Лев Николаевич Толстой

ВОЙНА И МИР

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

Еh bien, mon prince. Gênes et Lucques ne sont plus que des apanages, des поместья, de la famille Buonaparte. Non, je vous préviens, que si vous ne me dites pas, que nous avons la guerre, si vous vous permettez encore de pallier toutes les infamies, toutes les atrocités de cet Antichrist (ma parole, j"y crois) - je ne vous connais plus, vous n"êtes plus mon ami, vous n"êtes plus мой верный раб, comme vous dites. [Ну, что, князь, Генуа и Лукка стали не больше, как поместьями фамилии Бонапарте. Нет, я вас предупреждаю, если вы мне не скажете, что у нас война, если вы еще позволите себе защищать все гадости, все ужасы этого Антихриста (право, я верю, что он Антихрист) - я вас больше не знаю, вы уж не друг мой, вы уж не мой верный раб, как вы говорите.] Ну, здравствуйте, здравствуйте. Je vois que je vous fais peur, [Я вижу, что я вас пугаю,] садитесь и рассказывайте.

Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп , как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех:

«Si vous n"avez rien de mieux à faire, M. le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soirée chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer».

[Если y вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между семью и десятью часами. Анна Шерер.]

Dieu, quelle virulente sortie [О! какое жестокое нападение!] - отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках, при звездах, с светлым выражением плоского лица. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.

Avant tout dites moi, comment vous allez, chère amie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, - сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из-за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.

Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? - сказала Анна Павловна. - Вы весь вечер у меня, надеюсь?

А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, - сказал князь. - Дочь заедет за мной и повезет меня.

Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fêtes et tous ces feux d"artifice commencent à devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]

Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, - сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.

Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu"a-t-on décidé par rapport à la dépêche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]

Как вам сказать? - сказал князь холодным, скучающим тоном. - Qu"a-t-on décidé? On a décidé que Buonaparte a brûlé ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de brûler les nôtres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] - Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.

Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.

В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.

Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralité prussienne, ce n"est qu"un piège. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии - только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… - Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

Еh bien, mon prince. Genes et Lucques ne sont plus que des apanages, des поместья, de la famille Buonaparte. Non, je vous previens, que si vous ne me dites pas, que nous avons la guerre, si vous vous permettez encore de pallier toutes les infamies, toutes les atrocites de cet Antichrist (ma parole, j"y crois) - je ne vous connais plus, vous n"etes plus mon ami, vous n"etes plus мой верный раб, comme vous dites. [ Ну, что, князь, Генуа и Лукка стали не больше, как поместьями фамилии Бонапарте. Нет, я вас предупреждаю, если вы мне не скажете, что у нас война, если вы еще позволите себе защищать все гадости, все ужасы этого Антихриста (право, я верю, что он Антихрист) - я вас больше не знаю, вы уж не друг мой, вы уж не мой верный раб, как вы говорите. ] Ну, здравствуйте, здравствуйте. Je vois que je vous fais peur, [ Я вижу, что я вас пугаю, ] садитесь и рассказывайте.

Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп , как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех:

«Si vous n"avez rien de mieux a faire, M. le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soiree chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmee de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer».

[ Если y вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между семью и десятью часами. Анна Шерер. ]

Dieu, quelle virulente sortie [ О! какое жестокое нападение!] - отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках, при звездах, с светлым выражением плоского лица. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.

Avant tout dites moi, comment vous allez, chere amie? [ Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, - сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из-за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.

Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? - сказала Анна Павловна. - Вы весь вечер у меня, надеюсь?

А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, - сказал князь. - Дочь заедет за мной и повезет меня.

Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d"artifice commencent a devenir insipides. [ Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны. ]

Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, - сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.

Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu"a-t-on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [ Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете. ]

Как вам сказать? - сказал князь холодным, скучающим тоном. - Qu"a-t-on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [ Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши. ] - Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.

Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.

В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.

Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n"est qu"un piege. [ Этот пресловутый нейтралитет Пруссии - только западня. ] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!.. - Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.

Война и мир. Том первый. Часть первая.

В июле 1805 года Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Федоровны, встречала гостей. Одним из первых на вечер прибыл «важный и чиновничий» князь Василий. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.

Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пьесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.

Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.

Обсудив государственные проблемы, Анна Павловна заговорила с князем Василием о его сыне Анатоле – избалованном молодом человеке, доставляющем своим поведением много неприятностей родителям и окружающим. Анна Павловна предложила князю женить сына на своей родственнице, княжне Болконской, дочери известного князя Болконского, богатого и скупого человека с тяжелым характером. Князь Василий с радостью согласился с предложением и попросил Анну Павловну устроить это дело.

ЯндексДирект

Стать партнёромЯндекс.Бар для Opera 11.60

Узнайте о дополнительных возможностях браузера Opera 11.60 на сайте

bar.yandex.ru 3 главных секрета везения: Как

жить легко и радостно, играючи исполнять свои желания! Обучающий курс.

pavel-kolesov.ru

А в это время на вечер продолжали собираться другие гости. Каждого из вновь прибывающих Анна Павловна приветствовала и подводила здороваться к своей тетушке – «маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты».

Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная... молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.

Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и полуоткрытый рот – казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение...

Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из-за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего-нибудь слишком огромного и несвойственного месту...

Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена «...», – так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила с замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину...

Но среди этих забот все виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он все боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он все ждал чего-нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.

Вечер в салоне Анны Павловны Шерер продолжался. Пьер завязал с аббатом разговор на политическую тему. Они горячо и оживленно разговаривали, что вызвало недовольство Анны Павловны. В это время в гостиную вошел новый гость – молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини.

Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Все в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них, и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел все общество. Пьер и Андрей встретились и приветствовали друг друга как старые друзья.

В разгар вечера зашел разговор о Наполеоне. Все присутствующие осуждали политику и действия французского императора. Пьер же вступил с ними в спор, встав на защиту Наполеона.

– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека...

– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав все хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.

Виконт возразил Безухову, утверждая, что захватив власть, Наполеон должен был отдать ее законному королю. Разговор привлек внимание всех присутствующих на вечере. Гости были удивлены позицией странного молодого человека, Анна Павловна пыталась его остановить, и лишь Андрей Болконский «с улыбкой смотрел то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку».

Когда Анна Павловна убедилась, что остановить молодого оратора уже невозможно, она решительно вступила в разговор, попросив Пьера объяснить, как великий человек (Наполеон) мог казнить герцога, «без суда и вины». Пьер растерялся, не зная, кому из собеседников отвечать. На помощь товарищу пришел Андрей Болконский.

– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.

– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.

– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но... но есть другие поступки, которые трудно оправдать.

Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Пьер из салона направился в гости к князю Андрею. Молодые люди обсуждали планы на будущее. Андрей заговорил о том, что собирается участвовать в войне, потому что жизнь, которую он должен вести, не устраивает его. К разговору присоединилась и жена Андрея, княгиня Болконская. Пьер говорил, что не может понять желание Андрея пойти на войну. Княгиня также не одобряла планы мужа и, воспользовавшись моментом, в очередной раз высказала ему упреки в том, что он ее не любит. Слова маленькой княгини вызвали в князе Андрее раздражение, которое он, казалось, уже не в силах был сдерживать. Расплакавшись, княгиня ушла, оставив молодых людей вдвоем.

В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что-нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:

– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал все, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным... А то пропадет все, что в тебе есть хорошего и высокого. Все истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего-нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя все кончено, все закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом... Да что!..

– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя... Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И все, что есть в тебе надежд и сил, все только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти...

Андрей попросил Пьера дать слово, что он бросит вести беспутную жизнь и ездить к Курагиным, где собирались шумные компании, и начнет заниматься делом. (Пьер жил у князя Василия Курагина и принимал участие в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собрались женить на сестре князя Андрея.)

Несмотря на данное слово, от Болконского Пьер направился к Анатолю Курагину, у которого должно было собраться обычное игорное общество. Долохов, семеновский офицер, заядлый игрок, друг Анатоля Курагина, заключил с англичанином пари, что выпьет бутылку рома, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.

Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И, несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга...

Пьер попытался повторить пари Долохова, но друзья отговорили его, и вместе с Долоховым он поехал продолжать кутить. Вскоре после вечера у Анны Павловны Шерер Анна Михайловна, княгиня Друбецкая, вернулась в Москву, к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она часто останавливалась и у которых часто жил и воспитывался ее сын Борис.

У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской... Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.

Княгина Друбецкая рассказала всем присутствующим скандал: Долохов, Анатоль Курагин и Пьер связали вместе квартального и медведя и пустили медведя в мойку («медведь плавает, а квартальный на нем»). В наказание Долохова разжаловали в солдаты, Безухова выслали в Москву, а с Анатолем Курагиным дело замяли благодаря вмешательству отца.

В гостиной шел разговор о том, что старый князь Безухов умирает, что наследник всего имения – князь Василий, но отец больше любит Пьера, поэтому неизвестно, кому достанется состояние, Пьеру или Василию. В это время в гостиную вбежала Наташа:

Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка.

Среди молодого поколения на именины были приглашены: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – младший сын Ростовых.

В гостиной продолжался разговор. Вспомнили Наполеона, обсуждали вопросы воспитания детей: Борис собирается в гусары, Наташа берет уроки пения у итальянца, упоминали и о том, что она влюблена в Бориса.

Наташа в это время спряталась между кадок цветов, надеясь, что ее будет искать Борис. В это время в комнату вбежала расстроенная Соня, приревновавшая Николая. Вслед за ней вошел Николай. Он подбежал к девушке и попытался ее успокоить. Ссора закончилась поцелуем.

«Ах, как хорошо!» – подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.

– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.

– Какая же это одна вещь? – спросил он. Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.

– Поцелуйте куклу, – сказала она. Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал. – Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх. – А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья. Борис покраснел. – Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая. Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы. Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.

– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но... – Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.

– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас... Еще четыре года... Тогда я буду просить вашей руки. Наташа подумала. – Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать... – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено? И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо. – Кончено! – сказал Борис. – Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти? И, взяв его под руку, она со счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.

Гости тем временем начали расходиться.

Оставшись наедине с графиней Ростовой, Анна Михайловна Друбецкая пожаловалась подруге на бедственное материальное положение, рассказала, что просила помочь князя Василия пристроить своего сына, высказала надежду на завещание графа Кирилла Владимировича Безухова. От Ростовых Анна Михайловна Друбецкая вместе с сыном, который был крестником Безухова, направилась в дом к умирающему графу. Ей с трудом удалось уговорить сына ехать вместе с ней, потому что Борис считал, что этот визит ничего, кроме унижения, принести не может.

В гостиной графа Безухова Друбецкие встретили князя Василия, который принял их довольно холодно, так как видел в Борисе соперника за наследство умирающего графа. Анна Михайловна поинтересовалась здоровьем графа Безухова и поблагодарила князя Василия за оказанную в устройстве ее сына на службу помощь. Она настаивала на свидании с графом Безуховым, несмотря на то, что его состояние было очень тяжелым. В конце концов ее пропустили в покои умирающего старика. Борис в это время направился к Пьеру.

Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный...

На просьбу Пьера встретиться с отцом было отвечено отказом, по причине плохого самочувствия больного. Борис Друбецкой застал Пьера в подавленном настроении. Безухов не узнал Бориса, но, несмотря на это, заговорил с ним о войне и политике. Однако Борису эти темы были неинтересны, и он перевел разговор на другую тему – болезнь старого графа, затронув при этом и вопрос о наследстве. Он говорил о том, что в данной ситуации все только и думают, как бы хоть что-нибудь заполучить от наследства, но он с матерью не принадлежит к числу этих людей. Даже если им бы и дали что-нибудь, они бы все равно ничего не взяли. Удивленный таким поворотом разговора Пьер бросился пожимать Борису руку. Прощаясь с понравившимся своей прямотой молодым человеком, Пьер обещал приехать к Ростовым.

После визита к Безуховым Друбецкие направились в дом Ростовых. Во время их отсутствия графиня Ростова попросила у мужа денег («на шитье мундира Борису»), чтобы помочь попавшей в затруднительное положение подруге.

Вечером в доме Ростовых был прием. Мужчины, уединившись в кабинете, разговаривали о начавшейся войне, объявленной манифестом, который еще никто не видел. Один из говоривших был Шиншин, двоюродный брат графини Ростовой, другой – Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис направлялся вместе с полк. Граф, сам не участвовавший в разговоре, внимательно слушал гостей.

Пьер приехал перед обедом и неловко сел в первое попавшееся ему кресло. Он был стеснителен и отвергал все попытки его разговорить. Большая часть гостей, наслышанная о скандальной истории с медведем, с интересом разглядывала молодого человека. Анна Михайловна попыталась заговорить с ним об отце, но Пьер отвечал односложно, не проявляя особой охоты продолжать разговор.

Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов... Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.

За обедом на мужском конце стола говорили о политике. Наташа, уставшая от разговоров взрослых, повела себя неожиданно смело и дерзко.

Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери.

– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски-грудной голос.

– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.

Разговор притих.

– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи...

– Вот я тебя! – сказала графиня.

– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно-весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.

После обеда взрослые сели играть в карты, молодежь приготовилась петь и танцевать. Первой спела Жюли, затем все стали просить спеть Наташу и Николая, известных своей музыкальностью. Наташа, заметив что в комнате нет ее подруги Сони, побежала искать ее. Соня лежала в коридоре на сундуке и плакала. Расстроенная ее горем Наташа тоже горько заплакала. Собравшись с силами, Соня поведала подруге причину своего горя: Николай через две недели должен отправиться в армию; Вера, обнаружив написанные рукой Николая стихи, посвященные Соне, ругала ее, называла неблагодарной и уверяла, что отец никогда не позволит Николаю жениться на ней, потому что он приходится ей кузеном. Наташа успокоила подругу, и они вдвоем вернулись в гостиную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», после чего Николай исполнил недавно выученную им песню. Не успел он допеть, как заиграла музыка и молодежь приготовилась к танцам.

Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:

– Мама велела вас просить танцевать.

– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем...

И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.

Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцевала с большим, с приехавшим из-за границы. Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.

– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.

Наташа покраснела и засмеялась.

– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В то время, когда у Ростовых шел праздник и гости танцевали, у графа Безухова произошел шестой удар. Врачи объявили, что надежды на выздоровление нет. В доме царила суета, готовились отпевать умирающего. Князь Василий направился в комнату к Катишь – старшей из трех княжон, с просьбой пересмотреть завещание, по которому прямым наследником должен был стать Пьер – незаконный сын графа.

Карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого... Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало...

На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что, так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен...

– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!

Проговорив эти слова, она подошла к доктору. Анна Михайловна возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру.

Спустя несколько минут в комнату вошел князь Василий. Увидев Пьера, он подошел к нему и взял его руку. На вопрос Пьера о здоровье отца князь Василий ответил, что полчаса назад с ним случился еще один удар. Пьера пригласили к умирающему в комнату, где находились три княжны, одна из которых (старшая) с трудом сдерживала злобу. Войдя в комнату Пьер полностью подчинился воле Анны Михайловны. Она жестами показала, чтобы он подошел к кровати отца, поцеловал руку и сел на кресло, которое стояло неподалеку. Исполняя указания княгини, Пьер мучительно переживал последние мгновения жизни своего отца. Граф Безухов дал понять присутствующим, чтобы его перевернули на другой бок, и забылся. Все присутствующие, за исключением одной из княжон, покинули комнату. Через некоторое время дверь комнаты, за которой остался умирающий, отворилась и княжна сообщила присутствующим, что князь умирает.

На следующее утро после смерти графа Безухова Анна Михайловна сказала Пьеру, что его отец обещал не забыть Бориса, но не успел, и выразила надежду, что сын выполнит волю отца. После разговора с Пьером княгиня Друбецкая уехала к Ростовым. На следующее утро она поведала им и всем знакомым подробности смерти графа, выразив восхищение трогательной сценой прощания отца и сына.

В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал-аншеф князь Николай Андреевич с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой... Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении... С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно-требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской.

Княжна Марья каждый день молилась о том, чтобы ее свидание с отцом прошло благополучно. В этот день, когда она зашла в кабинет отца, он работал за станком. Сняв ногу с педали, князь подозвал дочь к себе и сухо поприветствовал. Перед занятием старик вручил ей письмо от Жюли Карагиной, с которой Марья долгое время переписывалась. Выразив недовольство перепиской девушек, князь предупредил, что еще два письма пропустит, а третье обязательно прочтет. Марья смиренно предложила ему прочитать и это письмо. Но князь крикнул на нее и приступил к уроку. Старик Болконский был строгим и несдержанным учителем, то и дело переходил на крик, выходил из себя.

После занятий княжна нетерпеливо распечатала письмо. Из него она узнала последние светские новости: вся Москва только и говорит, что о войне; один из братьев Жюли уже за границей, другой – в гвардии, которая выступает в поход к границе. Николай Ростов оставил университет и поступил в армию; Пьер стал владельцем огромного состояния, был признан законным сыном (и потому графом Безуховым) и, соответственно, самым выгодным женихом; князь Василий сыграл в истории с наследством гадкую роль и был вынужден уехать в Петербург. Жюли также сообщила княжне Болконской, что Анна Михайловна Шерер, известная своим «мастерством» устраивать выгодные браки, хочет пристроить сына князя Василия – известного повесу Анатоля, женив его на богатой и знатной девушке. Выбор пал на нее, княжну Болконскую. В заключении письма Жюли попросила Мари известить ее о князе Болконском и его жене.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I- Еh bien, mon prince. Gênes et Lucques ne sont plus que des apanages, des поместья, de la famille Buonaparte. Non, je vous préviens, que si vous ne me dites pas, que nous avons la guerre, si vous vous permettez encore de pallier toutes les infamies, toutes les atrocités de cet Antichrist (ma parole, j"y crois) - je ne vous connais plus, vous n"êtes plus mon ami, vous n"êtes plus мой верный раб, comme vous dites. [Ну, что, князь, Генуа и Лукка стали не больше, как поместьями фамилии Бонапарте. Нет, я вас предупреждаю, если вы мне не скажете, что у нас война, если вы еще позволите себе защищать все гадости, все ужасы этого Антихриста (право, я верю, что он Антихрист) - я вас больше не знаю, вы уж не друг мой, вы уж не мой верный раб, как вы говорите.] Ну, здравствуйте, здравствуйте. Je vois que je vous fais peur, [Я вижу, что я вас пугаю,] садитесь и рассказывайте.
Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп, как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех:
«Si vous n"avez rien de mieux à faire, M. le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soirée chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer».
[Если y вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между семью и десятью часами. Анна Шерер.]
- Dieu, quelle virulente sortie [О! какое жестокое нападение!] - отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках, при звездах, с светлым выражением плоского лица. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.
- Avant tout dites moi, comment vous allez, chère amie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, - сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из-за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.
- Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? - сказала Анна Павловна. - Вы весь вечер у меня, надеюсь?
- А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, - сказал князь. - Дочь заедет за мной и повезет меня.
- Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fêtes et tous ces feux d"artifice commencent à devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
- Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, - сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
- Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu"a-t-on décidé par rapport à la dépêche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
- Как вам сказать? - сказал князь холодным, скучающим тоном. - Qu"a-t-on décidé? On a décidé que Buonaparte a brûlé ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de brûler les nôtres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] - Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
- Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralité prussienne, ce n"est qu"un piège. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии - только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… - Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
- Я думаю, - сказал князь улыбаясь, - что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
- Сейчас. A propos, - прибавила она, опять успокоиваясь, - нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allié aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, - виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l"abbé Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
- А! Я очень рад буду, - сказал князь. - Скажите, - прибавил он, как будто только что вспомнив что-то и особенно-небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, - правда, что l"impératrice-mère [императрица-мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C"est un pauvre sire, ce baron, à ce qu"il paraît. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] - Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.
- Monsieur le baron de Funke a été recommandé à l"impératrice-mère par sa soeur, [Барон Функе рекомендован императрице-матери ее сестрою,] - только сказала она грустным, сухим тоном. В то время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d"estime, [много уважения,] и опять взгляд ее подернулся грустью.
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелконуть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его.
- Mais à propos de votre famille,[Кстати о вашей семье,] - сказала она, - знаете ли, что ваша дочь с тех пор, как выезжает, fait les délices de tout le monde. On la trouve belle, comme le jour. [составляет восторг всего общества. Ее находят прекрасною, как день.]
Князь наклонился в знак уважения и признательности.
- Я часто думаю, - продолжала Анна Павловна после минутного молчания, подвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, - я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что вам судьба дала таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, - вставила она безапелляционно, приподняв брови) - таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не стоите.
И она улыбнулась своею восторженною улыбкой.
- Que voulez-vous? Lafater aurait dit que je n"ai pas la bosse de la paterienité, [Чего вы хотите? Лафатер сказал бы, что у меня нет шишки родительской любви,] - сказал князь.
- Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Между нами будь сказано (лицо ее приняло грустное выражение), о нем говорили у ее величества и жалеют вас…
Князь не отвечал, но она молча, значительно глядя на него, ждала ответа. Князь Василий поморщился.
- Что вы хотите, чтоб я делал! - сказал он наконец. - Вы знаете, я сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли des imbéciles. [дураки.] Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль - беспокойный. Вот одно различие, - сказал он, улыбаясь более неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко выказывая в сложившихся около его рта морщинах что-то неожиданно-грубое и неприятное.
- И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, - сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза.
- Je suis votre [Я ваш] верный раб, et à vous seule je puis l"avouer. Мои дети - ce sont les entraves de mon existence. [вам одним могу признаться. Мои дети - обуза моего существования.] - Он помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе.
Анна Павловна задумалась.
- Вы никогда не думали о том, чтобы женить вашего блудного сына Анатоля? Говорят, - сказала она, - что старые девицы ont la manie des Marieiages. [имеют манию женить.] Я еще не чувствую за собою этой слабости, но у меня есть одна petite personne [маленькая особа], которая очень несчастлива с отцом, une parente à nous, une princesse [наша родственница, княжна] Болконская. - Князь Василий не отвечал, хотя с свойственною светским людям быстротой соображения и памяти показал движением головы, что он принял к соображению эти сведения.
- Нет, вы знаете ли, что этот Анатоль мне стоит 40.000 в год, - сказал он, видимо, не в силах удерживать печальный ход своих мыслей. Он помолчал.
- Что будет через пять лет, если это пойдет так? Voilà l"avantage d"être père. [Вот выгода быть отцом.] Она богата, ваша княжна?
- Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Знаете, этот известный князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре и прозванный прусским королем. Он очень умный человек, но со странностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse, comme les pierres. [Бедняжка несчастлива, как камни.] У нее брат, вот что недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова. Он будет нынче у меня.
- Ecoutez, chère Annette, [Послушайте, милая Аннет,] - сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему-то книзу. - Arrangez-moi cette affaire et je suis votre [Устройте мне это дело, и я навсегда ваш] вернейший раб à tout jamais pan, comme mon староста m"écrit des [как пишет мне мой староста] донесенья: покой-ер-п!. Она хорошей фамилии и богата. Всё, что мне нужно.
И он с теми свободными и фамильярными, грациозными движениями, которые его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону.
- Attendez [Подождите], - сказала Анна Павловна, соображая. - Я нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский). [с Лизой (женой молодого Болконского).] И, может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille, que je ferai mon apprentissage de vieille fille. [Я в вашем семействе начну обучаться ремеслу старой девки.]
IIГостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus séduisante de Pétersbourg [самая обворожительная женщина в Петербурге,], молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
- Вы не видали еще? или: - вы не знакомы с ma tante [с моей тетушкой]? - говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante [тетушку], и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне-привлекательных женщин, недостаток ее - короткость губы и полуоткрытый рот - казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям, смотревшим на нее, казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкою на руке и, весело оправляя платье, села на диван, около серебряного самовара, как будто всё, что она ни делала, было part de plaisir [развлечением] для нее и для всех ее окружавших.
- J"ai apporté mon ouvrage [Я захватила работу], - сказала она, развертывая свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе.
- Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, - обратилась она к хозяйке. - Vous m"avez écrit, que c"était une toute petite soirée; voyez, comme je suis attifée. [Не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне писали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, как я одета дурно.]
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
- Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], - отвечала Анна Павловна.
- Vous savez, mon mari m"abandonne, - продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, - il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] - сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
- Quelle délicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] - сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из-за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего-нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
- C"est bien aimable à vous, monsieur Pierre, d"être venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] - сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что-то непонятное и продолжал отыскивать что-то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
- Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… - сказала она.
- Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
- Вы думаете?… - сказала Анна Павловна, чтобы сказать что-нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
- Мы после поговорим, - сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего-нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.
IIIВечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица-княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно-прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что-то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
- Ah! voyons. Contez-nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] - сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем-то à la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, - contez-nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
- Le vicomte a été personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] - шепнула Анна Павловна одному. - Le vicomte est un parfait conteur , - проговорила она другому. - Comme on voit l"homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], - сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
- Переходите сюда, chère Hélène, [милая Элен,] - сказала Анна Павловна красавице-княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно-действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] - говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем-то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
- Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что-либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
- Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] - проговорила она. - Voyons, à quoi pensez-vous? - обратилась она к князю Ипполиту: - apportez-moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
- Теперь мне хорошо, - приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою-красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот - все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
- Ce n"est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] - сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
- Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] - пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
- C"est que je déteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] - сказал он таким тоном, что видно было, - он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из-за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayée, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m-lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это-то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
- Charmant, [Очаровательно,] - сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
- Charmant, - прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что-то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это-то не понравилось Анне Павловне.
- Средство - Европейское равновесие и droit des gens [международное право], - говорил аббат. - Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, - и она спасет мир!
- Как же вы найдете такое равновесие? - начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно-сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
- Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, - сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.
IVВ это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
- Vous vous enrôlez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] - сказала Анна Павловна.
- Le général Koutouzoff, - сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff, как француз, - a bien voulu de moi pour aide-de-camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
- Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
- Она поедет в деревню.
- Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
- André, [Андрей,] - сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, - какую историю нам рассказал виконт о m-lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно-доброй и приятной улыбкой.
- Вот как!… И ты в большом свете! - сказал он Пьеру.
- Я знал, что вы будете, - отвечал Пьер. - Я приеду к вам ужинать, - прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. - Можно?
- Нет, нельзя, - сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что-то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
- Вы меня извините, мой милый виконт, - сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. - Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, - сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
- Очень хороша, - сказал князь Андрей.
- Очень, - сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
- Образуйте мне этого медведя, - сказал он. - Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.
VАнна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
- Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? - сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о). - Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
- Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, - просила она.
- Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, - отвечал князь Василий, - но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда-то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
- Послушайте, князь, - сказала она, - я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, - торопливо прибавила она. - Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez été, [Будьте добрым малым, как вы были,] - говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
- Папа, мы опоздаем, - сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что-то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она - одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что-нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
- Chère Анна Михайловна, - сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, - для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
- Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
- Постойте, два слова. Une fois passé aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] - Она замялась: - Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
- Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
- Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
- Папа! - опять тем же тоном повторила красавица, - мы опоздаем.
- Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
- Так завтра вы доложите государю?
- Непременно, а Кутузову не обещаю.
- Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] - сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда-то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
- Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] - сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comédie des peuples de Gênes et de Lucques, qui viennent présenter leurs voeux à M. Buonaparte assis sur un trône, et exauçant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c"est à en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tête. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
- «Dieu me la donne, gare à qui la touche», - сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). - On dit qu"il a été très beau en prononçant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. - Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] - прибавил он и еще раз повторил эти слова по-итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
- J"espère enfin, - продолжала Анна Павловна, - que ça a été la goutte d"eau qui fera déborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
- Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, - сказал виконт учтиво и безнадежно: - Les souverains, madame! Qu"ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, - продолжал он одушевляясь. - Et croyez-moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l"usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать

Меню статьи

Главные герои:

• Пьер Безухов – молодой человек, незаконный сын графа Кирилла Безухова. Любимый положительный герой автора, который на протяжении романа проживает полную перемен и испытаний жизнь. После смерти графа Безухова, по завещанию отца получает огромное состояние и внезапно, неожиданно даже для себя становится очень богатым.
• Анна Павловна Шерер – фрейлина и приближенная императрицы Марии Федоровны, хозяйка модного в Петербурге великосветского «политического» салона, в доме которой часто собираются гости. Женщина с устоявшимся мнением и традициями.

• Анна Михайловна Друбецкая – княгиня, которая очень беспокоилась о своем сыне Борисе. Просила князя Василия замолвить слово перед государем, чтобы он был переведен в гвардию, и тот пошел ей навстречу. Сыграла решающую роль при решении о разделении наследства находящегося при смерти графа Кирилла Безухова.
• Борис Друбецкий – сын Анны Михайловны. В первой главе показан как порядочный молодой человек, по милости государя переведенный в гвардию. Длительное время жил и получал воспитание у Ростовых.
• Граф Илья Андреевич Ростов – отец большого семейства, бойкий, веселый, самоуверенный старичок. Любит жить на широкую ногу, устраивать пиры.
• Наталья Ростова – жена Ильи Андреевича, женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо, изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек…» Графиня привыкла жить в роскоши и не умела экономить.
• Николай Ростов – сын графа Ильи Ростова, человек с веселым и общительным характером, которому чуждо уныние. Желая быть полезным Родине, принимает решение уйти на войну.
• Наташа Ростова – главная героиня романа. В первой части первого тома – тринадцатилетняя, по-детски непосредственная, веселая девочка с задорным характером, двоюродная сестра и хорошая подруга Софьи.
• Соня Ростова – двоюродная сестра и подруга Наташи, добрая девушка, которая влюблена в старшего брата подруги – Николая Ростова и переживает по поводу того, что он уходит в армию.
• Вера Ростова – нелюбимая дочь графини Ростовой. Девушка красивая и умная, но, несмотря на это, производит на всех окружающих раздражающее, неприятное действие. В своей семье Вера ведет себя гордо и надменно, указывает сестрам на их недостатки и умышленно создает им неприятности. Вера производит впечатление девушки холодной бездушной и бессердечной.
• Николай Болконский – отставной генерал, отец семейства Болконских. В первой части предстает как умный человек, во всех поступках предпочитающий точность. Он любит свою дочь Марию, но воспитывает её в чрезмерной строгости.
• Мария Болконская – дочь Николая Болконского, очень богатая и знатная дворянка, добрая и нежная, верующая девушка, любящая людей и старающаяся поступать так, чтобы никого не огорчить. К тому же, она умная и образованная, ведь уроки алгебры и геометрии преподавал ей сам отец.
• Андрей Болконский – сын Николая Болконского. Этот герой, в отличие от отца, обладает не настолько жестким характером. Его поведение на протяжении романа меняется. В первой части первого тома предстает перед читателем как амбициозный и гордый молодой человек, который уходит на войну, невзирая на просьбы беременной жены. Андрей – искренний друг Пьера Безухова, желающий во всем ему помочь.
• Маленькая княгиня, Елизавета – жена Андрея, женщина, любящая светское общество. Она милая, улыбчивая, красивая женщина, однако, очень переживает по поводу того, что её муж уходит в армию и оставляет её в трудном положении. Ведь Лиза ждет ребенка.
• Князь Василий Курагин – важный чиновник, аристократ, влиятельный человек, который служит при императорском дворе и лично знаком с императрицей. Родственник графа Кирилла Безухова, претендующий на его наследство, которое, по сюжету повести, получил не он, а Пьер Безухов.
• Элен Курагина – дочь князя Василия. Блестящая красавица Петербурга с неизменяющейся улыбкой. Делает большие успехи в свете, приобретает репутацию женщины умной, однако, между родными обнаруживает такие черты характера, как вульгарность, грубость и циничность.
• Анатоль Курагин , сын Василия Курагина – отрицательный персонаж в романе «Война и мир». Ведет себя развязно, часто совершает непристойные поступки, хотя и относится к аристократам.
• Марья Дмитриевна – женщина, знаменитая прямотой ума. Она говорит то, что думает. Её знают и в Москве, и в Петербурге, и в царских кругах. С этой героиней читатель впервые знакомится на именинах у Ростовых, которые воспринимают её как долгожданную гостью.

Глава первая

Первая глава повести Льва Николаевича Толстого «Война и мир» показывает светское общество. События начинаются в 1805 году. В доме фрейлины и приближенной императрицы Анны Павловны Шерер часто собираются гости. Вот и теперь первым к ней зашел князь Василий, весьма влиятельный человек. Между ними завязывается беседа, в которой касаются разных тем: обсуждают военные события, политику, также не забывают упомянуть о том, как устроить будущее детей. Анна Павловна не скрывает, что недовольна старшим сыном князя – Анатолем.

Глава вторая

Гостиная Анны Павловны понемногу наполняется. Автор показывает различных по темпераменту людей, среди которых дочь Василия, Элен Курагина, «в шифре и бальном платье»; маленькая княгиня Лиза Болконская, которая вышла замуж в прошлом году; а также Пьер Безухов, представленный писателем как «массивный толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде…», который ни своим внешним видом, ни поведением не вписывался в избалованное светское общество. Этот неожиданный визит даже вызвал беспокойство Анны Павловны, которая, кратко поговорив с Пьером, сделала о нем вывод как о молодом человеке, не умеющем жить. Впрочем, и сам Безухов чувствовал себя неуютно среди такого высшего общества.

Глава третья

Сама же хозяйка демонстрирует гостям виконта, молодого человека, считавшего себя -знаменитостью и аббата, посетивших её, как «что-то сверхъестественно-утонченное». Снова обсуждаются разные темы, из которых предпочтение отдается грядущей войне с Бонапартом. Вдруг в гостиную входит новый гость – Андрей Болконский, муж маленькой княгини, которого Лев Толстой характеризует как полную противоположность супруги. Андрей удивлен, увидев Пьера Безухова в большом свете.

Глава четвертая

Князь Василий собирается уходить. Его останавливает одна из пожилых дам, присутствовавших на вечере у Анны Павловны, и начинает, выражая тревогу и беспокойство, умолять о своем сыне Борисе: «Что вам сто́ит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию?» Князь пытается возразить, говоря о том, что просить самого государя трудно, но княгиня Друбецкая (так звали пожилую даму) настойчива. И Василий, наконец, уступает мольбам, пообещав сделать невозможное.

Предлагаем ознакомиться с в романе Льва Толстого “Война и мир”.

Тем временем Пьер Безухов, вмешавшийся в разговор виконта о казни герцога Энгиенского, в глазах Анны Павловны совершает крайне неприличный поступок. Выражая свое мнение о том, что Бонопарт в этом случае поступил правильно, и возбужденно доказывая свою правоту, Пьер не замечает, как все больше и больше вызывает недовольство хозяйки и недоумение окружающих.


Разрядить обстановку невольно пытается князь Ипполит, решая рассказать публике очень смешной анекдот. И ему это удается.

Глава пятая

В этой главе, после первого предложения, в котором упоминается, что гости стали расходиться, автор приступает к описанию одного из главных героев – Пьера Безухова. Итак, какие прилагательные использует он, чтобы показать характер этой неординарной личности? Во-первых, неуклюжий. Во-вторых, рассеянный. Но эти, казалось бы, отрицательные качества становились незначительными в свете добродушия, простоты и скромности, которыми обладал этот молодой человек.
Анна Павловна подошла к Пьеру и мягко сказала о своей надежде на то, что он все-таки изменит свое мнение. Андрей Болконский, проходя мимо, напомнил другу, что ждет его у себя.

Через короткое время Безухов и Болконский встретились вновь – уже в стенах жилища князя Андрея. По описанию автора, понятно, что Пьер чувствовал себя здесь, как дома. Завязался непринужденный разговор, но Андрей Болконский дал понять, что детские рассуждения друга о Наполеоне ему не интересны.

Однако, последовал вопрос, для чего же он идет на войну, на который князь ответил: «Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь - не по мне!»

Глава шестая

В комнату вошла жена Андрея Болконского – маленькая княгиня Лиза. Между ней и Пьером тут же произошел диалог. Пьер со своей детской непосредственностью не преминул выразить свое мнение о том, что недоумевает, зачем Андрею идти на войну. Он затронул больную тему супруги Болконского, и поэтому в её лице нашел поддержку. Лиза боялась расставания с мужем – особенно сейчас, во время беременности. Отчаяние и страхи взяли верх, и она, не стесняясь Пьера, стала высказывать мужу все, что думает о его желании уйти в армию и бросить ее в такое сложное время. Безухов, невольно ставший свидетелем начинающегося скандала как мог пытался успокоить Лизу, но ему это мало удавалось. Наконец, жена Болконского утихла и смирилась. Друзья пошли ужинать.

И здесь, за столом, Андрей преподал Пьеру ценный урок о том, как нужно выбирать себе спутницу жизни. «Не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал все, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно, а то ты ошибешься жестоко и непоправимо» – убежденно говорил он другу. И над этими словами стоит задуматься тем, кто решился вступить в брак.

Андрей смотрел на Пьера добрыми глазами, но все же осознавал свое превосходство перед ним. Он настоятельно советовал другу оставить «все эти кутежи», говоря, что светское общество не подходит для такой натуры, как у него. И взял с друга честное слово, что он не будет ездить к Курагиным.

Однако, Пьер Безухов нарушил его сразу же, выйдя от Андрея. Молодой человек снова направился к Анатолю, чтобы еще раз испытать вкус беспутной жизни. Там играли в карты и много пили. Не удержался и Пьер и напился до того, что тоже стал делать недостойные поступки, граничащие с безумием.

Глава седьмая

Обещание, данное княгине Друбецкой, было исполнено. Князь Василий замолвил перед государем слово о её сыне, и тот был переведен в Семеновский полк прапорщиком.

Сама княгиня оказалась дальней родственницей Ростовых, у которых она временно снимала жилье и где воспитывался её сын Борис.

У Ростовых был большой праздник – день рождения мамы и дочки. Их обеих звали Натальями. Это стало поводом для намечающегося шумного веселья.

В беседе с гостями выяснялись некоторые подробности. Например, то, что Пьер Безухов – сын богатого графа Кирилла Безухова, оказывается, был незаконнорожденным, однако, самым любимым из детей, и так как граф уже сильно болел, окружающие догадывались, кому же достанется его огромное состояние – князю Василию или все-таки Пьеру.

Не преминули поговорить и о недостойном поведении Пьера, который, связавшись с дурной компанией, Долоховым и Курагиным, еще сильнее скомпрометировал себя, чем на вечере у Анны Павловны, когда спорил с аббатом о действиях Наполеона. История с медведем, на которого дебоширы привязали квартального и бросили плавать в Мойку, вызвала противоречивую реакцию окружающих – одни возмущались, а другие не могли сдержать смеха.

Глава восьмая

В этой главе читатель впервые имеет возможность познакомиться с Наташей Ростовой – одной из главных героинь романа «Война и мир». В начале романа она предстает тринадцатилетней девочкой, веселой и беззаботной. Автор описывает её «черноглазой, с большим ртом, некрасивой, но живой».

Наконец, в виду именин вся молодежь – и Наталья, и сын Анны Михайловны Борис, и старший сын графини Натальи, Николай, и племянница Ростовых София, и младший сын Петя – разместились в гостиной.
В конце главы автор упоминает о том, что Борис Друбецкий и Николай Ростов были друзьями детства.

Глава девятая

В начале этой главы описывается племянница Ростовых Соня, которая живет у них и с которой очень дружит Наталья.

Граф-отец сетует на то, что его сын Николай Ростов, подражая своему другу Борису, идет на войну, на что молодой человек возражает: «Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе…»

Однако, влюбленная в Николая Соня едва сдерживает слезы. Разговор снова заходит о детях, и графиня Наталья упоминает о старшей дочери Вере, неглупой, хорошо воспитанной, с приятным голосом, к которой она относилась строже, чем к младшей, но которая, в отличие от Натальи Ростовой, не производит столь приятного впечатления на окружающих. Эта девушка играет второстепенную роль в сюжете романа.

Глава десятая

Наташа Ростова, спрятавшись между кадками с цветами, становится невольной свидетельницей сцены, произошедшей между Софией и Николаем, который, признавшись девушке в любви, целует её. Сама Наташа, в то время думающая, что любит Бориса, позвала молодого человека к себе, «обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи, и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала… в самые губы».

Глава одиннадцатая

Графиня Наталья, которая долго не виделась со своей подругой Анной Михайловной, желает пообщаться с ней наедине. Однако, её дочь Вера находится в комнате. Приходится прямо сказать ей, что она лишняя и предложить пойти к сестрам.

В соседней диванной комнате сидят две пары – Борис и Наташа, а также Николай и Софья. Вера не понимает чувств молодых людей, и между сестрами происходит словесная перепалка. Однако, самоуверенная Вера не чувствует, что наговорила неприятностей, напротив, считает себя правой во всех поступках.

Тем временем в гостиной продолжается диалог между Анной Михайловной и графиней Натальей. Разговор сначала идет о службе в армии Николая Ростова, затем княгиня принимает решение поехать к графу Кириллу Безухову, чтобы, пока не поздно, похлопотать о содержании для его крестника Бориса – и сообщает об этом графине. Граф Ростов предлагает позвать Пьера Безухова на обед, который состоится по поводу именин в четыре часа дня.

Глава двенадцатая

Анна Михайловна с сыном заехали в широкий двор графа Кирилла, а затем зашли в дом. Швейцар доложил князю Василию об их прибытии. В комнате царила атмосфера печали, ведь старший Безухов был неизлечимо болен, уже при смерти. Дав короткие наставления Борису по поводу службы в армии, князь Василий стал слушать Анну Михайловну. «Его необходимо приготовить, ежели он так плох» – убеждала она, и князь снова понял, что от этой женщины, которая так настаивает на своем, не так-то легко отделаться. А княгиня Анна Михайловна, попросив Бориса пообщаться с Пьером Безуховым и передать ему приглашение на именины Ростовых, расположилась в кресле. Она приняла твердое решение – «помогать ходить за дядюшкой».

Глава тринадцатая

Пьер Безухов остановился в доме своего отца. История, рассказанная про его непристойное поведение, была справедливой, и поэтому отношение к незаконному сыну графа Кирилла Безухова не отличалось доброжелательностью. На вопрос: «Могу я видеть графа?» последовал неприветливый, отрицательный ответ, и Пьеру, не получившему ожидаемого, пришлось уйти к себе в комнату.

Когда Безухову неожиданно нанес визит Борис, тот сначала удивился, хотя и встретил его дружелюбно и просто. «Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать» – сообщил гость после неловкого молчания, которое показалось долгим.

Молодые люди стали беседовать, и Друбецкому удалось опровергнуть предположение, что они с матерью хотят «получить что-нибудь от богача».

Борис Друбецкий Пьеру очень понравился, он расположился сердцем к этому умному и твердому характером молодому человеку.

Анна Михайловна сообщила князю о решении подготовить умирающего Кирилла Безухова.

Глава четырнадцатая

Графиня Ростова после отъезда Анны Михайловны долго сидела сама, а потом позвонила служанке и приказала позвать мужа. Сжалившись над бедной подругой, она решила помочь ей финансово, и с этой целью попросила у супруга пятьсот рублей. Он, расщедрившись, дал семьсот. Когда вернулась Анна Михайловна, новенькие ассигнации уже лежали под платком на столике.

Вот Борису от меня, на шитье мундира – произнесла графиня, доставая деньги и давая подруге.

Глава пятнадцатая

Наконец, гости начали съезжаться на именины. Уже сидело в гостиной немало тех, кто приехал поздравить виновников торжества, но более всего ожидали Марью Дмитриевну, женщину, знаменитую прямотой ума и простотой обращения, которую знала и Москва, и Петербург, а также в царских кругах.

Собравшиеся гости предпочитали разговаривать на военную тему. Вначале прислушивались к беседе, которая происходила между старым холостяком по фамилии Шиншин, который приходился двоюродным братом графини и поручиком Бергом, офицером семеновского полка. Затем приехал Пьер Безухов, и хозяйка, сказав ему несколько ничего не значащих фраз, взглядом попросила Анну Михайловну занять молодого человека.

Наконец, прибыла Мария Дмитриевна, которая «достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно-сиявшей и разрумянившейся Наташе» вдруг повернулась к Пьеру и стала его журить за непристойное поведение, которое молодой человек позволил себе в недавнее время. В конце концов, гости разместились за столами. «Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов…»

Глава шестнадцатая

На мужской половине стола разговор шел все более оживленно. Один из гостей – полковник – утверждал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и настаивал: «Мы должны драться до последней капли крови», Шиншин же недоумевал, зачем вообще воевать с Бонопартом.

Граф Николай заметил, что его сын тоже идет в армию. «А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На все воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует» – громко сказала Мария Дмитриевна. Вдруг раздался детский голосок Наташи Ростовой: «Мама! какое пирожное будет?»

На удивление, даже Мария Дмитриевна не рассердилась, увидев такую бестактность, но рассмеялась непосредственности девочки, а за нею – все гости.

Глава семнадцатая

Праздник был в самом разгаре. Вдруг Наташа обнаружила отсутствие своей двоюродной сестры и любимой подруги Сони и, оставив гостей, пошла её искать. Она увидела девочку лежащей «ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке» и горько плачущей. Причиной слез было то, что её Николенька уходит в армию, но не только это. Оказалось, Соню до глубины души ранили слова Веры, старшей сестры Наташи Ростовой, которая грозилась, что покажет маменьке стихи Николая и называла её неблагодарной.

Добрая Наташа успокоила подругу, и та снова стала веселой. Девочки вернулись в зал. Гости много танцевали, шутили, радовались такому замечательному мероприятию, проводимому в честь именин дорогих Натальи старшей и Натальи младшей. По всему было видно, что праздник удался.

Глава восемнадцатая

В то время, как в доме Ростовых царила радость, семья Безуховых переживала тяжелое горе, приближение скорой утраты: с графом Кириллом случился шестой удар. В приемной комнате собрались люди, в том числе и духовник, готовый соборовать умирающего.

«Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны», где, по описанию автора, «было темно, и хорошо пахло куреньем и цветами».

Василий вызвал девушку, которую он называл Катишь (это была его кузина Катерина Сергеевна), на серьезный разговор. Обсуждали завещание графа Кирилла и очень боялись, что все наследство может отойти его незаконному сыну Пьеру.

Князь Василий справедливо опасался этого, Екатерина же поначалу возражала: «Мало ли он писал завещаний, но Пьеру он не мог завещать! Пьер незаконный», но затем, узнав, что в силу письменного обращения графа, государь может удовлетворить его просьбу по поводу усыновления, тоже не на шутку встревожилась.

Василий с Катишь стали продумывать план, чтобы уничтожить завещание на имя Пьера, более того, хотели создать такую ситуацию, чтобы его аннулировал сам Кирилл Безухов. Бумага лежала под подушкой умирающего, в мозаиковом портфеле, и до неё так желали добраться княжна Екатерина и князь Василий.

Глава девятнадцатая

Анна Михайловна оказалась дальновидной женщиной. Она предполагала, что разгорится борьба по поводу наследства и поехала к Безуховым, срочно вызвав Пьера. Молодой Безухов боялся предстоящего свидания с умирающим отцом, но понимал, что это необходимо.

Княгиня и сын графа Кирилла вошли в приемную. Пьер, повинующийся своей руководительнице, сел на диванчик. Взгляды всех бывших в комнате устремились на этого молодого человека. Но в них было участие, даже уважение, и молодой Безухов почувствовал, «что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой-то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги».

«Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте» – решительно позвала Анна Михайловна Пьера, и он вошел в комнату, где лежал умирающий отец.

Глава двадцатая

Перед взором Пьера, который хорошо знал обстановку комнаты отца, предстала печальная картина: лежащий под образами отец «с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно-благородными крупными морщинами на красивом красно-желтом лице»; духовники, готовые соборовать отходящего в мир иной; две младшие княжны, Катишь со злобным выражением лица; Анна Михайловна, какая-то неизвестная дама; князь Василий, который постоянно крестился правой рукой, и другие.

Пьер приблизился к кровати отца. «Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем выражении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном».

Глава двадцать первая

В приемной уже не было никого, не считая князя Василия со старшей княжной, которая при виде входящей Анны Михайловны с Пьером прошептала, что не может видеть эту женщину.

Катерина уже держала в руках мозаиковый портфель, который желала отобрать Анна Михайловна, настойчиво и притворно-ласково убеждая княжну не сопротивляться. Две женщины пытались выхватить спорную вещь друг у друга. Борьба продолжалось до тех пор, пока средняя княжна не выбежала из комнаты, где умирал граф. Катерина выронила портфель, который тут же схватила Анна Михайловна и пошла с ним в спальню.
Очень скоро она сообщила Пьеру, что его отец скончался.

Глава двадцать вторая

В имении старого князя Николая Болконского с нетерпением ожидали приезда молодого князя Андрея и его жены, княгини. Сам Николай отличался непростым характером, признавая за добродетели только деятельность и ум. Воспитанием младшей дочери Марьи он занимался сам, распределяя её жизнь таким образом, чтобы девочка не проводила время в праздности. Отец сам преподавал ей уроки алгебры и геометрии. Главной чертой этого пожилого человека была точность, доведенная до крайности.

В день приезда молодых князь Николай передал дочери письмо от Жюли Карагиной, подруги княжны, в котором сообщалось о том, что Пьер Безухов сделался графом, получив и титул, и практически все наследство от отца, став владельцем одного из крупнейших состояний в России. Кроме того, она рассказала о замысле Анны Михайловны устроить супружество Марьи с Анатолем Курагиным. В свою очередь княжна написала ответное письмо, в котором выражала жалость и к внезапно ставшему богатым Пьеру Безухову, и к князю Василию, оставшемуся ни с чем.

Девушка также сокрушалась по поводу войн, которые ведут между собой люди и печалилась, что так происходит. «… Человечество забыло законы своего Божественного Спасителя, учившего нас любви и прощению обид, и полагает главное достоинство свое в искусстве убивать друг друга» – искренне выражала она свое мнение в письме подруге.

Глава двадцать третья

Наконец-то князь Андрей Болконский со своей женой переступили порог дома своих родителей. Однако, в это время отец, князь Николай, спал и даже приезд таких дорогих гостей не мог стать поводом для того, чтобы нарушить столь привычный распорядок дня.

Почивать отцу осталось двадцать минут, и поэтому он предложил жене пойти сначала к княжне Марье.

По всей видимости, маленькая княгиня была в доме родителей мужа впервые, поэтому, увидев роскошную обстановку, не удержалась от восклицания: «Это дворец!»

Увидев, что Мария упражняется в игре на фортепиано, гости хотели неслышно выйти, но тут их заметила мадмуазель Бурьен, компаньонка княжны Болконской, и стала выражать восторг по поводу того, что долгожданные родственники, наконец, приехали.

Брата с женой увидела и Мария и присоединилась к радости по поводу их визита. Не остался в стороне и князь Николай, и хотя выражал свои эмоции более скупо, все же по причине приезда сына находился в хорошем расположении духа. И снова пошли разговоры на военную тематику, так волновавшую в то время людей.

Глава двадцать четвертая

Наконец, наступило время обеда, и князь Николай пошел в столовую, где его уже ожидали княжна Мария, мадмуазель Бурьен и архитектор князя, почему-то допускаемый к столу, хотя он был вовсе не из знати. Все расселись, и снова зашел разговор «о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях…»

Глава двадцать пятая

На следующий день князь Андрей собирался уезжать. Он волновался. Вот как описывает автор настроение молодого человека в то нелегкое время: «Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было идти на войну, грустно ли бросить жену, - может быть, и то и другое…»

Вдруг послышались шаги княжны Марии. Она была огорчена, ведь так хотела поговорить с братом наедине. Смотрела на него – и не узнавала в этом сильном и мужественном молодом человеке своего прежде шаловливого братишку.

Сестра призналась, что сразу полюбила его жену Лизу, которая, по её мнению, была еще ребенком, но вдруг увидела презрительное и ироническое выражение, промелькнувшее на лице Андрея. Однако, он был очень рад общению с милой сестрой. Беседа протекала мирно и когда Мария упомянула о мадмуазель Бурьен, брат не преминул заметить, что она ему очень не нравится. Однако, добрая княжна попыталась оправдать компаньонку в его глазах, ведь она – сирота и так нуждается в хорошем к себе отношении.

Вдруг последовал вопрос, обескураживший Марию. Речь шла о том, как относится к ней отец, ведь было видно, что сестра Андрея страдала от тяжелого и крутого характера любимого папы. Более всего девушку удручало, что отец не верит в Бога. «…Как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться?» – сокрушалась она по поводу его религиозного мировоззрения.

(93.33%) 12 votes