Имя Серафима Саровского яркой звездой сияет среди многоликого сонма святых. Посвятив с юных лет себя служению Творцу, он жил только ради единственной цели - спасения души. Светлая память преподобному Отцу Православной Церкви совершается ежегодно 15 января и 1 августа.
Житие Чудотворца Серафима Саровского
Житие преподобного Серафима Саровского заслужило всенародное почитание и любовь православного люда: он всегда близок нашим душам и незримо пребывает с нами в страданиях, горестях, испытаниях.
Поэтому не встретить на Руси храма, где бы на иконостасе не пребывал лик Серафима.
Житие других православных святых:
Икона Серафима Саровского
Младенчество
Младенец Прохор явился на Свет Божий в 1754 году. Его отец служил купцом и занимался возведением зданий. В конце жизни он принял решение построить собор, но не дожил до завершения строительства. Мальчик остался со своей матушкой, она воспитала его и привила ребенку глубокую веру во Христа .
По кончине супруга, вдова продолжила строительство собора. Однажды она взяла с собой на стройку Прохора. Но он неожиданно оступился и упал с высокой колокольни. Мать бросилась вниз и нашла своего ребенка целым и невредимым. Таким образом Сам Творец сохранил жизнь и здоровье своему будущему светильнику.
Прохор обладал отличной памятью, ему легко давались науки. Подросток любил присутствовать на богослужениях, читал друзьям Жития и Евангелие. Как-то раз мальчик тяжело заболел, врачи не могли найти лекарства для его исцеления. Но в сонном видении Богородица пообещала излечить тяжкий недуг. Вскоре к семейной усадьбе прошел крестный ход с иконой «Знамение».
Мать вынесла болящего и приложила его к Лику Богородицы, после чего мальчик быстро пошел на поправку.
Начало служения Господу
С юных лет Прохор мечтал посвятить жизнь Спасителю и уйти в монастырь . Мать не препятствовала сыновьей воле и благословила на иночество распятием. Этот крест святой носил на груди всю свою жизнь.
Тогда же случилось видение: Пресвятая Богоматерь явилась в Божественном Свете и жезлом прикоснулась к боку больного - тотчас жидкость, находящаяся в избытке в теле Прохора, стала вытекать через образовавшееся отверстие. Юноша быстро выздоровел.
Павел Рыженко «Серафим Саровский»
Постриг
Прохор прожил как послушник в монастыре 8 лет, после чего сподобился принять иночество. В постриге ему было дано имя Серафим. Через год, наблюдая пламенную любовь юного инока ко Господу, игумен принял решение о возведении Серафима в сан иеродиакона.
Монах ежедневно служил в храме, а после службы непрестанно молился.
Ревностное служение инока было вознаграждено Всевышним: Серафим сподобился благодатных видений во время богослужений. Он неоднократно созерцал небесных Ангелов, которые сослужили монастырской братии.
А однажды во время службы, когда игумен навел орарь на молитвенников, его осенил золотистый луч. Серафим поднял взгляд и увидел Самого Спасителя, Он шествовал от храмовых дверей в сопровождении Небесных Сил Бесплотных. Преподобный замер от восхищения и восторга, он даже не смог сдвинуться с места.
После чудесного видения Серафим более ревностно стал относиться к служению: днем он что есть сил трудился в монастыре, а на ночь покидал родные стены и уходил в лес для моления.
Подвиг пустынножительства
В возрасте 39 лет преподобный был возведен в сан иеромонаха и был благословлен на проведение божественной литургии. Когда игумен обители отошел ко Господу, Серафим принял на себя подвиг пустынножительства (покойный отец Пахомий перед смертью благословил инока). Получив еще одно благословение у нового игумена, он удалился в глухой лес.
Но окончательно монастырь он не бросил, каждый субботний день к вечеру, перед началом всенощной, он возвращался в обитель и причащался Святых Христовых Таин.
Подвиги Серафима, которые он совершал во Имя Христово, были суровыми:
- его молитвенное правило совершалось по Уставу древних пустынножителей;
- он постоянно изучал Святое Евангелие, Новый Завет, усердно изучал богослужебную литературу;
- инок знал наизусть множество песнопений, а когда работал в лесу, то любил их напевать;
- он сам для себя добывал пропитание, работал на огороде;
- держал строгий пост , питался всего раз в сутки, в постные дни недели голодал.
Его скудный пищевой рацион в течение первых трех лет отшельничества составляли травы. Изредка его навещали такие же пустынники.
Слух о уединенном житии батюшки распространился за пределы монастыря и его стали часто навещать монахи и миряне. Каждому человеку требовались мудрые советы, ответы на вопросы и благословение на труды. Вскоре Серафим запретил посещение своей келии женщинам, а затем и всем остальным, потому что в очередном видении инок узрел, что Господу угодно полное безмолвие инока.
Круг общения святого сузился, теперь его могли посещать только дикие звери и птицы. Серафим любил подкармливать хлебом, который ему доставляли из монастырской хлебопекарни, диких медведей.
Икона Серафима Саровского
Искушения диавола
Высокие подвиги монаха вызвали неодобрение диавола. Он вздумал устрашить святого, дабы тот оставил безмолвие. Инок не поддавался нападкам темных сил, но сатана упорно продолжал искушение. Но Серафим, дабы отразить натиск вражий, принял на 1000 дней подвиг столпничества.
Но посрамленный верой преподобного, диавол надумал умертвить святого и наслал к нему грабителей, которые стали требовать от него деньги. Естественно, денег у него не было, за что разбойники жестоко избили инока и проломили ему голову топором. В безжизненном состоянии святой пролежал до утра, а очнувшись, из последних сил добрел до обители. Братия ужаснулась виду израненного подвижника. Восемь дней монастырские врачи вытаскивали Серафима «с того света», ведь полученные раны были несовместимы с жизнью.
Но исцеление было получено не от лекарей. Во сне ему явилась Царица Небесная и, коснувшись израненного чела, даровала здравие. Но спина преподобного осталась сгорбленной, поэтому ему приходилось ходить, опираясь на посох.
Около полугода монах провел в обители, и набравшись сил, вновь вернулся в лесную келью. В безмолвии он провел три года. Серафиму было предложено настоятелем и братией обители: посещать богослужения и причащаться, или вернуться в обитель. Серафим выбрал второе, потому что из-за увечья и преклонных лет ему было тяжело ходить из леса, в котором он совершал подвиг пустынножительства 15 лет, в монастырь.
Окончание земного пути
Вернувшись, к подвигу молчания он прибавил еще и затвор. Из своей келии монах никуда не выходил и никого не принимал.
За свои труды он сподобился от Господа дара чудотворения и был поставлен на служение людям в подвиге старчества. Сама Матерь Божия явилась во сне к Серафиму и повелела выйти из затвора, дабы принимать у себя просителей, молящих о наставлении, утешении, исцелении.
Теперь дверь келии старца была открыта для всех! Чудотворец созерцал человеческие сердца, исцелял прихожан молитвой, утешал ласковым словом.
В последние годы жизни Серафим особенно заботился о Дивеевской обители, которая являлась его детищем. Он был добрым отцом для сестер монастыря, окормлял обитель, а сестры обращались к старцу во всех трудностях.
За год до смерти отец Серафим сильно ослаб и для себя изготовил гроб. Он указал монахам место, где следует похоронить его тело. 1 января 1833 года старец в последний раз принял причастие, после чего благословил братию и каждому иноку раздал добрые пожелания, а на следующий день преставился ко Господу.
Его тело нашли бездыханным пред Ликом Богоматери.
Во время болезни в отрочестве
Святые мощи
70 лет после кончины богоносного старца люди приходили к его могиле за утешением в скорбях, помощью и исцелением от болезней. Святой еще не был канонизирован, но в его честь уже готовились престолы, составлялось житие, молитвы, писались иконы. И только в 1903 году старец иеромонах Серафим был причислен к Лику святых.
В день его рождения (19 июля) совершилось открытие его честных мощей . После революции они исчезли.
Второе их обретение совершилось лишь в 1991 году в Санкт-Петербурге, после чего они крестным ходом были препровождены в Троицкий Серафимо-Дивеевский монастырь.
Чудеса
Множество чудотворений связано с именем великого старца. По молитвам к блаженному Серафиму немые обретали голос, у слепых прозревали очи, калеки избавлялись от хромоты, парализованные могли двигать конечностями.
- 19-летняя девушка имела сведенные конечности, ее руки были плотно сжаты на груди. После посещения могилки Серафима и купания в источнике, освященном во имя богоносца, больная самостоятельно встала, ее руки и ноги расправились, она стала самостоятельно передвигаться.
- Крестьянку разбил 6 лет назад паралич. Ее, обездвиженную, привезли к роднику и трижды окунули в нем. Женщина полностью исцелилась.
- В Крестном ходе участвовали мать и ее глухонемая дочь. Впереди процессии хоругвеносцы несли Лик Богородицы и большую икону Серафима Саровского. Женщина приложила ребенка к образу святого и малышка тут же окликнула своим голоском мать.
- У могилки чудотворца прозрела молодая женщина, несколько лет назад полностью потерявшая зрение.
Известны случаи, когда люди исцелялись от сумасшествия, паралича, онкологии и прочих серьезных недугов. Все факты исцелений записаны в Летописи монастыря.
О чем молятся
В каждом доме на иконостасе должна стоять икона старца Серафима, он приносит удачу всем верующим во Христа.
Молитвы Серафиму Саровскому:
В чем помогает Чудотворец:
- исцеляет от болезней;
- молодым девушкам помогает встретить суженого;
- восстанавливает веру в Бога;
- возвращает в Церковь, отпавших от Нее;
- утихомиривает гордыню;
- помогает продвижению торговли и бизнеса.
Посмотрите видео о Серафиме Саровском
Один из наиболее чтимых Русской православной церковью святых, еще при жизни прославившийся чудесами врачевания и исцеления. Его радением была основана Серафимо-Дивеевская женская обитель. Причислен к лику преподобных в начале XX столетия.
Детство и отрочество преподобного Серафима
В семье состоятельного курского купца, крупного заводовладельца и подрядчика по строительству каменных церквей и зданий Исидора Ивановича Мошнина (в некоторых источниках - Машнина) и его жены Агафьи Фотиевны 19 июля 1754 года (по другим данным - 1759 года) родился сын Прохор, впоследствии ставший одним из столпов русского православия - преподобным Серафимом Саровским. Семья жила в Ильинской слободе и благочестивые родители мальчика, бывшие прихожанами Ильинского храма, часто брали его на богослужения, где Прохор с самого раннего детства приобщался к вере и любви к Господу. Незадолго до рождения сына Исидор Иванович взял подряд на строительство храма в честь Казанской иконы Божьей Матери (сейчас Сергиево-Казанский кафедральный собор), но завершить начатое дело не успел, скончавшись в 1960 (1962) году. Отпевали его в Ильинском храме и, согласно некоторым сведениям, у стен храма и похоронили.
Руководство работами по возведению собора взяла на себя вдова купца - Агафья Фотиевна, лично контролировавшая рабочих и следящая за ходом строительства. Однажды, когда Прохор достиг семилетнего возраста, мать взяла его с собой, чтобы осмотреть почти полностью возведенную церковную колокольню. Поднимаясь к самому куполу, она ненадолго отвлеклась и выпустила руку сына. Любопытный Прохор быстро подбежал к перилам и с интересом перегнулся через них. Хватило двух-трех секунд, чтобы произошла трагедия - мальчик сорвался вниз. С сердцем, готовым вскочить из груди, мать бежала вниз, с ужасом представляя на земле окровавленное тело сына. Но то, что произошло внизу, убитая горем женщина иначе как чудом и Провидением Божьим назвать не смогла - ее мальчик, не получивший даже царапины при падении с большой высоты, был абсолютно цел и невредим. Агафья, со слезами радости и облегчения вознеся молитву Всевышнему, поняла - ее сына оберегают Небесные Силы. Обладая хорошей памятью и горя желанием выучиться грамоте, чтобы самому читать Священное Писание и Жития святых, Прохор быстро освоил азы грамоты и с удовольствием и подолгу изучал святые книги, читая их родне и сверстникам.
Спустя несколько лет произошел случай, полностью подтвердивший догадку матери о избранности ее сына Господом. Будучи подростком, Прохор сильно заболел, и доктора были бессильны помочь ему. Именно тогда Прохору во сне явилась Богородица, пообещавшая исцелить его от недуга. Прохор рассказал об этом матери, и когда мимо их дома вскоре проходил Крестный ход с иконой Знамения Пресвятой Богородицы, Агафья вынесла на крыльцо сына, чтобы он приложился к чудотворному образу. После этого Прохор действительно исцелился, а чудесное видение Богородицы бережно хранил в своем сердце. Поэтому, когда в 1776 году он пришел к матери за благословением ступить на путь монашества и отправиться с паломниками в Киево-Печерскую Лавру, женщина не только не была против, но и трепетно благословила сына, подарив ему небольшое медное распятие, которое тот всю жизнь носил у сердца как святыню.
Путь к иночеству
В Киево-Печерской лавре с Прохором долго беседовал старец Досифей (великая подвижница христианства Досифея Киевская, посвятившая себя служению Господу в мужском обличье), благословивший его на иноческий путь и указавший место послушания и принятия пострига - Саровскую пустынь. Возвратившись ненадолго в отчий дом, Прохор навсегда попрощался с родными и отправился в , куда и прибыл 20 ноября 1778 года. Старец Пахомий, тогдашний настоятель Саровской обители, ласково принял парня и назначил его духовником старца Иосифа, под началом которого Прохор проходил послушания - трудился в столярне, хлебной, просфорной, был пономарем, а свободное время полностью посвящал молитвам. По примеру многих иноков, удаляющихся из обители в лес для моления, послушник Прохор испросил для себя такое разрешение у старца Иосифа, и с тех пор после праведных трудов в монастыре уединялся в лесной глуши и творил молитвы Всевышнему.
Спустя два года Господь снова решил испытать Прохора, послав ему тяжелую болезнь - водянку, от которой все тело парня распухло, и он без малого на три года оказался прикованным к кровати. Другие иноки, полюбившие Прохора за мягкий нрав, трудолюбие и незлобивость, ухаживали за ним, ни разу не услышав от него роптания. Опасаясь, что без помощи врачей не обойтись, старец Иосиф хотел пригласить доктора, но Прохор, вверив свою душу и тело Господу, просил не делать этого, лишь причастить его. После причастия ему во сне снова явилась Богородица с апостолами - святым Петром и Иоанном Богословом, указавшая на больного и сказавшая, что он - от рода их и коснувшаяся жезлом бока Прохора, после чего вся лишняя жидкость вылилась из тела парня, и вскоре он снова был здоров. А на месте, где Прохору чудесным образом явилась Пресвятая Богородица, иноки возвели больничную церковь, в которой придел освятили в честь Зосимы и Савватия, Соловецких чудотворцев, престол для которого из кипарисового дерева своими руками сделал Серафим и всегда причащался в этой церкви.
Через восемь лет послушничества, в 1786 году юноша принял иночество с именем Серафим. Спустя год епископом Владимирским и Муромским Виктором (Онисимовым) он был возведен в сан иеродиакона и продолжил еще более ревностно и усердно служить Господу. Покровительство отцу Серафиму часто являл Господь и Небесные Силы Бесплотные, являясь ему во время праздничных богослужений, что снискало иноку еще большую любовь братьев и подвигло на еще большее рвение в служении Отцу Небесному и Пресвятой Матери Божьей. Каждый день после всех трудов уединялся преподобный Серафим в лесу и всю ночь совершал молитвенные бдения.
В 1789 году иеромонах Серафим взял опеку над Казанской общиной (в будущем - Серафимо-Дивеевским женским монастырем), устроенной недалеко от схимонахиней Александрой (Мельгуновой), и всю свою жизнь помогал сестрам духовными советами и материальным обеспечением.
Подвиги преподобного Серафима
В сентябре 1793 года по ходатайству монашеской братии епископ Тамбовский и Пензенский Феофил (Раев) возвел Серафима в сан иеромонаха, а уже в 1794 году после тихой кончины настоятеля о. Пахомия, благословившего преподобного на подвиг пустынножительства, о. Серафим, испросив также благословение у нового настоятеля - о. Исаии (Зубкова), удалился в небольшую лесную келью, отстоящую от обители на пять километров, и стал жительствовать в одиночестве. Одним из подвигов преподобный избрал строгий аскетизм, нося летом и зимой одну и ту же одежду, самостоятельно добывая пропитание, соблюдая все посты и постоянно перечитывая священные книги. Возле кельи о. Серафим раскопал небольшой огородик и завел пчельник. Только в субботу перед всенощным бдением приходил отшельник в Саровскую пустынь, возвращаясь к себе в лесную келью после литургии и причащения Святых Тайн.
Часто, творя молитвы, о. Серафим настолько глубоко погружался в себя, что ничего не видел и не слышал вокруг. В такие минуты нечастые гости затворника - иеродиакон Александр, схимонах Марк Молчальник или иноки, приносившие преподобному хлеб, тихо удалялись, боясь нарушить его молчание.
Известный факт - преподобный Серафим три с половиной года питался только травой снытью, растущей возле кельи и кормил из рук дикого медведя и других лесных зверей, приходящих к его келье. А однажды, когда нечистая сила стала очень допекать и искушать о. Серафима, он взял на себя трудный подвиг столпничества, и тысячу дней и ночей проводил в молитвах на камне, один из которых находился в келье, а другой - возле нее, покидая место молений только на время непродолжительного отдыха и приема пищи.
Вскоре к о. Серафиму стали приходить не только иноки, но и миряне, наслышанные о чудесном лесном затворнике, испрашивая у него совета и благословения. Он принимал всех, но вскоре, тяготясь таким паломничеством и желая жить в полном уединении и безмолвии и испросив на это благословение настоятеля, с помощью молитв преградил путь в свое жилище ветками вековых деревьев, скрывшими его от посторонних глаз.
Однажды с о. Серафимом произошел трагический случай. Трое крестьян, наслышанных о том, что к преподобному часто приходят не только бедняки, но и состоятельные люди, задумали его ограбить. В то время преподобный усердно молился, по обыкновению, не обращая внимание на происходящее вокруг. Разбойники напали на него, но он, будучи в расцвете лет и сил, даже не попытался противостоять им. Один из грабителей проломил о. Серафиму голову обухом топора, и все трое кинулись обыскивать жилище. Не найдя ничего, кроме иконы и небольшого запаса еды, разбойники в ужасе от содеянного разбежались, а преподобный, придя в себя, еле добрался до обители, где потрясенная братия восемь суток ухаживала за ним, удивляясь, что ему удалось выжить после тяжелых ран. Пречистая Дева снова не оставила в беде о. Серафима, придя к нему во сне. После прикосновения Богородицы преподобный Серафим стал поправляться, но еще без малого полгода ему пришлось провести в обители. После этого случая о. Серафим навсегда остался немного сгорбленным и ходил, опираясь на палку или посох, но обидчиков своих, вскоре найденных, простил и просил не наказывать.
Вернувшись в свою лесную келью, в 1807 году преподобный принял обет молчания, избегая встреч и общения с людьми, для чего даже перестал посещать субботние всенощные в обители.
Возвращение в обитель
Через три года отцу Серафиму пришлось вернуться в Саровскую пустынь - здоровье его было подорвано (нападение разбойников не прошло даром), но он сразу уединился в своей келье и никого не принимал целых пятнадцать лет. Лишь в ноябре 1825 года после видения во сне Приснодевы Марии по ее указанию он прервал свое уединение и, взойдя на последнюю ступень высшего монашеского подвига - старчества и обладая даром исцеления и ясновидения, стал принимать иноков и мирян.
Молва о Серафиме, Саровском чудотворце, была настолько громкой, что к нему приходили за советом и благословением не только простые крестьяне и бедняки, но и люди высших сословий и даже сам император . Для всех без исключения посетителей у преподобного было одно приветствие: «Христос воскресе», и называл он всех одинаково: «Радость моя». Врачуя раны душевные и хвори телесные, о. Серафим всегда был приветлив и весел, для каждого находил доброе слово и напутствие. Самым большим грехом преподобный считал уныние и советовал всем занимать свои руки богоугодными делами, а помыслы - страстными молитвами.
Кончина старца Серафима
В 1831 году на праздник Благовещения Пресвятой Богородицы Божья Матерь с апостолами и 12 девами снова приходила к старцу Серафиму во сне и после долгой беседы пообещала вскоре забрать его в Царство Небесное. После этой встречи преподобный стал много говорить о скорой кончине и сам указал место погребения - у алтаря с юго-восточной стороны собора Успения Пресвятой Богородицы. В сенях кельи по его просьбе иноки установили гроб, и он подолгу стоял возле него, вознося молитвы Всевышнему и готовясь предстать пред его судом.
В последний раз старец Серафим пришел в больничный Зосимо-Савватиевский храм 1 января 1833 года, где после богослужения и причащения простился с братией и благословил ее. Ранним утром 2 января 1833 года один инок, проходя мимо кельи старца Серафима, почувствовал запах горелой бумаги, исходивший из нее. После того, как монахи открыли келью, они увидели удивительную картину - все книги и вещи Серафима уже тлели, душа его отлетела к Господу, а тело находилось в коленопреклоненном состоянии с молитвенно сложенными руками.
Канонизация преподобного Серафима Саровского
Целых семьдесят лет после преставления старца Серафима к месту его погребения стекались люди, веруя, что он может облегчить страдания и наставить на пусть истинный. Задолго до официальной канонизации в храмах устраивались престолы в его честь, составлялись тропари и жизнеописания. А после того, как в семье императора , имевшей уже четырех дочерей и мечтавшей о наследнике, после молитв Серафиму Саровскому родился долгожданный сын, царская чета уверовала в святость старца, в кабинете Николая II появился большой портрет старца Серафима, а русский народ в январе 1903 года с ликованием воспринял решение Святейшего Синода о его канонизации.
В день рождения преподобного, 19 июля 1903 года в присутствии императорской четы, высшего духовенства, знати и простых людей состоялись пышные Саровские торжества по случаю открытия святых и многолечебных мощей Серафима Саровского. На торжествах побывали более 150 тысяч человек.
Обретение святых мощей
В декабре 1920 года по решению специальной комиссии новой рабоче-крестьянской власти рака с мощами прп. Серафима Саровского была вскрыта, и в 1922 году перевезена в московский , преобразованный большевиками в музей религиозного искусства.
В связи с бурными и трагическими событиями в истории в течении следующих семидесяти лет мощи Серафима Саровского затерялись, поэтому были обретены только осенью 1990 года. Во время работ в (тогда - музее истории религии) в одном из заказников были обнаружены не проходящие по предыдущим описям мощи. В декабре 1990 года мощи были освидетельствованы и сравнены с актом вскрытия мощей Серафима Саровского в 1920 году, что подтвердило гипотезу о принадлежности мощей старцу Серафиму.
В первых числах февраля 1991 года святые мощи перевезли в и крестным ходом пронесли в . В конце июля 1991 года с крестным ходом святые мощи Саровского чудотворца отправились в место упокоения, указанное самим преподобным - Дивеевскую пустынь, где их встречало большое количество верующих.
Интересные факты
- В Курской Коренной Рождество-Богородичной пустыни и установлены и освящены памятники преподобному отцу Серафиму.
- Его именем названа улица в пригороде сербской столицы Белграда - Батайнице.
- С 2007 года прп. Серафим Саровский объявлен покровителем физиков-ядерщиков, а белгородские студенты, согласно проведенному в 2009-2010 годах опросу в рамках работы «О студенческих поверьях и обрядах» считают его своим небесным заступником.
Своей праведной подвижнической жизнью и посмертными чудесами прп. Серафим, Саровский чудотворец, стал для всего православного мира наряду с преподобным негасимым светочем христианства, и в наши дни незримо оберегающим людей от зла и дарующим надежду на спасение и вечную жизнь.
Имеет отношение к населенным пунктам:
С ноября 1778 г. и до самой смерти в 1833 г. пребывал в Саровской пустыни и находящейся поблизости лесной келье, в 1786 г. принял иночество с именем Серафим. Иеромонах Саровского монастыря (с 1793 г.).
Кроме дара прозорливости, Господь продолжал являть в старце Серафиме благодать исцеления недугов и болезней телесных. Так, 11 июня 1827 года исцелена была Александра, жена (Нижегородской губернии, Ардатовского уезда, села Елизарьева) дворового человека Варфоломея Тимофеева Лебедева. В то время этой женщине было 22 года, и она имела двух детей. 6-го апреля 1826 года, в день сельского праздника, она, возвратившись после литургии из церкви, пообедала и потом вышла за ворота прогуляться с мужем. Вдруг, Бог знает с чего, с нею сделалась дурнота, головокружение; муж едва мог довести её до сеней. Здесь она упала на пол. С нею началась рвота и ужасные судороги; больная помертвела и впала в совершенное беспамятство. Через полчаса, как бы пришедши в себя, она начала скрежетать зубами, грызть всё, что попадалось, и, наконец, уснула. Спустя месяц, эти болезненные припадки стали повторяться с нею ежедневно, хотя не всякий раз в одинаково сильной степени.
Сначала больную лечил домашний сельский лекарь Афанасий Яковлев, но предпринимаемые им средства не имели никакого успеха. Потом возили Александру на Илевский и Вознесенский железные заводы – там был иностранный доктор; он взялся лечить её, давал разные медикаменты, но, не видя успеха, отказался от дальнейшего лечения и советовал ещё съездить в Выксу, на чугунные заводы. «В Выксе же,– по описанию мужа больной,– доктор был иностранец с большою привилегиею ». По доброму согласию с управляющим, который принимал участие в больной, Выксинский доктор истощил всё своё внимание, познания и искусство и, наконец, дал такой совет: «Теперь вы положитесь на волю Всевышнего и просите у него помощи и защиты; из людей же никто вас вылечить не сможет». Такой конец лечения очень опечалил всех, и больную поверг в отчаяние.
В ночь на 11-е июня 1827 года больная увидела сон: явилась ей незнакомая женщина, весьма старая, со впалыми глазами, и сказала: «Что ты страждешь и не ищешь себе врача?» Больная испугалась и, положивши на себя крестное знамение, начала читать молитву св. Кресту: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его...» Явившаяся отвечала ей: «Не убойся меня, я такой же человек, только теперь не сего света, а из царства мёртвых. Встань с одра своего и поспеши скорее в Саровскую обитель к о. Серафиму: он тебя ожидает к себе завтра и исцелит тебя». Больная осмелилась спросить её: «Кто ты и откуда?» Явившаяся отвечала: «Я из Дивеевской общины, первая тамошняя настоятельница Агафия». На другой день утром родные запрягли пару господских лошадей и поехали в Саров. Только больную невозможно было везти шибко: беспрестанно делались с нею обмороки и судороги. Сарова достигла больная уже после поздней литургии, во время трапезы братии. Отец Серафим затворился и никого не принимал, но больная, приблизившись к его келии, едва успела сотворить молитву, как о. Серафим вышел к ней, взял её за руки и ввёл в свою келию. Там он накрыл её епитрахилью и тихо произнёс молитвы ко Господу и Пресвятой Богородице; потом он напоил больную св. Богоявленскою водою, дал ей частицу св. антидора да три сухарика и сказал: «Каждые сутки принимай по сухарю со св. водою, да ещё: сходи в Дивеево на могилу рабы Божией Агафии, возьми себе земли и сотвори на сём месте, сколько можешь, поклонов: она (Агафия) о тебе сожалеет и желает тебе исцеления». Потом прибавил: «Когда тебе будет скучно, ты помолись Богу и скажи: отче Серафиме! Помяни меня на молитве и помолися обо мне грешной, чтобы не впасть мне опять в сию болезнь от супостата и врага Божия». Тогда от болящей недуг отошёл ощутительно с великим шумом; она была здорова во всё последующее время и невредима. После этого недуга она родила ещё четырёх сынов и пять дочерей. Собственноручная запись о сём мужа исцелённой оканчивается следующим послесловием: «Имя о. Серафима мы и поднесь в нашем сердце глубоко сохраняем и на каждой панихиде поминаем его со своими родными».
9-го декабря 1826 года в Дивеевской общине, по приказанию о. Серафима, состоялась закладка мельницы, а летом, 7-го июля, она замолола.
В этом же 1827 году отец Серафим сказал постоянно приходившему к нему за приказаниями и распоряжениями Михаилу Васильевичу Мантурову: «Радость моя! Бедная-то общинка наша в Дивееве своей церкви не имеет, а ходить-то им в приходскую, где крестины да свадьбы, не приходится: ведь они девушки. Царице Небесной угодно, чтобы была у них своя церковь к паперти же Казанской церкви пристроена, так как паперть эта достойна алтаря, батюшка! Ведь матушка Агафия Семёновна, стоя на молитве, всю токами слёз своего смирения омыла её; вот, радость моя, и выстрой ты храм этот Рождеству Сына Её Единородного – сиротам моим!» У Михаила Васильевича Мантурова хранились в неприкосновенности деньги от продажи имения, которые батюшка приказал спрятать до времени. Теперь настал час Михаилу Васильевичу отдать всё своё достояние Господу, и такие деньги были, несомненно, угодны Спасителю мира. Следовательно, церковь Рождества Христова создалась на средства человека, принявшего на себя добровольно подвиг нищенства.
Насколько часто сёстры Дивеевские должны были первое время ходить к о. Серафиму работать и за продовольствием, которое он посылал им от себя из Сарова, видно, например, из повествования сестры Прасковьи Ивановны, впоследствии монахини Серафимы. Вновь поступающих он ещё заставлял чаще приходить других, чтобы преподать им духовное назидание. В праздник Сретения 1828–29 гг. он приказал сестре Прасковье Ивановне, как только что поступившей в обитель, дважды успеть прийти к нему и возвратиться. Следовательно, ей надо было пройти 50 вёрст и ещё провести время в Сарове. Она смутилась и сказала: «Не успею так, батюшка!» «Что ты, что ты, матушка,– ответил о. Серафим,– ведь день теперь продолжается 10 часов». «Хорошо, батюшка» – сказала Прасковья с любовью. Первый раз она пришла в келью к батюшке в монастырь, когда шла ранняя обедня. Батюшка отворил дверь и весело встретил её, назвав: радость моя! Посадил отдохнуть, накормил частичками просфоры со святою водою и потом дал нести в обитель к себе большой мешок с толокном и сухарями. В Дивеево она немного отдохнула и опять пошла в Саров. Служили вечерню, когда она вошла к батюшке, который в восторге приветствовал её, говоря: «Гряди, гряди, радость моя! Вот я накормлю тебя своею пищею». Посадил Прасковью и поставил перед нею большое блюдо пареной капусты с соком. «Это всё твоё» – сказал батюшка. Она начала есть и ощутила такой вкус, который её несказанно удивил. Потом из расспросов она узнала, что за трапезой не бывает этой пищи, и она была хороша, потому что батюшка сам по молитве своей приготовлял такую необыкновенную пищу. Однажды батюшка ей приказал работать в лесу, собирать дрова, и припас ей пищи. Часу в третьем дня он сам захотел поесть и говорит: «Поди-ка, матушка, в пустынку, там у меня на верёвочке висит кусочек хлеба, принеси его». Сестра Прасковья принесла. Батюшка посолил чёрствый хлеб, помочил его в холодной воде и начал кушать. Частицу он отделил Прасковье, но она не могла даже разжевать – так засох хлеб – и подумала: вот, какое терпит лишение батюшка. Отвечая ей на мысль, о. Серафим сказал: «Это, матушка, ещё хлеб насущный! А когда я был в затворе, то питался зелием, траву снить обливал горячею водою, так и вкушал; это пустынная пища, и вы её вкушайте». В другой раз сестра Прасковья Ивановна впала в искушение: начала малодушествовать, скучать, тосковать и задумала уйти из обители, но не знала, открыться ли батюшке? Вдруг он присылает за ней. Она входит смущённая и робкая. Батюшка начал рассказывать о себе и о своей жизни в монастыре, а затем прибавил: «Я, матушка, всю монастырскую жизнь прошёл и никогда, ниже мыслию, не выходил из монастыря». Повторяя ещё несколько раз это и приводя примеры из своего прошлого, он совершенно исцелил её, так что Прасковья Ивановна свидетельствует в своём повествовании, что в продолжение рассказа «все мои мысли понемногу успокоились, а когда кончил батюшка, так я почувствовала такое утешение, как будто больной член отрезан прочь ножом». В бытность Прасковьи Ивановны при батюшке в ближней пустынке к нему подошли Курские купцы, заехавшие в Саров с Нижегородской ярмарки. Перед прощанием они спросили батюшку: «Что прикажете сказать вашему братцу?» О. Серафим ответил: «Скажите ему, что я молю о нём Господа и Пречистую Его Матерь день и нощь». Они отошли, а батюшка, воздевши руки, с восторгом несколько раз повторил: «Нет лучше монашеского житья, нет лучше!» Однажды, когда Прасковья Ивановна работала у источника, к ней батюшка вышел со светлым сияющим лицом и в новом белом балахончике. Ещё издали воскликнул он: «Что я тебе, матушка, принёс!» – и подошёл к ней, держа в руках зелёную веточку с фруктами. Сорвав один, он вложил ей в уста, и вкус его был невыразимо приятен и сладок. Затем, вкладывая в уста ещё такой же фрукт, он произнёс: «Вкуси, матушка, это райская пища!» В то время года ещё не могли созреть никакие фрукты.
Старшая сестра в мельничной обители о. Серафима, Прасковья Семёновна, свидетельствовала много о батюшкиных милостях к сёстрам и, между прочим, рассказала, как страшно было ослушаться его. Однажды батюшка приказал ей, чтобы она приехала с отроковицей Марией Семёновной на двух лошадях за брёвнами. Они поехали прямо к батюшке в лес, где он их уже дожидался и приготовил на каждую лошадь по два тоненьких брёвнышка. Думая, что все четыре бревна может свезти одна лошадь, сёстры переложили дорогою эти брёвнышки на одну, а на другую лошадь взвалили большое, толстое бревно. Но лишь тронулись они с места, как лошадь эта упала, захрипела и начала околевать. Сознавая себя виновными, что они поступили против благословения батюшки, они, упав на колени, тут же, в слезах, заочно начали просить прощения, а затем скинули толстое бревно и разложили брёвнышки по-прежнему. Лошадь сама вскочила и так скоро побежала, что они едва-едва могли догнать её.
Батюшка о. Серафим постоянно исцелял своих сирот от разных болезней. Раз сестра Ксения Кузьминична страдала зубной болью, от которой не спала ночи, ничего не ела и изнемогла, так как приходилось днём работать. Сказали о ней старшей сестре Прасковье Семёновне; она послала Ксению к батюшке. «Как только он меня увидел,– рассказывала Ксения,– то и говорит: что это ты, радость моя, давно ко мне не пришла! Пойди к отцу Павлу, он тебя исцелит. – А я подумала: что это? Разве он сам не может меня исцелить? Но возражать не смела. Я отыскала отца Павла и сказала ему, что меня послал к нему батюшка. Он туго-натуго сжал мне лицо обеими руками и несколько раз провёл по щекам. И зубы затихли, как рукой сняло».
Сестра Евдокия Назарова также рассказывала, что, будучи молодой девицей, она страдала два года параличом рук и ног, и её привезли к батюшке о. Серафиму, который, увидав её, стал манить к себе. Её с большим трудом подвели к батюшке, но он дал ей в руки грабли и велел гресть сено. Тут почувствовала она, что с неё что-то спало, и она начала гресть, как здоровая. Одновременно работали у батюшки Прасковья Ивановна и Ирина Васильевна. Последние стали выговаривать ей, зачем она, такая больная, пришла с ними трудиться, но батюшка, уразумев духом мысли их, сказал им: «Примите её к себе в Дивеево, она будет вам прясть и ткать». Так трудилась она до вечерни. Батюшка накормил её обедом, и затем она дошла до дома совершенно здоровою.
Старица Варвара Ильинична также свидетельствовала об излечении её отцом Серафимом: «Он, кормилец мой, два раза исцелял меня,– говорила она. – В первый-то, я словно порченая была, а потом у меня очень болели зубы, весь рот был в нарывах. Я пришла к нему, он меня поставил поодаль от себя, а мне велел рот открыть; сильно дунул на меня, завязал платочком мне всё лицо, да тут же велел идти домой, а солнце-то было уже на закате. Я ничего не убоялась за его святою молитвою, ночью же пришла домой, а боль как рукой сняло. У батюшки я часто бывала. Он мне говаривал: «Радость моя! Ты будешь забвенная у всех». И доподлинно, бывало, приду к матушке Ксении Михайловне просить чего или из обуви, или одёжи, а она скажет: «Ты бы во время приходила и просила; ступай на поклоны». Всем даёт, а мне нет. Раз Татьяна Григорьевна что-то на меня оскорбилась и говорит: «Ах ты, забвенная!», а я вспомнила это слово батюшки, да как закричу, заплачу! Так и сбылось слово батюшки: всю свою жизнь я была у всех «забвенная». Раз мы с Акулиной Васильевной пришли к батюшке, долго что-то он говорил ей наедине, всё в чём-то убеждал, но, видно, она послушалась. Он вышел и говорит: «Вынь из моего ковчега (так называл свой гробик) сухарей». Навязал их целый узел, отдал Акулине, а другой узел мне; потом насыпал целый мешок сухарей, да и начал его бить палкою, а мы смеёмся, так и катаемся со смеху! Батюшка взглянет на нас, до ещё пуще его бьёт, а мы – знать, ничего не понимаем. Потом завязал батюшка, да и повесил на шею Аграфене и велел нам идти в обитель. После уже поняли, как эта сестра Акулина Васильевна вышла из обители и в миру терпела страшные побои. Она потом опять поступила к нам и скончалась в Дивеево. Я, как возвратилась в обитель, прямо пришла к матушке Ксении Михайловне, да сказала, что мы три ночи ночевали в Сарове. Она строго мне выговорила: «Ах, ты, самовольница! Как без благословения столько жила!» Я прошу прощения, говорю: батюшка нас задержал, и подаю ей сухари, что принесла. Она отвечает: «Коли батюшка оставил, так простит. Только он дал их тебе к терпению». Так вскоре и вышло: на меня много наговорили матушке, и она меня выслала. Я всё плакала, да и пошла к батюшке Серафиму, всё ему рассказала; сама плачу, стою пред ним на коленях, а он смеётся, да так ручками сшибается. Стал молиться и приказал идти к своим девушкам на мельницу, к начальнице Прасковье Степановне. Она, по его благословению, и оставила меня у себя».– «Раз я прихожу к батюшке Серафиму в пустынку, а у него на лице мухи, а кровь ручьями бежит по щекам. Мне жаль его стало, хотела смахнуть их, а он говорит: «Не тронь их, радость моя, всякое дыхание да хвалит Господа!» Такой он терпеливец».
Часть III
Великая старица, высокой жизни, Евдокия Ефремовна (монахиня Евпраксия) так говорила о гонениях, которые претерпевал о. Серафим: «То всем уж известно, как не любили Саровцы за нас батюшку о. Серафима; даже гнали и преследовали его за нас постоянно, много-много делая ему терпения и скорби! А он, родной наш, всё переносил благодушно, даже смеялся, и часто, сам зная это, шутил над нами. Прихожу я к батюшке-то, а он всем ведь при жизни-то своей сам питал и снабжал нас всегда с отеческою заботою, спрашивая: есть ли всё? Не надо ли чего? Со мною, бывало, да вот с Ксенией Васильевной и посылывал, больше мёду, холста, елею, свечей, ладану и вина красного для службы. Так-то и тут, пришла я, наложил он мне, по обыкновению, большую суму-ношу, так что насилу сам её с гробика-то поднял, индо крякнул, и говорит: «Во, неси, матушка, и прямо иди во святые ворота, никого не бойся!» Что это,– думаю,– батюшка-то, всегда, бывало, сам посылает меня мимо конного двора задними воротами, а тут вдруг прямо на терпение, да на скорбь-то святыми воротами посылает! А в ту пору в Сарове-то стояли солдаты и всегда у ворот на часах были. Саровские игумен и казначей с братиею больно скорбели на батюшку, что всё даёт-де нам, посылает; и приказали солдатам-то всегда караулить да ловить нас, особенно же меня им указали. Ослушаться батюшку я не смела и пошла, сама не своя, так и тряслась вся, потому что не знала, чего мне так много наложил батюшка. Только подошла я, это, к воротам, читаю молитву; солдаты-то, двое, сейчас тут-де меня за шиворот и арестовали. «Иди,– говорят,– к игумену!» Я и молю-то их, и дрожу вся; не тут-то было. «Иди,– говорят,– да и только!» Притащили меня к игумену в сенки. Его звали Нифонтом; он был строгий, батюшку Серафима не любил, а нас – ещё пуще. Приказал он мне, так сурово, развязать суму. Я развязываю, а руки-то у меня трясутся, так ходуном и ходят, а он глядит. Развязала, вынимаю всё... а там: старые лапти, корочки сломанные, отрубки да камни разные, и всё-то крепко так упихано. «Ах, Серафим, Серафим! – воскликнул Нифонт.– Глядите-ка, вот ведь какой, сам-то мучается, да и Дивеевских-то мучает!» – и отпустил меня. Так вот и в другой раз пришла я к батюшке, а он мне сумочку даёт же. «Ступай,– говорит,– прямо к святым воротам!» Пошла, остановили же меня и опять взяли и повели к игумену. Развязали суму, а в ней песок да камни! Игумен ахал-ахал, да отпустил меня. Прихожу, рассказала я батюшке, а он и говорит мне: «Ну, матушка, уж теперь в последний раз, ходи и не бойся! Уж больше трогать вас не будут!» И воистину, бывало, идёшь, и в святых воротах только спросят: чего несёшь? – «Не знаю, кормилец,– ответишь им,– батюшка послал». Тут же пропустят».
Чтобы видимо убедить всех, что Господу и Царице Небесной угодно, дабы о. Серафим занимался Дивеевской обителью, великий старец выбрал вековое дерево и помолился, чтобы оно преклонилось, в знак Божия определения. Действительно, на утро это дерево оказалось выворочено с громадным корнем при совершенно тихой погоде. Об этом дереве имеется множество записанных повествований сирот о. Серафима.
Так, Анна Алексеевна, одна из 12-ти первых сестёр обители, рассказывает следующее: «Была я тоже свидетельницею великого чуда с покойной сестрой обители, Ксенией Ильиничной Потехиной, впоследствии недолго бывшей начальницей нашей мельничной общинки, позже благочинной монастыря нашего, монахиней Клавдией. Приходит к батюшке Серафиму живописец Тамбовский, Саровский послушник Иван Тихонович. Долго толковал с ним батюшка, что напрасно блазнятся на него, что печётся он о нас; что это он делает не от себя, а по приказанию ему Самой Царицы Небесной. «Помолимся, – говорит батюшка Серафим.– Мню, что древу этому более ста лет...» – при этом он указал на дерево громадных размеров. «Простоит оно ещё много лет... Аще же я творю послушание Царицы Небесной,– преклонится древо сие в их сторону!..» – и указал на нас. «Так и знай,– продолжал о. Серафим,– что нет мне дороги оставлять их, хотя они и девушки! И если брошу я их, то и до Царя, пожалуй, дойдёт!» Приходим мы на другой день, а батюшка-то и показывает нам это самое здоровое и громадное дерево, точно бурею какою вывороченное со всеми своими корнями. И приказал батюшка, радостный, весь сияющий, разрубить дерево и отвезти к нам в Дивеево». (Корень его хранится доселе в кладбищенской церкви с прочими вещами о. Серафима.)
Настоятель Николо-Барковской пустыни, игумен Георгий, бывший гостинник Саровской пустыни Гурий, свидетельствует, что, пришедши однажды к старцу о. Серафиму в пустынку, нашёл его, что он перерубал сосну для дров, упавшую с корнем. По обычном приветствии, старец открыл об этой сосне, которую рубил, следующее: «Вот, я занимаюсь Дивеевскою общиною; вы и многие меня за это зазирали, что для чего я ими занимаюсь; вот, я вчерашний день был здесь, просил Господа для уверения вашего, угодно ли ему, что я ими занимаюсь? Если угодно Господу, то, в уверение того,– чтобы это дерево преклонилось. На этом дереве, от корня аршина полтора вышины, заметка была вырублена крестом. Я просил Господа сего уверения; вместе с тем, что если вы или кто о них попечётся, то будет ли угодно это Богу? Господь исполнил для вашего уверения: вот – дерево преклонилось. Почему я занимаюсь ими? Я о них имею попечение за послушание старцев строителя Пахомия и казначея Исаии, моих покровителей; они о них обещались пещись до кончины своей, а по кончине заповедали они, чтобы Саровская обитель вечно не оставляла их. А за что? Когда строился холодный соборный храм, денег не было в обители, и тогда странствовала вдова полковника, имя ей Агафия; она пришла сюда, и с нею три рабыни единомышленные. Эта Агафия, возжелав спастись близ старцев, избрала местом спасения село Дивеево, тут поселилась и сделала пожертвование деньгами на устройство собора; не знаю, сколько тысяч, но знаю только, что привезено было от неё три мешка денег: один был с золотыми, один с серебряными, а третий с медными, и были они полны оными-то деньгами. Собор и сооружён её усердием; вот, за что обещались о них вечно пещись и мне заповедывали. Вот, и я вас прошу: имейте о них попечение, ведь они жили тут двенадцать человек, а тринадцатая сама Агафия. Они трудились для Саровской обители, шили и обмывали бельё, а им из обители давали на содержание всю пищу; как у нас трапеза была, и у них такова же была. Это продолжалось долго, но батюшка игумен Нифонт это прекратил и отделил их от обители; по какому случаю, не знаю! Батюшка Пахомий и Исаия пеклись о них, но никогда в их распоряжения не входили, ни Пахомий, ни Иосиф; я и то не распоряжался ими, и никому нет дороги ими распоряжаться».
В столь трудное время для дивного старца о. Серафима его одобряла и укрепляла Царица Небесная. Вот что пишет по этому поводу протоиерей о. Василий Садовский: «Однажды (1830 г.), дня три спустя после праздника иконы Успения Божией Матери, пришёл я к батюшке Серафиму в Саровскую пустынь и нашёл его в келии без посетителей. Принял он меня весьма милостиво, ласково и, благословившись, начал беседу о богоугодном житии святых, как они от Господа сподоблялись дарований, чудных явлений, даже посещений Самой Царицы Небесной. И, довольно побеседовавши таким образом, он спросил меня: «Есть ли у тебя, батюшка, платочек?» Я ответил, что есть. «Дай его мне!» – сказал батюшка. Я подал. Он его разложил, стал класть из какой-то посудины пригоршнями сухарики в платок, которые были столь необыкновенно белы, что с роду я таких не видывал. «Вот, и у меня, батюшка, была Царица, так вот, после гостей-то и осталось!» – изволил сказать батюшка. Личико его до того сделалось божественно при этом и весело, что и выразить невозможно! Он наклал полный платочек и, сам завязав его крепко-накрепко, сказал: «Ну, гряди, батюшка, а придёшь домой, то самых этих сухариков покушай, дай своему подружью (так он всегда звал жену мою), потом поди в обитель и духовным-то своим чадам, каждой вложи сам в уста по три сухарика, даже и тем, которые близ обители живут в келиях: они все наши будут!» Действительно, впоследствии все поступили в обитель. По молодости лет, я и не понял, что Царица Небесная посетила его, а просто думал, не какая ли земная царица инкогнито была у батюшки, а спросить его не посмел, но потом сам угодник Божий уже разъяснил мне это, говоря: «Небесная Царица, батюшка, Сама Царица Небесная посетила убогого Серафима, и во! Радость-то нам какая, батюшка! Матерь-то Божия неизъяснимою благостию покрыла убогого Серафима. «Любимиче мой! – рекла Преблагословенная Владычица, Пречистая Дева.– Проси от меня, чего хощеши!» Слышишь ли, батюшка? Какую нам милость-то явила Царица Небесная!» – и угодник Божий весь сам так и просветлел, так и сиял от восторга. «А убогий-то Серафим,– продолжал батюшка,– Серафим-то убогий и умолил Матерь-то Божию о сиротах своих, батюшка! И просил, чтобы все, все в Серафимовой-то пустыне спаслись бы сироточки, батюшка! И обещала Матерь Божия убогому Серафиму сию неизреченную радость, батюшка! Только трём не дано, три погибнут, рекла Матерь Божия! – при этом светлый лик старца затуманился.– Одна сгорит, одну мельница смелет, а третья... (сколько ни старался я вспомнить, никак не могу; видно, уж так надо)».
Благодатная сестра Евдокия Ефремовна, удостоившаяся быть при следующем посещении Царицы Небесной о. Серафима, в 1831-м году, сообщила свой разговор с батюшкой о том же посещении, которое только что передал о. Василий:
«Вот, матушка,– сказал мне батюшка Серафим,– во обитель-то мою до тысячи человек соберётся, и все, матушка, все спасутся; я упросил, убогий, Матерь Божию, и соизволила Царица Небесная на смиренную просьбу убогого Серафима; и, кроме трёх, всех обещала Милосердая Владычица спасти, всех, радость моя! Только там, матушка,– продолжал, немного помолчав, батюшка,– там-то, в будущем, все разделятся на три разряда: сочетанныя , которые, чистотою своею, непрестанными молитвами и делами своими, чрез то и всем существом своим, сочетованы Господу; вся жизнь и дыхание их в Боге, и вечно они с Ним будут! Избранныя , которые мои дела будут делать, матушка, и со мной же и будут в обители моей. И званныя , которые лишь временно будут наш хлеб только кушать, которым тёмное место. Дастся им только коечка, в одних рубашечках будут, да всегда тосковать станут! Это нерадивые и ленивые, матушка, которые общее-то дело да послушание не берегут и заняты только своими делами; куда как мрачно и тяжело будет им! Будут сидеть, всё качаяся из стороны в сторону, на одном месте!» И, взяв меня за руку, батюшка горько заплакал. «Послушание, матушка, послушание превыше поста и молитвы!» – продолжал батюшка. «Говорю тебе, ничего нет выше послушания, матушка, и ты сказывай всем!» Затем, благословив, отпустил меня».
За год и 9-ть месяцев до своей кончины о. Серафим сподобился ещё посещения Богоматери. Посещение было ранним утром, в день Благовещения, 25-го марта 1831 года. Записала его и подробно сообщила дивная старица Евдокия Ефремовна (впоследствии мать Евпраксия).
«В последний год жизни батюшки Серафима я прихожу к нему вечером, по его приказанию, накануне праздника Благовещения Божией Матери. Батюшка встретил и говорит: «Ах, радость моя, я тебя давно ожидал! Какая нам с тобою милость и благодать от Божией Матери готовится в настоящий праздник! Велик этот день будет для нас!» «Достойна ли я, батюшка, получать благодать по грехам моим?» – отвечаю я. Но батюшка приказал: «Повторяй, матушка, несколько раз сряду: «Радуйся, Невесто Неневестная! Аллилуйя!» Потом начал говорить: «И слышать-то никогда не случалось, какой праздник нас с тобою ожидает!» Я начала было плакать... Говорю, что я недостойна; а батюшка не приказал, стал утешать меня, говоря: «Хотя и недостойна ты, но я о тебе упросил Господа и Божию Матерь, чтоб видеть тебе эту радость! Давай молиться!» И, сняв с себя мантию, надел её на меня и начал читать акафисты: Господу Иисусу, Божией Матери, Святителю Николаю, Иоанну Крестителю; каноны: Ангелу Хранителю, всем святым. Прочитав всё это, говорит мне: «Не убойся, не устрашись, благодать Божия к нам является! Держись за меня крепко!» И вдруг сделался шум, подобно ветру, явился блистающий свет, послышалось пение. Я не могла всё это видеть и слышать без трепета. Батюшка упал на колени и, воздев руки к небу, воззвал: «О, Преблагословенная, Пречистая Дево, Владычице Богородица!» И вижу, как впереди идут два Ангела с ветвями в руках, а за ними Сама Владычица наша. За Богородицей шли двенадцать дев, потом ещё св. Иоанн Предтеча и Иоанн Богослов. Я упала от страха замертво на землю и не знаю, долго ли я была в таком состоянии, и что изволила говорить Царица Небесная с батюшкой Серафимом. Я ничего не слышала также, о чём батюшка просил Владычицу. Перед концом видения услышала я, лёжа на полу, что Матерь Божия изволила спрашивать батюшку Серафима: «Кто это у тебя лежит на земле?» Батюшка ответил: «Это та самая старица, о которой я просил Тебя, Владычица, быть ей при явлении Твоём!» Тогда Пречистая изволила взять меня, недостойную, за правую руку, и батюшка за левую, и через батюшку приказала мне подойти к девам, пришедшим с Нею, и спросить: как их имена и какая жизнь была их на земле. Я и пошла по ряду спрашивать. Во-первых, подхожу к ангелам, спрашиваю: кто вы? Они отвечают: мы Ангелы Божии. Потом подошла к Иоанну Крестителю, он также сказал мне имя своё и жизнь вкратце; точно также св. Иоанн Богослов. подошла к девами их спросила, каждую о имени; они рассказали мне свою жизнь. Святые девы по именам были: великомученицы Варвара и Екатерина, св. первомученица Фекла, св. великомученица Марина, св. великомученица и царица Ирина, преподобная Евпраксия, св. великомученицы Пелагея и Дорофея, преподобная Макрина, мученица Иустина, св. великомученица Иулиания и мученица Анисия. Когда я спросила их всех, то подумала: пойду, упаду к Ножкам Царицы Небесной и буду просить прощения в грехах моих, но вдруг всё стало невидимо. После батюшка говорит, что это видение продолжалось четыре часа.
Когда мы остались одни с батюшкой, я говорю ему: «Ах, батюшка, я думала, что умру от страха, и не успела попросить Царицу Небесную об отпущении грехов моих». Но батюшка отвечал мне: «Я, убогий, упросил о вас Божию Матерь и не только о вас, но по всех, любящих меня, и о тех, кто служил мне и моё слово исполнял; кто трудился для меня, кто обитель мою любит, а кольми паче вас не оставлю и не забуду. Я отец ваш, попекусь о вас и в сём веке, и в будущем; и кто в моей пустыне жить будет, всех не оставлю, и роды ваши не оставлены будут. Вот, какой радости Господь сподобил нас, зачем нам унывать!» Тогда я стала просить батюшку, чтобы он научил меня, как жить и молиться. Он ответил: «Вот как молитесь: Господи, сподоби меня умереть христианскою кончиною, не остави меня, Господи, на страшном суде Твоём, не лиши Царствия Небесного! Царица Небесная, не остави меня!» После всего я поклонилась в ножки батюшке, а он, благословивши меня, сказал: «Гряди, чадо, с миром в Серафимову пустынь!»
В другом рассказе старицы Евдокии Ефремовны встречаются ещё большие подробности. Так, она говорит: «Впереди шли два Ангела, держа – один в правой, а другой в левой руке – по ветке, усаженной только что расцветшими цветами. Волосы их, похожие на золотисто-жёлтый лён, лежали распущенными на плечах. Одежда Иоанна Предтечи и Апостола Иоанна Богослова была белая, блестящая от чистоты. Царица Небесная имела на себе мантию, подобно той, как пишется на образе Скорбящей Божией Матери, блестящую, но какого цвета – сказать не могу, несказанной красоты, застёгнутою под шеею большою круглою пряжкою (застёжкою), убранною крестами, разнообразно разукрашенными, но чем – не знаю, а помню только, что она сияла необыкновенным светом. Платье, сверх коего была мантия,– зелёное, перепоясанное высоким поясом. Сверх мантии была как бы епитрахиль, а на руках поручи, которые, равно как и епитрахиль, были убраны крестами. Владычица казалась ростом выше всех дев; на голове Её была возвышенная корона, украшенная разнообразными крестами, прекрасная, чудная, сиявшая таким светом, что нельзя было смотреть глазами, равно как и на пряжку (застёжку), и на Самое Лицо Царицы Небесной. Волосы Её были распущены, лежали на плечах и были длиннее и прекраснее Ангельских. Девы шли за нею попарно, в венцах, в одеждах разного цвета и с распущенными волосами; они стали кругом всех нас. Царица Небесная была в середине. Келия батюшки сделалась просторная, и весь верх исполнился огней, как бы горящих свеч. Свет был особый, непохожий на дневной свет и светлее солнечного.
Взяв меня за правую руку, Царица Небесная изволила сказать: «Встань, девица, и не убойся Нас. Такие же девы, как ты, пришли сюда со Мною». Я не почувствовала, как встала. Царица Небесная изволила повторить: «Не убойся, Мы пришли посетить вас». Батюшка Серафим стоял уже не на коленях, а на ногах пред Пресвятою Богородицею, и Она говорила столь милостиво, как бы с родным человеком. Объятая великою радостию, спросила я батюшку Серафима: где мы? Я думала, что я уже не живая; потом, когда спросила его: Кто это? – то Пречистая Богородица приказала мне подойти ко всем самой и спросить их и т.д.
– Верую теперь опять, батюшка,– отвечала больная. Тогда о. Серафим сложил по-православному персты, положил на себе крест и сказал:
– Перекрестись вот так, во имя Святой Троицы.
– Батюшка, рада бы,– отвечала больная,– да руками не владею.
О. Серафим взял из лампады у Божией Матери Умиления елея и помазал грудь и руки больной. Вдруг её стало расправлять, даже суставы затрещали, и тут же получила совершенное здоровье.
Народ, стоявший в сенях, увидев чудо, разглашал по всему монастырю, и особенно в гостинице, что о. Серафим исцелил больную.
Когда это событие кончилось, то пришла к о. Серафиму одна из Дивеевских сестёр. О. Серафим сказал ей:
– Это, матушка, не Серафим убогий исцелил её, а Царица Небесная.
Потом спросил её:
– Нет ли у тебя, матушка, в роду таких, которые в церковь не ходят?
– Таких нет, батюшка,– отвечала сестра,– а двуперстным крестом молятся мои родители и родные все.
– Попроси их от моего имени,– сказал о. Серафим,–чтобы они слагали персты во имя Святой Троицы.
– Я им, батюшка, говорила о сём много раз, да не слушают.
– Послушают, попроси от моего имени. Начни с твоего брата, который меня любит; он первый согласится. А были ли у тебя из умерших родные, которые молились двуперстным крестом?
– К прискорбию, у нас в роду все так молились.
– Хоть и добродетельные были люди,– заметил о. Серафим, пораздумавши,– а будут связаны: св. Православная не принимает этого креста... А знаешь ли ты их могилы?
Сестра назвала могилы тех, которых знала, где погребены.
– Сходи ты, матушка, на их могилы, положи по три поклона и молись Господу, чтобы Он разрешил их в вечности.
Сестра так и сделала. Сказала и живым, чтобы они приняли православное сложение перстов во имя Святой Троицы, и они точно послушались голоса о. Серафима: ибо знали, что он угодник Божий и разумеет тайны св. Христовой веры.
Однажды о. Серафим в неизобразимой радости сказал доверенному иноку: «Вот, я тебе скажу об убогом Серафиме! Я усладился словом Господа моего Иисуса Христа, где Он говорит: в дому Отца Моего обители мнози суть (т.е. для тех, которые служат Ему и прославляют Его святое имя). На этих словах Христа Спасителя я, убогий, остановился и возжелал видеть оные небесные обители и молил Господа моего Иисуса Христа, чтобы Он показал мне эти обители; и Господь не лишил меня, убогого, Своей милости; Он исполнил моё желание и прошение; вот, я и был восхищен в эти небесные обители; только не знаю, с телом или кроме тела – весть; это непостижимо. А о той радости и сладости небесной, которую я там вкусил, сказать тебе невозможно». И с этими словами о. Серафим замолчал... Он поник головою, гладя тихонько рукою против сердца, лицо его стало постепенно меняться и, наконец, до того просветилось, что невозможно было смотреть на него. Во время таинственного своего молчания, он как будто созерцал что-то с умилением. Потом о. Серафим снова заговорил:
– Ах, если бы ты знал,– сказал старец иноку,– какая радость, какая сладость ожидает душу праведного на небеси, то ты решился бы во временной жизни переносить всякие скорби, гонения и клевету с благодарением. Если бы самая эта келия наша,– при этом он показал на свою келию,– была полна червей, и если бы эти черви ели плоть нашу во всю временную жизнь, то со всяким желанием надобно бы на это согласиться, чтобы только не лишиться той небесной радости, какую уготовил любящим Его. Там нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания; там сладость и радость неизглаголанные; там праведники просветятся, как солнце. Но если той небесной славы и радости не мог изъяснить и сам св. Апостол Павел (), то какой же другой язык человеческий может изъяснить красоту горнего селения, в котором водворятся души праведных?
В заключение своей беседы, старец говорил о том, как необходимо теперь тщательнейшим образом заботиться о своём спасении, пока не прошло ещё благоприятное время.
Прозорливость старца Серафима простиралась очень далеко. Он давал наставления для будущего, которое человеку обыкновенному никак не предусмотреть. Так, пришла к нему в келию одна молодая особа, никогда не думавшая оставить мир, чтобы попросить наставления, как ей спастись. Едва только эта мысль мелькнула в её голове, старец уже начал говорить: «Много-то не смущайся, живи так, как живёшь; в большем Сам тебя научит». Потом, поклонившись ей до земли, сказал: «Только об одном прошу тебя: пожалуйста, во все распоряжения входи сама и суди справедливо; этим и спасёшься». Находясь тогда ещё в мире и совершенно не думая никогда быть в монастыре, эта особа никак не могла понять, к чему клонятся такие слова о. Серафима. Он же, продолжая свою речь, сказал ей: «Когда придёт это время, тогда вспомните меня». Прощаясь с о. Серафимом, собеседница сказала, что, может быть, Господь приведёт им опять свидеться. «Нет, – отвечал о. Серафим,– мы уже прощаемся навсегда, а потому прошу не забывать меня в святых своих молитвах». Когда же она просила помолиться и за неё, он отвечал: «Я буду молиться, а ты теперь гряди с миром: на тебя уже сильно ропщут». Спутницы, действительно, встретили её на гостинице с сильным ропотом за медлительность. Между тем, слова о. Серафима не были произнесены на воздух. Собеседница, по неисповедимым судьбам Промысла, ступила в монашество под именем Каллисты и, быв игуменьею в Свияжском монастыре Казанской губернии, помнила наставления старца и по ним устрояла свою жизнь.
В другом случае посетили о. Серафима две девицы, духовные дочери Стефана, Саровской пустыни схимонаха. Одна из них была купеческого сословия, молодых лет, другая из дворян, уже пожилая возрастом. Последняя от юности горела любовью к Богу и желала давно сделаться инокинею, только родители не давали ей на то благословения. Обе девицы пришли к о. Серафиму принять благословение и попросить у него советов. Благородная, сверх того, просила благословить её на вступление в монастырь. Старец, напротив, стал советовать ей вступить в брак, говоря: «Брачная жизнь благословлена Самим Богом. В ней нужно только с обеих сторон соблюдать супружескую верность, любовь и мир. В браке ты будешь счастлива, а в монашество нет тебе дороги. Монашеская жизнь трудная; не для всех выносима». Девица же из купеческого звания, юная возрастом, о монашестве не думала и слова о том о. Серафиму не говорила. Между тем, он, сам от себя, благословил её, по своей прозорливости, поступить в иноческий сан, даже назвал монастырь, в котором она будет спасаться. Обе остались одинаково недовольны беседою старца; а девица пожилых лет даже оскорбилась его советами и охладела в своём усердии к нему. Сам духовный отец их, иеромонах Стефан, удивлялся и не понимал, почему, в самом деле, старец пожилую особу, ревностную к иноческому пути, отвлекает от монашества, а деву юную, не желающую иночества, благословляет на путь сей? Последствия, однако же, оправдали старца. Благородная девица, уже в преклонных летах, вступила в брак и была счастлива. А юная, действительно, пошла в тот монастырь, который назвал прозорливый старец.
Даром прозорливости своей о. Серафим приносил много пользы ближним. Так, была в Сарове из Пензы благочестивая вдова дьякона, по имени Евдокия. Желая принять благословение старца, она, в среде множества народа, пришла за ним из больничной церкви и остановилась на крыльце его келии, ожидая позади всех, когда придёт очередь её подойти к о. Серафиму. Но о. Серафим, оставивши всех, вдруг говорит ей: «Евдокия, поди ты сюда поскорее». Евдокия необыкновенно удивлена была, что он назвал её по имени, никогда не видавши её, и подошла к нему с чувством благоговения и трепета. О. Серафим благословил её, дал св. антидора и сказал: «Тебе надобно поспешить домой, чтоб застать дома сына». Евдокия поспешила и, в самом деле, едва застала сына своего дома: в её отсутствие начальство Пензенской семинарии назначило его студентом Киевской академии и, по причине дальности расстояния Киева от Пензы, спешило скорее отправить его на место. Этот сын, по окончании курса в Киевской академии, пошёл в монашество под именем Иринарха, был наставником в семинариях; в настоящее время состоит в звании архимандрита и глубоко чтит память о. Серафима.
Алексею Гурьевичу Воротилову не раз говорил о. Серафим, что некогда на Россию восстанут три державы и много изнурят её. Но за Православие Господь помилует и сохранит её. Тогда эта речь, как сказание о будущем, непонятна была; но события объяснили, что старец говорит это о Крымской кампании.
Молитвы старца Серафима были так сильны пред Богом, что есть примеры восстановления болящих от одра смерти. Так, в мая 1829 года сильно заболела жена Алексея Гурьевича Воротилова, жителя Горбатовского уезда, села Павлово. Воротилов же имел большую веру в силу молитв о. Серафима, и старец, по свидетельству знающих людей, любил его, как бы своего ученика и наперсника. Тотчас же Воротилов отправился в Саров и, не смотря на то, что приехал туда в полночь, поспешил к келии о. Серафима. Старец, как бы ожидая его, сидел на крылечке келии и, увидавши, приветствовал его сими словами: «Что, радость моя, поспешил в такое время к убогому Серафиму?» Воротилов со слезами рассказал ему о причине поспешного прибытия в Саров и просил помочь болящей жене его. Но о. Серафим, к величайшей скорби Воротилова, объявил, что жена его должна умереть от болезни. Тогда Алексей Гурьевич, обливаясь потоком слёз, припал к ногам подвижника, с верою и смирением умоляя его помолиться о возвращении ей жизни и здоровья. О. Серафим тотчас погрузился в умную молитву минут на десять, потом открыл очи свои и, поднимая Воротилова на ноги, с радостию сказал: «Ну, радость моя, Господь дарует супружнице твоей живот. Гряди с миром в дом твой». С радостью Воротилов поспешил домой. Здесь он узнал, что жена его почувствовала облегчение именно в те минуты, когда о. Серафим пребывал в молитвенном подвиге. Вскоре же она и совсем выздоровела.
После затвора о. Серафим изменил свой образ жизни и стал иначе одеваться. Он вкушал пищу один раз в день, вечером, и одевался в подрясник из чёрного, толстого сукна. Летом накидывал сверху белый холщовый балахон, а зимою носил шубу и рукавицы. В погоду осеннюю и ранней весны носил кафтан из толстого русского чёрного сукна. От дождя и жары надевал полумантию, сделанную из цельной кожи, с вырезами для надевания. Поверх одежды подпоясывался белым и всегда чистым полотенцем и носил медный свой крест. На труды монастырские летом выходил в лаптях, зимою в бахилах, а, идя в церковь к богослужению, надевал, по приличию, кожаные коты. На голове носил зимою и летом камилавку. Сверх того, когда следовало по монастырскому уставу, он надевал мантию и, приступая к принятию Св. Таин, облачался в епитрахиль и поручи и потом, не снимая их, принимал в келии богомольцев.
Один богатый человек, посетивши о. Серафима и видя его убожество, стал говорить ему: «Зачем ты такое рубище носишь на себе?» О. Серафим ответствовал: «Иоасаф царевич данную ему пустынником Варлаамом мантию счёл выше и дороже царской багряницы» (Четь-минея, ноября 19 дня).
Противу сна о. Серафим подвизался очень строго. Известно стало в последние годы, что он предавался ночному покою иногда в сенях, иногда в келии. Спал же он, сидя на полу, спиною прислонившись к стене и протянувши ноги. В другой раз он преклонял голову на камень или на деревянный отрубок. Иногда же повергался на мешках, кирпичах и поленьях, бывших в его келии. Приближаясь же к минуте своего отшествия, он начал опочивать таким образом: становился на колени и спал ниц к полу на локтях, поддерживая руками голову.
Его иноческое самоотвержение, любовь и преданность к Господу и Божией Матери были столь велики, что, когда один господин, Иван Яковлевич Каратаев, бывши у него в 1831 году на благословении, спросил, не прикажет ли он сказать что-нибудь своему родному брату и другим родственникам в Курске, куда Каратаев ехал, то старец, указывая на лики Спасителя и Божией Матери, с улыбкою сказал: «Вот мои Родные, а для живых родных я уже живой мертвец».
Время, которое о. Серафиму оставалось от сна и занятий с приходящими, он проводил в молитве. Совершая молитвенное правило со всею точностью и усердием за спасение своей души, он был в то же время великим молитвенником и ходатаем пред Богом за всех живых и усопших православных христиан. Для сего, при чтении Псалтири, на каждой главе он неопустительно произносил от всего сердца следующие молитвы:
1: За живых : «Спаси, Господи, и помилуй всех православных христиан и на всяком месте владычествия Твоего православно живущих: подаждь им, Господи, душевный мир и телесное здравие и прости им всякое согрешение, вольное же и невольное: и их святыми молитвами и меня, окаянного, помилуй».
2: За усопших : «Упокой, Господи, души усопших раб Твоих: праотец, отец и братий наших, зде лежащих и повсюду православных христиан преставившихся: подаждь им, Господи, царствие и причастие Твоей бесконечной и блаженной жизни, и прости им, Господи, всякое согрешение, вольное же и невольное».
В молитве за усопших и живых особенное значение имели восковые свечи, горевшие в его келии пред святынею. Это объяснил в ноябре 1831 года сам старец о. Серафим в беседе с Н. А. Мотовиловым. «Я,– рассказывал Николай Александрович,– видевши у батюшки о. Серафима много лампад, в особенности многие кучи восковых свеч, и больших, и малых, на разных круглых подносах, на которых от таявшего много лет и капавшего со свеч воска образовались как бы восковые холмики, подумал про себя: для чего это батюшка о. Серафим возжигает такое множество свеч и лампад, производя в келии своей нестерпимый жар от теплоты огненной? А он, как бы заставляя мои помыслы умолкнуть, сказал мне:
– Вы хотите знать, ваше боголюбие, для чего я зажигаю так много лампад и свеч пред святыми иконами Божиими? Это вот для чего: я имею, как и вам известно, многих особ, усердствующих ко мне и благотворящих мельничным сиротам моим. Они приносят мне елей и свечи и просят помолиться за них. Вот, когда я читаю правило своё, то и поминаю их сначала единожды. А так как, по множеству имён, я не смогу повторять их на каждом месте правила, где следует,– тогда и времени мне не достало бы на совершение моего правила – то я и ставлю все эти свечи за них в жертву Богу, за каждого по одной свече, за иных – за несколько человек одну большую свечу, за иных же постоянно теплю лампады; и, где следует на правиле поминать их, говорю: Господи, помяни всех тех людей, рабов Твоих, за их же души возжёг тебе аз, убогий, сии свещи и кандила (т.е. лампады). А что это не моя, убогого Серафима, человеческая выдумка, или так, простое моё усердие, ни на чём божественном не основанное, то и приведу вам в подкрепление слова Божественного Писания. В Библии говорится, что Моисей слышал глас Господа, глаголавшего к нему: «Моисее, Моисее! Рцы брату твоему Аарону, да возжигает предо Мною кандила во дни и в нощи: сия бо угодно есть предо Мною и жертва благоприятна Ми есть». Так вот, ваше боголюбие, почему св. Божия прияла в обычай возжигать во св. храмах и в домах верных христиан кандила или лампады пред святыми иконами Господа, Божией Матери, св. Ангелов и св. человеков, Богу благоугодивших».
Молясь о живых, в особенности о требовавших у него молитвенной помощи, о. Серафим поминал всегда усопших и память о них творил в келейных молитвах своих по уставу Православной Церкви.
Раз, сам о. Серафим рассказывал следующее обстоятельство: «Умерли две монахини, бывшие обе игумениями. Господь открыл мне, как души их были ведены по воздушным мытарствам, что на мытарствах они были истязуемы и потом осуждены. Трое суток молился я, убогий, прося о них Божию Матерь. Господь, по Своей благости, молитвами Богородицы, помиловал их: они прошли все воздушные мытарства и получили от милосердия Божия прощение».
Однажды замечено было, что во время молитвы старец Серафим стоял на воздухе. Случай этот рассказан княгинею Е. С. Ш.
Приехал к ней из Петербурга больной племянник её, г. Я. Она, не медля долго, повезла его в Саров к о. Серафиму. Молодой человек был объят таким недугом и слабостью, что не ходил сам, и его на кровати внесли в монастырскую ограду. О. Серафим в это время стоял у дверей своей монастырской келии, как бы ожидая встретить расслабленного. Тотчас он просил внести больного в свою келию и, обратившись к нему, сказал: «Ты, радость моя, молись, и я буду за тебя молиться; только смотри, лежи, как лежишь, и в другую сторону не оборачивайся». Больной долго лежал, повинуясь словам старца. Но терпение его ослабело, любопытство подмывало его взглянуть, что делает старец. Оглянувшись же, он увидел о. Серафима стоящим на воздухе в молитвенном положении и от неожиданности и необычайности видения вскрикнул. О. Серафим, по совершении молитвы, подошедши к нему, сказал: «Вот, ты теперь будешь всем толковать, что Серафим – святой, молится на воздухе... Господь тебя помилует... А ты смотри, огради себя молчанием и не поведай того никому до дня преставления моего, иначе болезнь твоя опять вернётся». Г. Я., действительно, встал с постели и, хотя опираясь на других, но уже сам, на своих ногах, вышел из келии. В монастырской гостинице его осаждали вопросами: «Как и что делал и что говорил о. Серафим?» Но, к удивлению всех, он не сказал ни одного слова. Молодой человек, совершенно исцелившись, опять был в Петербурге и снова через несколько времени воротился в имение княгини Ш. Тут он сведал, что старец Серафим опочил от трудов своих, и тогда рассказал о его молении на воздухе. Один случай такой молитвы нечаянно был усмотрен, но, конечно, старец не один раз благодатию Божиею был воздвигаем на воздух во время своих продолжительных молитвенных подвигов.
За год до смерти о Серафим почувствовал крайнее изнеможение сил душевных и телесных. Ему было теперь около 72-х лет. Обыкновенный порядок жизни его, заведённый с окончания затвора, неминуемо подвергся теперь изменению. Старец стал реже ходить в пустынную келию. В монастыре также тяготился постоянно принимать посетителей. Народ, свыкшийся с мыслью беспрепятственно видеть о. Серафима во всякое время, скорбел, что теперь он начал уклоняться от взоров. Однако же, усердие к нему заставляло многих не малое время проживать на монастырской гостинице, чтобы изыскать не обременительный для глубокого старца случай увидеть его и выслушать из уст его желаемое слово назидания или утешения.
Кроме предсказаний другим, старец начал теперь предсказывать и о своей смерти.
Так, пришла раз к нему сестра Дивеевской общины Параскева Ивановна с другими сотрудницами из сестёр же. Старец начал говорить им: «Я силами слабею; живите теперь одни, оставляю вас». Скорбная беседа о разлуке растрогала слушательниц; они заплакали и с тем расстались со старцем. Однако же они подумали, по поводу этой беседы, не о смерти его, а о том, что о. Серафим, по преклонности лет, хочет отложить попечение о них, чтобы удалиться в затвор.
В другой раз старца посетила одна Параскева Ивановна. Он был в лесу, в ближней пустыне. Благословивши её, о. Серафим сел на отрубок дерева, а сестра около него стала на колени. О Серафим повёл духовную беседу и пришёл в необыкновенный восторг: встал на ноги, руки поднял горе, взоры к небу. Благодатный свет озарил его душу от представления блаженства будущей жизни. Ибо старец беседовал в настоящий раз собственно о том, какая вечная радость ожидает человека на небе за недолговременные скорби временной жизни. «Какая радость, какой восторг,– говорил он,– объемлют душу праведника, когда, по разлучении с телом, её сретают Ангелы и представляют пред Лице Божие!» Раскрывая эту мысль, старец несколько раз спрашивал сестру: понимает ли она его? Сестра же всё слушала, не говоря ни слова. Она понимала беседу старца, но не видела, чтобы речь клонилась к его кончине. Тогда о. Серафим снова стал говорить прежнее: «Я силами ослабеваю; живите теперь одни, оставляю вас». Сестра подумала, что он хочет опять укрыться в затвор, но о. Серафим на её мысли ответил: «Искал я вам матери (настоятельницы), искал... и не мог найти. После меня никто вам не заменит меня. Оставляю вас Господу и Пречистой Его Матери».
За полгода до смерти о. Серафим, прощаясь со многими, с решительностью говорил: «Мы не увидимся более с вами». Некоторые просили благословения приехать в великий пост, поговеть в Сарове и ещё раз насладиться лицезрением и беседою его. «Тогда двери мои затворятся,– отвечал на это старец,– вы меня не увидите». Стало очень заметно, что жизнь о. Серафима угасает; только дух его, по-прежнему, и ещё более прежнего, бодрствовал. «Жизнь моя сокращается,– говорил он некоторым между братиею,– духом я как бы сейчас родился, а телом по всему мёртв».
1-го января 1833 года, в день воскресный, о. Серафим пришёл в последний раз в больничную церковь во имя свв. Зосимы и Савватия, ко всем иконам поставил сам свечи и приложился, чего прежде не замечали за ним; потом причастился, по обычаю, Св. Христовых Таин. По окончании же литургии, он простился со всеми здесь молившимися братиями, всех благословил, поцеловал и, утешая, говорил: «Спасайтесь, не унывайте, бодрствуйте: нынешний день нам венцы готовятся». Простившись же со всеми, он приложился ко кресту и к образу Божией Матери; затем, обошедши кругом св. престола, сделал обычное поклонение и вышел из храма северными дверями, как бы знаменуя этим, что человек одними вратами, путём рождения, входит в мир сей, а другими, т. е. вратами смерти, исходит из него. В сие время все заметили в нём крайнее изнеможение сил телесных; но духом старец был бодр, спокоен и весел.
После литургии у него была сестра Дивеевской общины Ирина Васильевна. Старец прислал с нею Параскеве Ивановне 200 руб. ассигн. денег, поручая последней купить в ближней деревне хлеба на эти деньги, ибо в то время весь запас вышел, и сёстры находились в большой нужде.
Старец Серафим имел обыкновение, при выходе из монастыря в пустынь, оставлять в своей келии горящими зажжённые с утра пред образами свечи. Брат Павел, пользуясь его расположением, иногда говаривал старцу, что от зажжённых свеч может произойти пожар; но о. Серафим всегда отвечал на это: «Пока я жив, пожара не будет; а когда я умру, кончина моя откроется пожаром». Так и случилось.
В первый день 1833 года брат Павел заметил, что о. Серафим в течение сего дня раза три выходил на то место, которое было им указано для его погребения, и, оставаясь там довольно долгое время, смотрел на землю. Вечером же о. Павел слышал, как старец пел в своей келии пасхальные песни.
Второго числа января, часу в шестом утра, брат Павел, выйдя из своей келии к ранней литургии, почувствовал в сенях близ келии о. Серафима запах дыма. Сотворив обычную молитву, он постучался в дверь о. Серафима, но дверь изнутри была заперта крючком, и ответа на молитву не последовало. Он вышел на крыльцо и, заметив в темноте проходивших в церковь иноков, сказал им: «Отцы и братия! Слышен сильный дымный запах. Не горит ли что около нас? Старец, верно, ушёл в пустыню». Тут один из проходивших, послушник Аникита, бросился к келии о. Серафима и, почувствовав, что она заперта, усиленным толчком сорвал её с внутреннего крючка. Многие христиане, по усердию, приносили к о. Серафиму разные холщовые вещи. Эти вещи, вместе с книгами, лежали на этот раз на скамье в беспорядке близ двери. Они-то и тлели, вероятно, от свечного нагара или от упавшей свечи, подсвечник которой тут же стоял. Огня не было, а тлели только вещи и некоторые книги. На дворе было темно, чуть брезжилось; в келии о. Серафима света не было, самого старца также не видно было и не слышно. Думали, что он отдыхает от ночных подвигов, и в этих мыслях пришедшие толпились у келии. В сенях произошло небольшое замешательство. Некоторые из братии бросились за снегом и погасили тлевшие вещи.
Ранняя литургия, между тем, безостановочно совершалась своим порядком в больничной церкви. Пели Достойно есть ... В это время неожиданно прибежал в церковь мальчик, один из послушников, и тихонько повестил некоторых о происшедшем. Братия поспешила к келии о. Серафима. Иноков собралось не мало. Брат Павел и послушник Аникита, желая удостовериться, не отдыхает ли старец, в темноте начали ощупывать небольшое пространство его келии и нашли его самого, стоящего на коленях в молитве, со сложенными крестообразно руками. Он был мёртв.
После обедни о. Серафима положили в гроб, по завещанию его, с финифтяным изображением препод. Сергия, полученным из Троицко-Сергиевской лавры. Могилу блаженному старцу приготовили на том самом месте, которое давно было намечено им самим, и его тело в продолжение восьми суток стояло открытым в Успенском соборе. Саровская пустынь до дня погребения наполнена была тысячами народа, собравшегося из окрестных стран и губерний. Каждый наперерыв теснился облобызать великого старца. Все единодушно оплакивали потерю его и молились об упокоении души его, как он при жизни своей молился о здравии и спасении всех. В день погребения за литургией народа так много было в соборе, что местные свечи около гроба тухли от жара.
В то время в Глинской обители, Курской губернии, подвизался иеромонах Филарет. Его ученик сообщил, что 2-го января, выходя из храма после утрени, отец Филарет показал на небе необыкновенный свет и сказал: «Вот, так-то души праведных возносятся на небо! Это душа отца Серафима возносится!»
Архимандрит Митрофан, занимавший должность ризничего в Невской Лавре, был послушником в Саровской пустыне и находился при гробе о. Серафима. Он передал Дивеевским сиротам, что лично был свидетелем чуда: когда духовник хотел положить разрешительную молитву в руку о. Серафима, то рука сама разжалась. Игумен, казначей и другие видели это и долго оставались в недоумении, поражённые случившимся.
Погребение о. Серафима совершено было о. игуменом Нифонтом. Тело его предано земле по правую сторону соборного алтаря, подле могилы Марка-затворника. (Впоследствии, усердием Нижегородского купца Я. Сырева над могилою его воздвигнут чугунный памятник в виде гробницы, на котором написано: жил во славу Божию 73 года, 5 месяцев и 12-ть дней).
В 2008 году исполняется 280 лет со дня рождения матери преподобного Серафима - Агафьи Фотиевны Машниной (урожд. Завозгряевой). Когда за советом к преподобному Серафиму Саровскому пришел будущий духовник московского митрополита Филарета - Антоний Медведев, ныне прославленный Русской Православной Церковью, старец сказал: "Поминай родителей моих Исидора и Агафью". Родители, воспитавшие такого подвижника, за всех нас молитвенника, поистине достойны нашей памяти и молитвы.
Агафья Фотиевна Машнина родилась в 1728 году (правда, месяц и день рождения не известны). Она была дочерью старинного курского посадского. О матери преподобного Серафима впервые упоминает в подробностях автор жития преподобного - иеромонах Иоасаф Толстошеев в 1849 году: "Прохор остался после смерти отца около полутора года и первоначальным воспитанием своим обязан матери. Агафья была жена весьма благочестивая и мудрая, не только в отношении к домашнему хозяйству и воспитанию своего сына, но и в других важных случаях христианской деятельности, о чем отец Серафим часто сам впоследствии говаривал. Особенным попечением ее пользовались все сироты и бедные обоего пола, и по преимуществу женского; для них она была в полном смысле матерью: заботилась об их содержании и христианском воспитании. С такою мудрою целью она доводила их до совершеннолетия; потом, если видела в сироте желание выйти замуж и находила достойного ей жениха из призреваемых ею, то соединяла их законным браком и награждала, не только не требуя от них за то никакого воздаяния, но часто и неблагодарности перенося с терпением и любовью. За такое благочестие Агафьи милосердный Господь благословил ее сыном". Иеромонах Иоасаф дает здесь понять, что эти сведения получил от самого преподобного Серафима. Пожалуй, это самая полная на сегодняшний день характеристика личности Агафьи Фотиевны.
Знаем мы о ней очень и очень мало. А то, что знаем, так или иначе связано с курским храмом во имя преп. Сергия Радонежского. Денежные средства на строительство этой церкви выделил Карп Ефремович Первышев. Строительство храма и стало главным жизненным делом семейства Машниных. Так или иначе, но в этом храме - истоки духовного подвига преп. Серафима, чье имя в русских святцах всегда будет стоять рядом с именем преп. Сергия Радонежского.
Родители преподобного Серафима, Исидор и Агафья Машнины, жили рядом с храмом, однако он сгорел незадолго до рождения преподобного Серафима - в 1751 году. Чудесно уцелела от огня лишь икона Казанской Божией Матери. Поэтому на месте сгоревшего храма преподобного Сергия решено было устроить Сергиево-Казанский храм. В 1752 году святитель Иоасаф Белгородский (Горленко) освятил место закладки Сергиево-Казанского собора в Курске. Отец преподобного Серафима Исидор Иванович Машнин становится подрядчиком на строительстве храма.
К тому времени, как появился на свет преподобный Серафим (Прохор Машнин), в семье Агафьи Фотиевны и Исидора Ивановича уже было 2 ребенка: сестра Параскева была старше Прохора на пять лет (1749 г.р.), а брат Алексей - на три года (1751 г.р.). Когда Прохор был еще мальчиком, о нем изрек пророчество местный юродивый. Однажды, встретив Агафью Машнину с обоими сыновьями, юродивый предрек Прохору великую будущность:
Блаженна ты, вдовица... что у тебя такое детище, которое со временем будет крепким предстателем пред Святой Троицей и горячим молитвенником за весь мир..." Впоследствии Прохор познакомится с этим человеком ближе.
10 мая 1860 года в возрасте 43 лет скончался отец преподобного Серафима - Исидор Иванович Машнин. После смерти отца на руках Агафьи Фотиевны остались брат преп. Серафима Алексей, сестра Прасковья и бабушка по отцу - Федосья Наумовна. Легко ли пришлось 32-летней вдовице поднимать троих деток и ухаживать за старенькой свекровью? А она еще решилась закончить начатое вместе с мужем дело - достроить большой храм. Здесь-то, на его строительстве, и случилось с маленьким Прохором первое в жизни чудо, известное в его житии как "чудесное падение с колокольни". Священномученик Серафим Чичагов в "Дивеевской летописи" так передает смысл этого события: "Что Прохор был избранником Божиим от рождения своего, это видели все духовно развитые люди, не могла не почувствовать и благочестивая его мать. Так, однажды, осматривая строение Сергиевской церкви, Агафья Мошнина ходила вместе со своим семилетним Прохором и незаметно дошла до самого верха строившейся тогда колокольни. Отойдя вдруг от матери, быстрый мальчик перевесился за перила, чтобы посмотреть вниз, и по неосторожности упал на землю. Испуганная мать в ужасном виде сбежала с колокольни, воображая найти своего сына разбитым до смерти, но, к несказанной радости и величайшему удивлению, увидела его целым и невредимым. Дитя стояло на ногах. Мать слезно возблагодарила Бога за спасение сына и поняла, что сын Прохор охраняется особым Промыслом Божиим".
Теперь известно, что упал Прохор не с колокольни, но все-таки с большой высоты. И мог разбиться насмерть. Божия Матерь сохранила тогда Своего угодника. А что пришлось пережить тогда Агафье Фотиевне? Через три года - новые переживания: Прохор так сильно заболел, что даже мать уже не надеялась на его выздоровление. И однако она снова с мольбой обращается к Богородице - и выносит недужного слабого ребенка на руках к чудотворной иконе Знамения Божией Матери. Благо, что Крестный ход свернул прямо ко двору Машниных. С этого времени Прохор начал поправляться, и вскоре совсем выздоровел.
Как бы то ни было, в 1762 году был достроен и освящен нижний храм Сергиево-Казанского собора. Строительство его продолжалось еще долго. Как известно, оно было окончательно завершено лишь в 1778 году. Все это время Агафья Фотиевна отдавала свои силы храму. Прохор вырос, и примерно в 1776 году отправился в Киево-Печерскую Лавру на поклон киевским святыням. Мать благословила его на это паломническое путешествие и, как уверяют, даже на постриг. В душе она уже была готова к тому, что сын ее посвятит себя Богу. Когда через два года он отправился в Саров для поступления в монастырь, она благословила его большим медным крестом, который преподобный Серафим не снимал со своей груди до конца жизни.
С тех пор Агафья Фотиевна не видела своего сына, получая, быть может, редкие известия о его жизни в далеком Сарове. Известно, что она скончалась 29 февраля 1800 года в возрасте 72-х лет в Курске, о чем в книге Ахтырской церкви, в приходе которой жили тогда Машнины, сделана запись: "... 1800 год февраля 29 числа, вдова мещанка Агафья, Фатеева дочь, Сидорова жена, Машнина, 72 лет, погребение отправлял священник Василий Псарев с причтом".
Распрощавшись с родной матерью навсегда, преподобный в Сарове встречается с другой Агафьей - основательницей Дивеевской обители Агафьей Семеновной Мельгуновой. Говорят, что у Бога случайностей не бывает.
Где же находятся могилы родителей Серафима Саровского? Утрачены они были, как утверждает курский краевед Е. Муравлев, в ХХ веке. Отпевали Агафью Машнину на Ахтырском кладбище, однако оно не сохранилось. Е. Муравлев, специально занимавшийся этим вопросом предполагает, что в советские годы благочестивые люди не допустили поругания останков родителей Серафима Саровского и перенесли их на более отдаленное, действующее Никитское кладбище, сохранившееся по сей день. На наш запрос из Курской епархии ответили, что вопрос о могилах родителей преподобного Серафима пока не решается.
Хотелось бы, чтобы положение дел изменилось, и тогда мы сможем всенародно склонить голову перед крестом на могилке матери, воспитавшей для России преподобного Серафима.
Владимир Иванович Мельник
, доктор филологических наук
