"В администрации президента есть конкретная группа, которая пристраивает людей в Думу, есть люди, которым носят, и люди, через которых носят"
Выборы в Государственную думу России пройдут только в декабре, но предвыборная гонка уже началась. Причем пока не столько между партиями, сколько между кандидатами на попадание в заветные партийные списки. Сегодня стать депутатом от любой партии - удовольствие недешевое. Зато при положительном результате все предвыборные расходы окупятся сторицей.
Максим Степенин
- Известно уже, сколько будут стоить места?
- Пять у вас, семь у нас.
- Ну, у вас там вообще одни олигархи...
Этот диалог двух помощников депутатов корреспондент The New Times услышал в Государственной думе. Речь шла о предстоящей продаже мест в предвыборных партийных списках. Из разговора следовало, что место в думском списке будет стоить $5 млн, а за место в списке партий-фаворитов, где и собрались «одни олигархи», претенденту придется выложить в среднем $7 млн. И это, как выяснил корреспондент The New Times, вполне реальные и даже не окончательные цифры.
Бойкое место
Торговлю местами активно ведут все так называемые «проходные» партии, которые таким образом зарабатывают и на саму предвыборную гонку, и на текущую деятельность. Во всяком случае, в этом уверены все депутаты, с которыми удалось побеседовать корреспонденту The New Times. Об этом же говорили сотрудники думского и партийных аппаратов, которые в этих вопросах разбираются хорошо. Правда, и депутаты, и аппаратчики сразу же оговаривались: «Учтите, это все слухи, сплетни и догадки, потому что, сами понимаете, за руку никто никого не ловил».
«Есть несколько вариантов превращения обычного гражданина РФ в депутата, - поделился своими наблюдениями Алексей, думский аппаратчик со стажем. - Первый - когда человек не хочет много тратить на избирательную кампанию, но готов уже сейчас включиться в партийную работу. Тогда ему предлагают работать с конкретным регионом, где он или его человек пойдет по региональному списку выбранной партии. Обычно это тот регион, откуда он сам, где находятся или его бизнес, или основные активы клана, который он представляет. Это менее затратный, но по времени более растянутый путь. Кроме того, есть риск, что при внутрипартийных разборках из регионального списка можно вылететь. Второй вариант - дорогой. Заключается в том, чтобы в определенный кабинет принести пакет денег. В этом случае человека фактически назначают в предвыборный партийный список, и он пройдет. Хотя и здесь есть свои риски. Адрес этого нужного кабинета я сказать, конечно, не могу, но все, кто прошел таким способом, знали, как, кому и через кого заносить».
«Заносят», по словам знающих людей, наличными через сотрудников партийных аппаратов.
«Имиджевые фигуры идут сами по себе, как локомотивы. Серые лошадки - за деньги, - уточнил один из независимых депутатов Госдумы. - С гарантией - $7 млн, без гарантии - $2 - 3 млн. Если не пройдешь, вернут не все. Бывало, что вообще не хотели отдавать. Но людям, которые платили, деньги тоже не просто так доставались. Я знаю случаи, когда важные партбоссы, которые не сходят с экранов, дрожали и плакали от страха у себя в кабинетах».
Итак, средние расценки на сегодняшний предвыборный сезон достигают $7 млн. Для людей, которые имеют уже определенные общественные заслуги и административный ресурс, например контролируют газеты, радиостанции, общественные организации и т.п., цена ниже - примерно $5 млн плюс тот самый ресурс, который они должны будут подключить к избирательной кампании. Это общий принцип партийной работы. Все собеседники The New Times сходятся во мнении, что зачинатель и испытатель этой системы - ЛДПР, однако пресс-секретарь партии Людмила Лосева заявила, что «партия такими вещами никогда не занималась».
«Левые, - продолжал аппаратчик Алексей, - это партия экономкласса. Я в ее аппарате работал и хорошо это знаю. Там цена колебалась от $2 млн до $5 млн. Самые беспредельные - это ЛДПР и «Единая Россия». У кого серьезные связи и влияние - идут сразу в «Единую Россию». Бывает, что и через ЛДПР проходят, но предпочитают там не задерживаться. Как, например, Сулейман Керимов. Прошел в Думу от ЛДПР, а сейчас возглавляет предвыборную кампанию «Единой России» в Дагестане. А ведь «единороссы» его тоже не просто так к себе взяли».
Рекорд «ЮКОСа»
«Есть люди, которые покупают сразу несколько мест в разных фракциях, а потом еще умудряются провести всех своих депутатов в один комитет. И те должны отбить вложенные в них деньги, - рассказал бывший думский аппаратчик КПРФ, ныне политолог Павел. - Рекордсменом по этой части был Михаил Ходорковский: «ЮКОС» провел своих депутатов во все фракции, заплатив за каждое место рекордную сумму - $11 млн. Ее никто еще не смог перебить».
Эта информация сильно удивила независимого депутата Владимира Рыжкова, который сам являлся членом правления юкосовской «Открытой России» и поддерживал Ходорковского. Кроме того, нужно упомянуть, что Рыжков непрерывно заседает в Думе с 1993 года, в свое время был даже лидером фракции «Наш дом - Россия» и заместителем главы комитета по делам Федерации. То есть ситуацию изнутри должен знать неплохо. «11 миллионов - совершенно нереальная цифра, - заявил он. - «ЮКОС», конечно, мог себе такое позволить, но таких цен тогда и на рынке-то не было. Это сейчас может быть что-то подобное, но не тогда».
Кстати, не исключено, что ближе к выборам цены возрастут. Уже в самом ближайшем будущем, по данным экс-депутата от КПРФ Василия Шандыбина, цена дойдет до 10 млн евро. «Мне об этом депутаты рассказывают», - поспешил уточнить Шандыбин. Депутат из народно-патриотической фракции «Родина» Виктор Черепков назвал The New Times цифру поменьше: «Сейчас уже дают по $5 млн, а в пик сезона будет за $7 млн».
Более или менее честными были только первые выборы
По общему убеждению депутатов, более или менее честными и самыми дешевыми были только первые думские выборы - в 1993 году. В 1995-м одна либеральная партия уже стала приторговывать местами, а в 1999 году эту практику переняли и другие партии.
Хуже всех, если верить участникам событий, это получалось у оппозиционных партий. «С одной стороны, они честные и неприступные, с другой - им тоже деньги нужны. В итоге они путали всех, путались сами, ни с кем не могли договориться, при этом их пиарщики просто тырили деньги... Они не встраивались в схему, и это одна из важных причин их заката. Вот что значит отсутствие аппаратной работы», - поведал один из опытных думских аппаратчиков.
«Массовая торговля местами, как мне кажется, началась в 2003 году, - поделился с The New Times своими наблюдениями Владимир Рыжков. - Тогда все уже осознали, что выборы - это бизнес. И сами выборы резко подорожали. В 2003 году средний бюджет в одномандатном округе был $1 млн. И это только то, что шло непосредственно на выборы: реклама, агитаторы и т.п. Правда, я сам уложился в $150 тысяч».
К слову, это не рекорд дешевизны. Приморский одномандатник Виктор Черепков, например, утверждает, что ему выборы встали всего в 51 тысячу рублей.
«Но, - продолжал Рыжков, - я уже четыре срока депутат, и меня все знают, а тут ведь прямая закономерность: чем меньше человека знают, тем больше надо потратиться. А так как многие бизнесмены избирались в первый раз, то и бюджеты были многомиллионными. По моим оценкам, в «Единой России» оказалось около 200 крупных бизнесменов. Голосов они не приносили, значит, приносили что-то другое».
По мнению Рыжкова, сейчас все четыре «проходные» партии являются весьма привлекательными объектами для инвестиций. «Лидер одной из них говорил мне, что сейчас минимальный стартовый бюджет - $50 млн. Это не взяточные затраты, а необходимые минимальные, которые потом будут показаны в отчетах. Так что тут не просто соблазн, а прямо-таки необходимость предложить часть мест денежным мешкам».
Уже сейчас желающих попасть в списки - по три человека на место. Будет еще больше, а значит, еще дороже. По мнению Владимира Рыжкова, в следующей Думе будет продано две трети мест, а, например, Шандыбин и Черепков полагают, что куплено будет не менее 80% депутатских мандатов.
Но это мы говорим о серьезных намерениях. А вообще продажа мест - это еще и целый жульнический бизнес. «За человеком, скажем, охотится местная прокуратура, и ему позарез нужен депутатский иммунитет от уголовного преследования, - рассказывают опытные люди. - И тут к нему приходят важные с виду дяди, обещают свести с нужными людьми, которые внесут в список. Причем список вот-вот закроют. На встречу приходят люди с часами «Ролекс», вслух небрежно упоминают Дьяченко, Грызлова, других и берут деньги. А потом говорят: извините, не вышло».
Сенатор хорошо, а депутат круче
Впрочем, места продаются не только в Думе. Говорят, что в начале 2000-х годов, после решения об отмене выборов в Совет Федерации и о назначении сенаторов, эта практика распространилась и там. Недаром же верхняя палата больше чем наполовину состоит из крупных бизнесменов. «Я знаю историю, но не имею права называть фамилию человека, которого хотели сделать сенатором, - рассказал The New Times Владимир Рыжков. - Это известный всей стране бывший чиновник министерского уровня. Одна компания хотела продвинуть его в Совет Федерации, чтобы он там защищал ее интересы. Но когда представители фирмы пришли в Кремль к другому хорошо известному человеку, им было сказано: «$500 тысяч - и он сенатор». Платить не стали. Это был 2001 год, и в сенате, насколько я знаю, это были первые такие попытки. С тех пор, думаю, цены выросли многократно».
Сегодняшнюю примерную цифру назвать никто не смог, но, как говорят думские аппаратчики, сенаторское кресло стоит меньше депутатского. «Все реальные вопросы решаются в Думе, - объяснил думский сотрудник Алексей. - Депутат по статусу приравнен к министру, у него куча прав и привилегий, а сенатор - это что-то не совсем понятное».
Впрочем, все сходятся во мнении, что на самом деле все вопросы давно уже решаются не в Думе и не в сенате.
По согласованию с администрацией
«Окончательно все решают в администрации президента, начиная от утверждения депутатских списков, - рассказал The New Times один из аппаратных сотрудников «Справедливой России», и все побеседовавшие с The New Times депутаты с этим полностью согласились. - Там есть конкретная группа, которая пристраивает людей в Думу, есть люди, которым носят, и люди, через которых носят. В любую партию могут засунуть. Они рекомендуют, и отказать нельзя. При этом любого неугодного могут вычеркнуть из списка. Я знаю случаи, когда не пропускали людей, которых на Старой площади не хотели видеть ни за какие деньги. Пришлось эти деньги возвращать. А кому-то, знаю, не вернули: мол, извини, старик, мы не виноваты, все уже потрачено, но мы за тебя порадеем - закончик там какой или еще чего...»
На грядущих выборах без благословения Кремля в Думу вообще никто не попадет: одномандатников уже не будет, только партийные списки, места в которых распределяет кремлевское руководство. «Продавцов, думаю, будет двое, - полагает Владимир Рыжков. - Это руководитель партии и Кремль. Сначала торг будет между ними: какую долю мест партиям разрешат продать самостоятельно. Я, например, знаю, что коммунисты, у которых в списках всегда есть представители бизнеса, настаивают, чтобы Кремль к ним вообще не лез. Для «Единой» и «Справедливой России» на 80% список будет формировать администрация президента и только на 20% - руководство партии. Пока неясно, какую долю самостоятельности оставят ЛДПР. У этой партии список тоже «проходной», естественно, Кремль захочет вписать туда своих людей, в том числе и за деньги».
Впрочем, у Кремля есть еще один ресурс влияния на партийных лидеров. «Есть еще и финансово-промышленные группы, которые дают деньги в партийные бюджеты, - объясняют думские и партийные аппаратчики. - Пример «ЮКОСа» всех научил, как это не надо делать. А как надо - все уже знают. Вот «ЛУКОЙЛ» и «Русал» вроде бы дадут «Справедливой России» по $150 млн, «Единой России» отстегнут еще больше. Дадут и другие. И все по четкому согласованию с администрацией президента. Если же ФПГ при этом надо внести в список кого-то из своих, то придется еще приплатить, обсудив это предварительно с кремлевскими чиновниками где-нибудь в Куршавеле. И тут одно дело - простой депутат, другое - председатель серьезного комитета и его зампред, и совсем другой уровень - вице-спикер. Смотря кому какие деньги надо отбить. Скажем, какая-то финансово-промышленная группа лоббирует какой-то проект, и нужна законодательная база. Для этого им надо «взять» профильный комитет, например по промышленности или финансам. И вот договариваются в администрации президента о «своем» главе комитета. Не факт, правда, что договорятся: у администрации на это место могут быть свои виды».
Правда, таких «коррупционных» комитетов, по словам депутатов, в Думе шесть-семь из существующих 29. Это те, что «сидят» на торгово-промышленных, финансовых и аграрных вопросах. Туда уже в прошлой Думе администрация президента ставила своих людей. В нынешней же Думе, по словам депутатов, «администрация ставит уже всех». Да и аппарат самой Думы, по словам его сотрудников, давно уже возглавляет «питерская команда».
«Ставки растут, но людей, которым надо платить, стало меньше»
По мнению депутата Николая Курьяновича, сейчас стало лучше. «Сейчас в Думе тоже идет процесс монополизации и глобализации: ставки растут, но людей, которым надо платить, стало меньше», - пояснил он. Добавим: немаловажно и то, что заранее ясно, кому платить.
Подробнее эту тему в разговоре с The New Times развили думские аппаратчики: «Раньше при продвижении проектов приходилось долго думать, кому сколько дать: этому поменьше, поскольку у него вес не тот, а этому больше - он серьезный человек. Деньги чуть ли не в туалете пересчитывали. Это был такой «магазин самообслуживания». А сейчас все централизованно. Сейчас это супермаркет с центром продаж на Старой площади. Все решается там. Технически все это не так просто, поскольку теперь нужно заходить через правительство, писать туда, чтобы правительство внесло законопроект. Оттуда уже действуют через думские комитеты: какой закон в каком виде продавить, какой придержать. Но зато если люди берутся лоббировать какой-то проект, то это значит, что они реально знают расклад сил наверху, они уже проконсультировались и четко представляют перспективы. Все четко отлажено. Вертикаль власти!»
Депутатам перепадает в зависимости от их уровня, и тоже централизованно. В Думе установлена строгая дисциплина и все фракции голосуют по команде (независимых депутатов всего два десятка человек, и их в расчет можно не брать). Специальные люди из числа все тех же депутатов подают знаки так, чтобы все видели: одна поднятая рука - голосуем за, две руки - против, круговое движение рукой - воздержались. За это каждый месяц вдобавок к депутатской зарплате2 членам фракций выдается конверт. Суммы разные. Виктору Черепкову, например, в Думе прошлого созыва его тогдашняя фракция «Народный депутат» на третий день его работы (он, правда, начал работать с опозданием на три месяца) выдала конверт с $2 тысячами. «Я их не взял, - уверяет Черепков, - и больше мне уже не предлагали. А потом вообще попросили выйти из фракции». Деньги, по словам Черепкова, заинтересованные лица платят фракции в целом. «Передают их через специального человека, который сам не в Думе. Часть из них идет в общую кассу, часть - депутатам в конверте. Половину дают до голосования, половину после».
Черепков оказался единственным, кто признал, что деньги ему хотя бы предлагали. А вот Николай Курьянович, одно время входивший во фракцию ЛДПР, и коммунист Василий Шандыбин утверждают, что сами никогда этих конвертов не видели, но им «рассказывали». Шандыбину - о $50 тысячах за раз, Курьяновичу - о том, что рядовым депутатам давали по $5 тысяч за голос, а руководителям фракций - по $10 тысяч. «Дальше - больше, там и по $100 тысяч бывало, - ссылаясь на свои источники, поведал Курьянович. - Но чтобы не унижать достоинство, могут дать более элегантно: участок, квартира. Спикерам и вице-спикерам наличными давать вообще неприлично. Да и $1 млн в 100-долларовых купюрах весит как-никак 16 килограммов. Поэтому на этом уровне по-другому: акции, фирмы и недвижимость на родственников. Но сам я ничего утверждать не могу».
Не получал конвертов и Владимир Рыжков, хотя он тоже в курсе их существования: «Это обычная практика, когда партии платят своим людям вторую зарплату, ее руководство фракции дает. Откуда они берут эти деньги, мне неизвестно. В первой Думе этого не было, это распространилось со второй и третьей Думы. Но и тогда в нашей фракции, в НДР, ничего такого не было. Кто и сколько получает, я не знаю».
Миллион на поправку
«Но вообще думская коррупция многообразна, - признает Владимир Рыжков, - и один из ее способов - проведение поправок, нужных определенной отрасли или компании. Один из последних примеров, как я подозреваю, - это поправки в закон о туризме (The New Times писал о них 28 апреля в № 16). Я очень удивлюсь, если со стороны Владимира Стржалковского (руководитель Ростуризма. - The New Times) и компаний, проталкивавших поправки, не было коррупционной составляющей в отношении депутатов. Сейчас точно такие же поправки проталкиваются в закон о наружной рекламе. Такое ощущение, что за этим тоже стоит конкретный заказ. И даже не ощущение - я знаю, кто за этим стоит».
По словам Рыжкова, это уже «масштабная коррупция» с ценой вопроса в миллионы долларов, которые депутаты получают за продвижение того или иного законопроекта: «Там начинаются интересные вещи. Одна сторона заказывает какую-то поправку по переделу рынка, но жертвы этого передела тоже создают пул, собирают бюджет и начинают искать других депутатов, чтобы они утопили эту инициативу». Впрочем, признает Рыжков, это явление было распространено во второй и третьей Думе, когда нефтегазовые компании активно делили рынок, деньги и влияние: «Сейчас этого намного меньше». Что понятно: президентская команда все уже поделила или позже поделит. Депутатам, по их собственному признанию, остается «лишь на кнопки нажимать». Как заявил The New Times Василий Шандыбин, «Дума остается лишь для видимости, просто как придаток к администрации президента». Тем не менее сам он хотел бы пройти в следующий созыв. Как, впрочем, и Курьянович, Черепков и Рыжков, почти дословно повторившие тезис Шандыбина. Зачем им это надо, каждый объяснил по-своему, но наиболее убедительно получилось у Владимира Рыжкова.
Золотой клуб
«В Думу идут не для того, чтобы что-то менять, и не за иммунитетом, который легко снимается (правда, некоторые и за него готовы платить). В Думу идут за статусом, поскольку в России он имеет большое значение, - сказал депутат Рыжков. - Если ты бизнесмен, то статус депутата открывает огромные возможности для развития бизнеса. Не в смысле украсть из бюджета, хотя есть и те, кто и это умеет делать. Депутат может войти в рабочий совет при министерстве, в рабочую группу при ведомстве, депутатов берут в деловые поездки, приглашают на совещания. Корочка депутата, тем более из правящей партии, открывает любые двери. Это возможность решать любые вопросы, это связи и выход на новый уровень своего собственного значения. Конституционный вес парламента, конечно, падает, но статус депутата остается высоким в системе власти. Член Госдумы - это автоматически часть высшей элиты страны, он приравнен к федеральному министру. Депутатов всего-то 450, а попасть в это число хотят десятки тысяч. И поэтому люди платят любые деньги просто за саму возможность попасть в этот золотой клуб. Депутатское удостоверение - это как платиновая карточка члена высшего руководства страны. Поэтому это все достаточно серьезно, и поэтому такие расценки и такая конкуренция».
Утром 27 февраля я проснулся от звонка швейцара, который пришел сказать, что в казарме Волынского полка происходит что-то неладное. Окно моей квартиры - на углу Бассейной улицы и Парадного переулка - выходило в короткий переулок, в конце которого помещались ворота полка. Ворота были открыты; во дворе кучки солдат что-то кричали, волновались, размахивали руками. После событий последних дней в этом не было ничего неожиданного. Но сразу почувствовалось, что события эти вступают в новую стадию.
Раздался звонок из Таврического дворца. Председатель созывал членов Думы на заседание. С вечера члены сеньорен-конвента знали, что получен указ о перерыве заседаний Государственной Думы. Ритуал заседания был тоже установлен накануне: решено было выслушать указ, никаких демонстраций не производить и немедленно закрыть заседание. Конечно, в казарме Волынского полка ни о чем этом не знали. Волнения происходили совершенно независимо от судьбы Государственной Думы.
Я пошел в Думу обычным путем, по Потемкинской улице. Жена меня провожала. Улица была пустынна, но пули одиночных выстрелов шлепались о деревья и о стены дворца. Около Думы никого еще не было; вход был свободен. Не все собиравшиеся депутаты были осведомлены о том, что предстояло.
Заседание состоялось, как было намечено: указ прочитан при полном молчании депутатов и одиночных выкриках правых. Самоубийство Думы совершилось без протеста.
Но что же дальше? Нельзя же разойтись молча - после молчаливого заседания! Члены Думы, без предварительного сговора, потянулись из залы заседания в соседний полуциркульный зал. Это не было ни собрание Думы, только что закрытой, ни заседание какой-либо из ее комиссий. Это было частное совещание членов Думы. К собравшимся стали подходить и одиночки, слонявшиеся по другим залам. Не помню, чтобы там председательствовал Родзянко; собрание было бесформенное; в центральной кучке раздались горячие речи. Были предложения вернуться и возобновить формальное заседание Думы, не признавая указа (М.А.Караулов), объявить Думу Учредительным Собранием, передать власть диктатору (ген. Маниковскому), взять власть собравшимся и создать свой орган, - во всяком случае, не разъезжаться из Петербурга. Я выступил с предложением - выждать, пока выяснится характер движения, а тем временем создать временный комитет членов Думы «Для восстановления порядка и для сношений с лицами и учреждениями». Эта неуклюжая формула обладала тем преимуществом, что, удовлетворяя задаче момента, ничего не предрешала в дальнейшем. Ограничиваясь минимумом, она все же создавала орган и не подводила думцев под криминал. Раздались бурные возражения слева; но собрание в общем уже поколебалось, и после долгих споров мое компромиссное предложение было принято, и выбор «временного комитета» поручен совету старейшин. Это значило - передать его блоку. В третьем часу дня старейшины выполнили поручение, наметив в комитет представителей блоковых партий - и тем, надо прибавить, предрешив отчасти состав будущего правительства. В состав временного комитета вошли, во-первых, члены президиума Думы (Родзянко, Дмитрюков, Ржевский) и затем представители фракций: националистов (Шульгин), центра (В.Н.Львов), октябристов (Шидловский), к.д. (Милюков и Некрасов, товарищ председателя); присоединены, в проекте, и левые: Керенский и Чхеидзе. Проект старейшин был провентилирован по фракциям и доложен собравшимся в полуциркульном зале. К вечеру, когда выяснился состав временного комитета, выяснился и революционный характер движения - и комитет решил сделать дальнейший шаг: взять в руки власть. Намечен был и состав правительства; но так как, по списку блока, премьером был намечен кн. Львов, то формальное создание правительства отложено до его приезда, по срочной телеграмме, в Петербург. В ожидании этого момента временный комитет занялся восстановлением административного аппарата и разослал комиссаров Думы во все высшие правительственные учреждения.
Пока принимались все эти меры к созданию новой власти, физиономия Таврического дворца успела совершенно измениться...
После полудня за воротами дворца скопилась уже многочисленная толпа, давившая на решетку. Тут была и «публика», и рабочие, и солдаты. Пришлось ворота открыть, и толпа хлынула во дворец. А к вечеру мы уже почувствовали, что мы не одни во дворце - и вообще больше не хозяева дворца. В другом конце дворца уже собирался этот другой претендент на власть, Совет рабочих депутатов, спешно созванный партийными организациями, которые до тех пор воздерживались от возглавления революции. Состав Совета был тогда довольно бесформенный; кроме вызванных представителей от фабрик, примыкал, кто хотел, а к концу дня пришлось прибавить к заголовку «Совет рабочих» также слова «и солдатских» депутатов. Солдаты явились последними, но они были настоящими хозяевами момента. Правда, они сами того не сознавали и бросились во дворец не как победители, а как люди, боявшиеся ответственности за совершенное нарушение дисциплины, за убийства командиров и офицеров. Еще меньше, чем мы, они были уверены, что революция победила. От Думы, как тот офицер караула, они ждали не признания, а защиты. И Таврический дворец к ночи превратился в укрепленный лагерь. Солдаты привезли с собой ящики пулеметных лент, ручных гранат; кажется, даже втащили и пушку. Когда где-то около дворца послышались выстрелы, часть солдат бросилась бежать, разбили окна в полуциркульном зале, стали выскакивать из окон в сад дворца. Потом, успокоившись, они расположились в помещениях дворца на ночевку. Появились радикальные барышни и начали угощать солдат чаем и бутербродами. Весь зал заседаний, хоры и соседние залы были наполнены солдатами. Потом в зале заседаний, вперемежку с солдатами, открылись заседания «Совета р. и с, депутатов». У него были свои заботы. Пока мы принимали меры к сохранению функционирования высших государственных учреждений, Совет укреплял свое положение в столице, разделив Петербург на районы. В каждом районе войска и заводы должны были выбрать своих представителей; назначены были «районные комиссары для установления народной власти в районах», и население приглашалось «организовать местные комитеты и взять в свои руки управление местными делами». Временный комитет Думы был оттеснен в далекий угол дворца, по соседству с кабинетом председателя. Но для нужд текущего дня обеим организациям, думской и советской, пришлось войти в немедленный контакт. Помещения думских фракций были заняты соединенными комиссиями. А.И.Шингарев сделался председателем продовольственной комиссии, назначенной Советом; наш спутник по путешествию, полковник Энгельгарт, кооптированный временным комитетом Думы, засел вместе с левыми, Пальчинским и Федоровским, в военной комиссии. Ряд других комиссий: юридическая, по приему арестованных, по внутреннему распорядку дворца были организованы при участии к.д. Ичаса. Бывшие министры или Приходили сами в Думу (как Протопопов) или приводились туда арестованными. Тут случился характерный эпизод с Керенским, который спешил выступить в своей роли товарища председателя Совета депутатов и кандидата на пост министра юстиции. Студенты с саблями привели Щегловитова, и Родзянко хотел, по-видимому, его отпустить. Вызванный по требованию студентов Керенский, несмотря на возражения Родзянки, объявил его арестованным «раньше создания временного комитета Думы» и велел отвести на ночлег в министерский павильон Думы. Оттуда все арестованные министры и другие лица были на следующий день переведены в Петропавловскую крепость.
На следующий день, 28 февраля, положение окончательно выяснилось. Мы были победителями. Но кто - «мы»? Масса не разбиралась. Государственная Дума была символом победы и сделалась объектом общего паломничества. Дума, как помещение - или Дума, как учреждение? Родзянко хотел понимать это, конечно, в последнем смысле и уже чувствовал себя главой и вождем совершившегося. На его последнюю телеграмму царю, что «решается судьба родины и династии», он получил 28 февраля ответ, разрешавший ему лично сформировать ответственное министерство. Вплоть до 2 марта он в телефонном разговоре с ген. Рузским держался за это предложение и объявлял, что «до сих пор верят только ему и исполняют только его приказания», ~ хотя в то же время и признавался, что «сам висит на волоске, власть ускользает у него из рук и он вынужден был ночью на 2-е назначить Временное правительство». Только в виде информации он передал Рузскому о «грозных требованиях отречения (царя) в пользу сына при регентстве Михаила Александровича». Вплоть до 3 час. 45 мин. 2 марта царь готов был отослать телеграмму в этом смысле, подчиняясь советам начальников фронтов. События развертывались быстро и оставляли позади всю эту путаницу. <...>
В Петербурге ночь на 3 марта, в ожидании царского отречения, прошла очень тревожно. Около 3 часов ночи мы получили в Таврическом дворце первые известия, что царь отрекся в пользу великого князя Михаила Александровича. Не имея под руками текста манифеста имп. Павла о престолонаследии, мы не сообразили тогда, что самый акт царя был незаконен. Он мог отречься за себя, но не имел права отрекаться за сына. Несколько дней спустя я присутствовал на завтраке, данном нам военным ведомством, и возле меня сидел великий князь Сергей Михайлович. Он сказал мне в разговоре, что, конечно, все великие князья сразу поняли незаконность акта императора. Если так, то, надо думать, закон о престолонаследии был хорошо известен и венценосцу. Неизбежный вывод отсюда - что, заменяя сына братом, царь понимал, что делал. Он ссылался на свои отеческие чувства - и этим даже растрогал делегатов. Но эти же отеческие чувства руководили царской четой в их намерении сохранить престол для сына в неизменном виде. И в письмах императрицы имеется место, в котором царица одобряет решение царя, как способ - не изменить обету, данному при короновании. Сопоставляя все это, нельзя не прийти к выводу, что Николай II здесь хитрил, - как он хитрил, давая октябрьский манифест. Пройдут тяжелые дни, потом все успокоится, и тогда можно будет взять данное обещание обратно. Недаром же Распутин обещал сыну благополучное царствование...
Но и независимо от всех этих соображений, пришедших позднее, замена сына братом была, несомненно, тяжелым ударом, нанесенным самим царем судьбе династии - в тот самый момент, когда продолжение династии вообще стояло под вопросом. К идее о наследовании малолетнего Алексея публика более или менее привыкла: эту идею связывали, как сказано выше, с возможностью эволюции парламентаризма при слабом Михаиле. Теперь весь вопрос открывался вновь, и все внимание сосредоточивалось на том, как отнесется великий князь к своему назначению. Родзянко и Львов ждали в военном министерстве точного текста манифеста, чтобы выяснить возможность его изменения. В здании Думы министры и временный комитет принимали меры, чтобы связаться с Михаилом Александровичем и устроить свидание с ним утром. Выяснились сразу два течения - за и против принятия престола великим князем. Конечно, за этим разногласием стоял принципиальный вопрос - о русском государственном строе. Один ночной эпизод меня в этом окончательно убедил. Мы сидели втроем в уголке комнаты: я, Керенский и Некрасов. Некрасов протянул мне смятую бумажку с несколькими строками карандашом, на которой я прочел предложение о введении республики. Керенский судорожно ухватился за кисть моей руки и напряженно ждал моего ответа. Я раздраженно отбросил бумажку с какой-то резкой фразой по адресу Некрасова. Керенский грубо оттолкнул мою руку. Он еще вечером объявил себя республиканцем в Совете р. и с. депутатов и подчеркнул свою роль «заложника демократии». Начался нервный обмен мыслей. Я сказал им, что буду утром защищать вступление великого князя на престол. Они заявили, что будут настаивать на отказе. Выяснив, что никто из нас не будет молчать, мы согласились, что будет высказано при свидании только два мнения: Керенского и мое - и затем мы предоставим выбор великому князю. При этом было условлено, что, каково бы ни было его решение, другая сторона не "будет мешать и не войдет в правительство. Утром вернулись делегаты из Пскова. Я успел предупредить Шульгина по телефону на станции о петербургских настроениях. Гучков прямо прошел в железнодорожные мастерские, объявил рабочим о Михаиле - и едва избежал побоев или убийства.
Свидание с великим князем состоялось на Миллионной, в квартире кн. Путятина. Туда собрались члены правительства, Родзянко и некоторые члены временного комитета. Гучков приехал позже. Входя в квартиру, я столкнулся с великим князем, и он обратился ко мне с шутливой фразой, не очень складно импровизированной: «А что, хорошо ведь быть в положении английского короля. Очень легко и удобно! А?». Я ответил: «Да, ваше высочество, очень спокойно править, соблюдая конституцию». С этим мы оба вошли в комнату заседания. Родзянко занял председательское место и сказал вступительную речь, - мотивируя необходимость отказа от престола! Он был уже, очевидно, распропагандирован - отнюдь не в идейном смысле, конечно. После него в том же духе говорил Керенский. За ним наступила моя очередь. Я доказывал, что для укрепления нового порядка нужна сильная власть - и что она может быть такой только тогда, когда опирается на символ власти, привычный для масс. Таким символом служит монархия. Одно Временное правительство, без опоры на этот символ, просто не доживет до открытия Учредительного Собрания. Оно окажется утлой ладьей, которая потонет в океане народных волнений. Стране грозит при этом потеря всякого сознания государственности и полная анархия. Вопреки нашему соглашению, за этими печами полился целый поток речей - и все за отказ от престола. Тогда, вопреки страстному противодействию Керенского, я просил слова для ответа - и получил его. Я был страшно взволнован неожиданным согласием оппонентов - всех политических мастей. Подошедший Гучков защищал мою точку зрения, но слабо и вяло. К этому моменту относится импрессионистское описание Шульгина, из которого я позволю себе привести несколько строк. «Это была как бы обструкция... Милюков точно не хотел, не мог, боялся кончить. Этот человек, обычно столько учтивый и выдержанный, никому не давал говорить, он обрывал возражавших ему, обрывал Родзянку, Керенского, всех... Белый как лунь, лицом сизый от бессонницы, совершенно сиплый от речей в казармах и на митингах, он каркал хрипло». Следует набор отрывочных фраз, отчасти взятых из моей первой речи. «Если это можно назвать речью, эта речь его была потрясающей»... Внешняя сторона здесь схвачена верно; но, конечно, Шульгин немножко преувеличил. В моем «карканье» была все-таки система. Я был поражен тем, что мои противники, вместо принципиальных соображений, перешли к запугиванию великого князя. Я видел, что Родзянко продолжает праздновать труса. Напуганы были и другие происходящим. Все это было так мелко в связи с важностью момента... Я признавал, что говорившие, может быть, правы. Может быть, участникам и самому великому князю грозит опасность. Но мы ведем большую игру - за всю Россию - и мы должны нести риск, как бы велик он ни был. Только тогда с нас будет снята ответственность за будущее, которую мы на себя взяли. И в чем этот риск состоит? Я был под впечатлением вестей из Москвы, сообщенных мне только что приехавшим оттуда полковником Грузиновым: в Москве все спокойно и гарнизон сохраняет дисциплину. Я предлагал немедленно взять автомобили и ехать в Москву, где найдется организованная сила, необходимая для поддержки положительного решения великого князя. Я был уверен, что выход этот сравнительно безопасен. Но если он и опасен - и если положение в Петрограде действительно такое, то все-таки на риск надо идти: это - единственный выход. Эти мои соображения очень оспаривались впоследствии. Я, конечно, импровизировал. Может быть, при согласии, мое предложение можно было бы видоизменить, обдумать. Может быть, тот же Рузский отнесся бы иначе к защите нового императора, при нем же поставленного, чем к защите старого... Но согласия не было; не было охоты обсуждать дальше. Это и повергло меня в состояние полного отчаяния... Керенский, напротив, был в восторге. Экзальтированным голосом он провозгласил: «Ваше высочество, вы - благородный человек! Теперь везде буду говорить это!»
Великий князь, все время молчавший, попросил несколько минут для размышления. Уходя, он обратился с просьбой к Родзянко поговорить с ним наедине. Результат нужно было, конечно, предвидеть. Вернувшись к депутации, он сказал, что принимает предложение Родзянки. Отойдя ко мне в сторону, он поблагодарил меня за «патриотизм», но... и т.д. Перед уходом обе стороны согласились поддерживать правительство, но я решил не участвовать в нем.
