приходят гусар Курчаев, знакомый Глумова, с ним Голутвин, человек, не имеющий занятий. Они собрались издавать журнал и просят у Глумова его эпиграммы или дневник, о котором уже что-то слышали. Глумов отказывает. Курчаев, дальняя родня Глумову через сановника Нила Федосеевича Мамаева, рассказывает Глумову о привычке Мамаева смотреть попусту сдаваемые внаем квартиры и при этом поучать всех и каждого, и за разговором набрасывает на Мамаева карикатуру, приписав «новейший самоучитель». Ее хочет взять Голутвин. Курчаев не дает: «Все-таки дядя». Она остается Глумову. Курчаев сообщает Глумову, что жена Мамаева «влюблена, каккошка» в Глумова. Курчаев и Голутвин уходят.

В последующем разговоре Глумова с матерью выясняется, что Глумов уже подкупил слугу Мамаева, и Мамаев сейчас прибудет смотреть якобы сдаваемую внаем квартиру Глумовых.

Является слуга, за ним сам Мамаев. Мамаев пеняет слуге: зачем тот привез его в жилую квартиру. Глумов объясняет, что, нуждаясь в деньгах, хочет из этой квартиры переехать в большую, и на недоуменные вопросы Мамаева заявляет: «Я глуп». Тот сперва ошарашен, но быстро начинает верить, что перед ним молодой человек, жаждущий советов, поучений и наставлений.

Глумова показывает Мамаеву карикатуру Курчаева. Мамаев уходит. Приходит Манефа, «женщина, занимающаяся гаданием и предсказанием». Глумов принимает ее с деланным почтением, дает пятнадцать рублей, отсылает угощаться чаем и кофе, записывает в дневник расходы: на Манефу и три рубля слуге Мамаева. Внезапно возвращается Курчаев, которому встретившийся по дороге Мамаев не велел показываться на глаза. Курчаев подозревает Глумова в интриганстве и говорит ему об этом. Они ссорятся. Курчаев уходит. «Дядя его прогнал. Первый шаг сделан». Этими словами Глумова заканчивается первое действие комедии.

В доме Мамаева хозяин и Крутицкий - «старик, очень важный господин», сетуют на пагубность реформ и перемен и на свое неумение владеть пером и «современным слогом». У Крутицкого готов труд, написанный стилем, «близким к стилю великого Ломоносова», и Мамаев предлагает дать его Глумову в обработку. Оба уходят. Появляются Мамаева и Глумова. Глумова жалуется на недостаток средств. Мамаева ее подбадривает, суля Глумову свое покровительство. Вошедшему Мамаеву Глумова расписывает восхищение своего сына его умом. Мамаев, уходя, обещает Глумовой дать «не денег, а лучше денег: совет, как распорядиться бюджетом». Мамаевой же Глумова принимается рассказывать о том, как влюблен в нее Глумов. Глумова уходит. Мамаева кокетничает с вошедшим Глумовым.

Приезжает Городулин, «молодой важный господин». Мамаева просит для Глумова место, «разумеется, хорошее», зовет Глумова и оставляет его с Городулиным. Глумов заявляет себя либералом и демонстрирует речистость, восхищающую Городулина, который тут же просит помочь ему приготовить спич. Глумов готов написать.

Городулина сменяет Мамаев, который принимается учить Глумова ухаживать за своей женой. Глумов остается с Мамаевой, объясняется ей в любви и уходит.

На даче Турусиной, «богатой вдовы, барыни из купчих», окруженной приживалками, гадальщицами, странницами, Турусина, только что выехавшая было в город, но приказавшая поворотить экипаж из-за плохой приметы, выговаривает своей спутнице, племяннице Машеньке, за «вольнодумство» и симпатию к Курчаеву. К тому же она получила два анонимных письма, предостерегающих от знакомства с Курчаевым. Машенька отвечает, что она «московская барышня» и спорить не станет, но пусть тогда тетя и подыщет сама ей жениха. Машенька уходит. В гости заходит живущий по соседству Крутицкий. Турусина делится с Крутицким заботами: как подыскать Машеньке хорошего жениха. Крутицкий рекомендует Глумова и уходит. Приезжает Городулин. Как и Крутицкий, он высмеивает пристрастие Турусиной к странникам и приживалкам и сообщает: одна из таких знакомых Турусиной осуждена за мошенничество и отравление богатого купца. С Городулиным повторяется тот же разговор с тем же результатом. Городулин всячески рекомендует Турусиной Глумова. И наконец, взамен Городулина появляется Манефа. Она тут желанная гостья. Ее принимают с почетом и речам ее внимают с трепетом. Она вещает, приживалки поддакивают. Все хором предвещают Глумова как что-то уже почти сверхъестественное. Появлением Глумова с Мамаевым и обещанием Турусиной полюбить его, как родного сына, действие заканчивается.

Глумов приносит Крутицкому «Трактат о вреде реформ вообще» - обработку мыслей Крутицкого. Крутицкий доволен. «Трактат» - острая пародия на ретроградство. Глумов просит Крутицкого быть посаженым отцом на свадьбе и несколько перебирает в угодничестве, что и отмечает Крутицкий по его уходе.

Приходит Клеопатра Львовна Мамаева дополнительно замолвить словечко за Глумова. Взбодрившийся после ухода Глумова старик обрушивает на нее архаические цитаты из любимых с юности трагедий, видя в стареющей Мамаевой чуть не ровесницу. Но куда неприятней для нее оброненное Крутицким известие о сватовстве Глумова к Машеньке по любви. «Что ее кольнуло. Поди вот с бабами. Хуже, чем дивизией командовать», - недоумевает Крутицкий, глядя ей вслед.

Глумов дома записывает в дневник расходы и впечатления и учит мать, уходящую к Турусиной, как задабривать и задаривать ее приживалок. Внезапно является Мамаева. Это необычно, и Глумов настораживается. Последующий разговор с ней то подтверждает, то успокаивает опасения Глумова. Он принимается объясняться Мамаевой в своих чувствах, несколько злоупотребляя красноречием, но та прерывает его вопросом: «Вы женитесь?» Глумов сбивается, пускается в объяснения и, как ему кажется, более или менее успокаивает Мамаеву. Звонок у двери. Глумов уходит.

Пришел Голутвин. Глумов, спрятав Мамаеву в соседней комнате, принимает его. Оказывается, тот, выражаясь современным языком, собрал на Глумова материал и шантажирует его: если Глумов не заплатит, Голутвин напечатает пасквиль. Решительным тоном отказывая Голутвину, Глумов на деле колеблется, не желая неприятностей ввиду выгодной женитьбы на Машеньке. Голутвин лезет в соседнюю комнату, допытывается, кто там. Глумов еле выпроваживает его, но затем решает догнать и все-таки заплатить. В комнату входит Мамаева, замечает дневник, читает о себе самой что-то, что приводит ее в ярость, и уносит.

Сперва Глумову кажется, что он «все уладил». Но убедившись, что дневник взят, он приходит в отчаяние, бранит себя: «Глупую злобу тешил. Вот и предоставил публике «Записки подлеца» им самим написанные».

На даче, где собралось все общество, Курчаев, беседуя с Машенькой о невиданных добродетелях и успехах Глумова, говорит: «Еще с кем-нибудь другим я бы поспорил, а перед добродетельным человеком я пас никогда этим не занимался». Между добродетельными беседами с будущей женой и тещей Глумов договаривается с Городулиным «отделать хорошенько» трактат Крутицкого (т. е. Глумова же) под подписью Городулина и убеждает Мамаеву, что женится по расчету. Слуга приносит переданный кем-то пакет. В нем напечатанная статья «Как выходят в люди» с портретом Глумова и пропавший дневник. Мамаев читает записи вслух, справки о расходах на приживалок «за то, что видели меня во сне», острые характеристики Крутицкого, Ма-нефы, Турусиной (Турусина тут же говорит «всех прогоню» и предоставляет Машеньке полную свободу выбора; судя по всему, ее выбор - Курчаев). Появляется Глумов. Ему отдают дневник и предлагают «удалиться незаметно». Но Глумову уже терять нечего. «Почему же незаметно», - отвечает он и принимается обличать присутствующих уже устно. Суть обличений: в напечатанной статье нет ничего для них нового. Не настолько на самом деле глупы Крутицкий и Мамаев, чтоб и впрямь не чувствовать фальши в угодничестве Глумова: просто оно им удобно и приятно. То же и с Мамаевой, и с Городулиным. Но и та и другой неожиданно останавливают глумовское красноречие, начиная сразу же с ним соглашаться. Глумов уходит. После паузы все сходятся на том, что, спустя время, надо опять его «приласкать». «А уж это я беру на себя» - финальная реплика Мамаевой.

Вы прочитали краткое содержание комедии На всякого мудреца довольно простоты. В разделе нашего сайта - краткие содержания , вы можете ознакомиться с изложением других известных произведений.