В апреле 1682-го года был сожжен Аввакум Петров — основоположник движения старообрядцев. Его религиозная доктрина отражена в нескольких десятках сочинений. В молодости он был ближайшим соратником Никона, однако впоследствии выступил против церковной реформы и даже под угрозой смерти не отказался от своих взглядов. Аввакум требовал беспрекословного соблюдения церковных правил, и по этой причине вынужден был бежать от возмутившейся паствы. Слал челобитные государю, не опасаясь опалы.
1. В молодости он входил в «Кружок ревнителей благочестия». Опорным пунктом программы «ревнителей» было соблюдение постановлений Стоглавого Собора 1551 года. В этот кружок входил и будущий Патриарх Московский Никон. Из-за разногласий кружок распался в 1652 году.
2. Аввакум Петров положил начало жанру автобиографии. «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» изобилует бытовыми подробностями, оно написано простым и понятным языком. Автор много рассказывает о своей семье, что не соответствует канонам жития. «Таже послали меня в Сибирь с женою и детьми. И колико дорогою нужды бысть, тово всево много говорить, разве малая часть помянуть. Протопопица младенца родила; больную в телеге и повезли до Тобольска; три тысящи верст недель с тринадцеть волокли телегами и водою и саньми половину пути», — этот отрывок, например, совершенно не вписывается в нормы житийного жанра.
3. Священнослужитель проводил обряды по изгнанию бесов и отличался крайней строгостью. Так, например, он отказывался благословлять прихожан, которые осмелились сбрить бороду. Их Аввакум называл «блудоносными». Из-за своей строгости в 1651 году ему пришлось бежать в Москву от жителей Юрьевца-Повольского — они грозили ему расправой. Царь Алексей Михайлович поселил его в самом центре города и относился к Аввакуму с уважением. «В походы мимо двора моего ходя, кланялся часто со мною низенько-таки, а сам говорит: благослови де меня и помолися о мне! И шапку в ину пору мурманку, снимаючи с головы, уронил, едучи верхом! А из кареты высунется бывало ко мне», — писал священнослужитель.
4. Протопоп Аввакум выступил против церковной реформы Никона, за что был сослан и в течение 6 лет находился в армии Афанасия Пашкова. Пашков заставлял его работать на износ, лишал пищи и избивал до потери сознания. Несмотря на это, священнослужитель не шел на примирение с церковью. В ссылке погибли два его маленьких сына.
5. Протопопу предлагали стать царским духовником в том случае, если он откажется от критики реформ Никона. На это предложение он ответил отказом.
Боярыня Морозова навещает протопопа в тюрьме. (wikipedia.org)
6. В 1663 году Аввакуму было разрешено вернуться в Москву. Возвращение стало тяжелым испытанием: Аввакуму пришлось плыть по сибирским рекам одному с семьей, еды не бывало по несколько дней. Царь Алексей Михайлович осыпал его щедрыми подарками и посоветовал отказаться от критики церкви, однако протопоп все так же выступал с резкими высказываниями. Последовала новая ссылка, но Аввакум продолжал упорствовать в борьбе с церковными нововведениями. Тогда его предали анафеме и сослали в Пустозерский острог. «И я из Пустозерья послал к царю два послания: первое невелико, а другое больши. Кое о чем говорил. Сказал ему в послании и богознамения некая, показанная мне в темницах. Еще же от меня и от братьи дьяконово снискание послано в Москву, правоверным гостинца, книга «Ответ православных» и обличение на отступническую блудню. Писано в ней правда о догматех церковных», — говорится в «Житии».
В Пустозерске Аввакум провел 14 лет. Условия жизни были крайне тяжелыми. Здесь протопоп работал над своими сочинениями, которые его сподвижники распространили по всей России.
Протопоп Аввакум. (wikipedia.org)
7. Точкой невозврата стало письмо протопопа царю Федору Алексеевичу, написанное в резком тоне. После этого послания Аввакума казнили через сожжение.
Протопоп Аввакум Петров — фигура почти невероятная. Это уникальный слу-чай, когда в одной личности отразилась эпоха, разграничившая Россию средне-вековую, по преимуществу религиозную, — и новое светское государство с куль-турой и политической структурой иного типа. И если мы обращаемся к фигуре Аввакума, то во многом потому, что он оказался человеком на грани двух миров.
Начало жизни, среда, из которой он происходил, были весьма заурядными, одна-ко масштаб личности, осознание своей миссии и несокрушимость веры сделали его олицетворением одного из поворотных моментов в истории России. Аввакум уникален, потому что до него никто не заявлял о себе столь определенно и красноречиво — в конце концов, он автор первого автобио--гра-фического повествования в русской литературе, до него мы не слышим такой исповедальности. Но вопрос: насколько это исповедальность, а насколько игра? И почему «одинокий голос человека» оказался услышан современниками и потомками?
Способность Аввакума воплотить убеждения в словах и поступках порази-тель-ны. Однако он отражает многие ключевые черты русского человека той эпохи, и, как ни парадоксально, эта предельная «типичность» сделала его лидером в глазах современников и заставляет нас проследовать за ним и по-степенно, шаг за шагом, восстановить смысл событий, масштаб которых далеко выходит за рамки отдельной человеческой жизни.
Сын и внук сельских священников, он родился в селе Григорове, под Нижним Новгородом, — в тех исконно русских, коренных краях, откуда за десятилетие до его появления на свет ранее вышло народное ополчение, чтобы спасти оте-чество и укрепить православную веру; ополчение, которое в итоге обеспечило приход на трон нового царя Михаила Федоровича Романова и вместе с ним новой династии. Аввакум рос в обыкновенной, не слишком благополучной семье: в 15 лет лишился пьющего отца; прислушивался к наставлениям «молит-венной» матери, по указанию которой в 17 лет женился на 14-летней сироте На-стасье Марковне (именно так, уважительно, он ее назы-вал потом всю жизнь). В двадцать с небольшим лет был рукоположен в диа-коны, а пару лет спустя, в 1644 году, — поставлен в священники и получил приход в селе Лопа-тицы неподалеку от почитаемого Макарьева Желтоводского монастыря. Сло-вом, в первые 25 лет ничем не выделялся из сотен подобных ему «поповичей». Представив себе его, мы одновременно видим десятки тысяч молодых людей XVII века, для которых жизнь строилась по лекалам отцов и дедов, которые жили в рамках церковного годового круга и крепко держались за землю: «где родился, там и пригодился» — это их взгляд на мир.
Однако уже в первом своем приходе Аввакум ввязывается в борьбу, навсегда определившую его жизненный путь. Он занимает крайне строгую нрав-ствен-ную и каноническую позицию, в соответствии с идеалами христианства, кото-рые редко воплощались в том «грешном мире», о котором неизменно говорят все русские книжники. Он вводит в своей церкви единогласное пение взамен распространенного повсюду многогласия (когда священник с дьяконом парал-лельно читали разные тексты, сокращая время службы к облегчению прихо-жан); тщательно соблюдает все уставы, стыдит и уличает сельчан и даже местных влиятельных лиц за различные бытовые пороки, особенно за пьян-ство. А когда в Лопатицы приходят «плясовые с медведи с бубнами и с дом-рами», Аввакум, как сам он позднее рассказывал, «по Христе ревнуя изгнал их и хари и бубны изломал един у многих и медведей двух великих отнял — одного ушиб… а другого отпустил в поле».
В 1648 году Аввакум наотрез отказался благословить молодого аристократа Матвея, сына воеводы Василия Шереметева, несмотря на милостивое отноше-ние последнего к суровому попу. Естественно, Аввакуму доставалось от недо-воль-ных: то побили, то «придавили», то взбешенный Шереметев бросил в Вол-гу, так что Аввакум еле спасся. Кончилось тем, что Аввакуму дважды пришлось бежать из Лопатиц в Москву, оттуда его направили служить прото-попом (то есть старшим священником) в город Юрьевец, где он так яростно взялся за установление благочестия, что уже через восемь недель «попы и бабы, которых унимал от блудни, среди улицы били батожьем и топтали его и грозились совсем убить… да и тело собакам в ров бросить». В итоге в 1651 го-ду он бежит от озлобленной паствы в Москву.
Все это могло бы показаться странным и случайным, если бы не происходило в стране в 1640-е годы. После Смуты и с приходом на престол новой династии Романовых многие книжники и не только знатные, но и простые люди беспо-коились о чистоте веры и и опасались, что отступление от нее ведет к погибели Русской земли. Занимало это и благочестивого молодого царя Алексея Михай-ло-вича. Царский духовник Стефан Вонифатьев, молодой протопоп Казанского собора в Москве Иоанн Неронов, книжные справщики Иван Наседка, Шестак Мартемьянов, а какое-то время и престарелый патриарх Иосиф, пытались воз-родить древнюю традицию проповеди, ввести едино-гласие, очистить богослу-жение от повреждений, накопившихся за десятилетия исторических потрясе-ний и столетия прежней разобщенности, унифицировать церковные книги. Идеал чистой и праведной церкви не всем был близок, но влияние на царя позволяло «ревнителям древлего благочестия» определять духовную политику.
Так что молодой сельский священник Аввакум не был одиноким чудаком. Он был одним из горячих сторонников популярного и влиятельного течения в церкви. И это позволило ему быстро подняться в неформальной иерархии духовных авторитетов, завести личное знакомство с царем. Унификация богослужебных книг и обрядов была проведена по современным греческим и украинским изданиям. Древнерусские рукописи, работа с которыми требовала кропотливости и многих месяцев труда, были отложены в сторону. И Аввакум громче, решительнее единомышленников выразил протест в посланиях-челобитьях царю Алексею Михайловичу. Однако тот доверял молодому священнику, а потом патриарху Никону, а также был заинтересован в укреплении связей с украинскими землями, нуждался в поддержке там православных казаков. Так что при всем личном расположении царя, а более того, набожной царицы Марии Ильиничны Милославской, Аввакум повлиять на ситуацию не мог: практика мало-помалу брала верх над идеалом консерва-тизма.
В сентябре 1653 года его посадили в подвал Андроникова монастыря на трое суток, а затем стали увещевать. Но чем больше на него давили, тем крепче верил Аввакум в свою правоту.
Однако в те годы Аввакум не был лидером в своем кругу единомышленников. Это было мощное духовное движение в защиту консервативных основ духов-ной культуры — и его острота и сила были ответом на подспудно вызревавшие новые тенденции. В тот момент никто не мог их определить, но по сути это было проникновение светской культуры и светского отношения к жизни, кото-рое вызвало колоссальную ответную реакцию. И царь Алексей Михайлович в тот момент чувствовал себя не просто правителем, а духовным лидером обще-ства. Поэтому и собирал вокруг себя искренних и цельных приверженцев традиций. Однако практика оказывалась намного сложнее идеала. Яростное возмущение людей разных сословий, которое описывает Аввакум, не случайно: провозглашая традицию, он и его единомышленники, вплоть до царя, начи-нали комплекс консервативных реформ, пытались подогнать пестрое и во мно-гом светское общество под книжный стандарт христианского благочестия.
Поворотной точкой стал 1652 год: патриарх Иосиф скончался, новым главой церкви стал Никон, также родившийся в Поволжье, учившийся в Макарьевском монастыре, близкий товарищ «ревнителей благочестия». Естественно, Аввакум и остальные возлагали большие надежды на патриарха Никона. Довольно бы-стро выяснилось, что Никон и его бывшие единомышленники по-разному понимают цели и суть очищения церкви. Да, они сходились в том, что книги, практику богослужения и многое другое нужно реформировать, но на этом согласие закончилось: «…видим, яко зима хощет быти, сердце озябло, и ноги задрожали» — так резюмировал Аввакум настроение в кругу друзей.
Новый энергичный патриарх Никон опирался на выходцев с Украины и ученых греков, но все они казались традиционалистам людьми сомнительной морали и подозрительной учености — какой-то слишком западной, слишком «латин-ской», а этого веками учились бояться.
«…Журят мне, — писал Аввакум, — что патриарху не покорился, а я от писания его браню да лаю. …За волосы дерут, и под бока толкают, и за чепь торгают, и в глаза плюют». В итоге Аввакум Петров был сослан в Тобольск, где сперва его встретили как истинного героя. Однако и там череда ссор с архиепископом, местными духовными и светскими лицами привела к тому, что из Тобольска — города обустроенного, вполне благополучного, служившего администра-тивным центром Сибири, Аввакума отправили дальше — в Енисейск, а потом в Забайкалье. Туда отправлялся отряд во главе с первым нерчинским воеводой Афанасием Пашковым, посланный на завоевание Даурии — области далее к востоку от Забайкалья.
И тут мы должны остановиться и присмотреться: куда попал Аввакум, среди каких людей оказался? Сибирское ханство было официально захвачено русскими казаками во главе с Ермаком Тимофеевичем в XVI веке — почти за столетие до похода Пашкова, однако далеко не все территории были освоены военными и купцами, отношения с местными народами были крайне слож-ными: одни приветствовали русских как соперников татар, другие не желали видеть новых претендентов на власть. Особенно яростно сопротивлялись круп-ные племенные союзы, которые и татарским ханам подчинялись условно (напри-мер, якуты и тунгусы). Приход русских воевод сопровождался не только возможностями торговать, но и установлением новой дани — ясака.
Пашков и его соратники были людьми суровыми и привыкшими к дисциплине, перед ними стояли большие практические задачи, и ссыльный протопоп был в этом походе откровенной обузой. Сам Аввакум мало интересовался сибир-ски-ми делами, отметил только «немирных иноземцев» и климатические трудно-сти, но по его рассказам можно подумать, что весь поход затеян как мучитель-ство над ним самим. Хотя кто там кого больше мучил, сказать непросто. И ко-гда Аввакум взялся поучать воеводу, тот просто согнал протопопа, его жену и детей с судна (дощаника) и отправил дальше пешком. И некоторое время они действительно шли по берегу, а потом сели обратно на борт. Затем Пашков велел высечь строптивого священника кнутом и бросить в Братский острог. На самом деле Пашков обошелся бы так с любым, кто отказался слушаться его приказов в походе. Но Аввакум видит в действиях воеводы личную ненависть и козни темных сил. Тюремное сидение Аввакум описывает с обилием умень-шительных суффиксов, создавая эффект иронический — детская, почти ласко-вая речь находится в резком контрасте с бытовыми ужасами:
«Что собачка в соломке лежу: коли накормят, коли нет. Мышей много было: я их скуфьею бил — и батошка не дадут! Все на брюхе лежал: спина гнила. Блох да вшей было много».
Весной отряд двинулся дальше — на Байкал и в Забайкалье, всем приходилось нелегко. Ужас в том, что с протопопом шла семья, включая малых детей, и не все дети пережили эти испытания. Так что, несмотря на кажущиеся «потеш-ки» рассказа, жизнь была действительно страшной. И все шесть лет скитаний по Сибири Аввакум неустанно обличал «неправды» злосчастного воеводы. Они и вправду изводили друг друга с неукротимым пылом. Впрочем, именно Аввакуму мы обязаны ярким портретом военного человека XVII века, условий освоения нового региона — то есть зарисовками ключевого процесса в становлении будущей Российской империи.
Наконец, в 1663 году Аввакум был возвращен в Москву. Обратный путь длился три года. Протопоп «по всем городам и по селам, в церквах и на торгах кричал, проповедуя слово Божие, и уча и обличая безбожную лесть», то есть реформы патриарха Никона, к тому времени оказавшегося в опале. Возмужавший царь не стал терпеть претензий патриарха на верховную власть, и дело неминуемо привело к уходу Никона. Церковь попала в непонятное положение: с одной стороны, инициатор реформ уже в изгнании, но реформы разворачиваются дальше; многие поборники традиций получают заметное облегчение и наде-жду на поворот вспять, едут в столицу, но к ним мало прислушиваются при дворе.
Первые месяцы в Москве Аввакум торжествовал: враг повержен, сам он вер-нулся мучеником и исповедником, вокруг собрались друзья и ученики. Царь приказал поселить протопопа на кремлевском подворье, порой просил его благословения, а вслед за царем бояре и высшие служилые чины к Аввакуму проявляли почтение, особенно дорогое после сибирских терзаний. Вскоре выяснилось, что реформу царь отменять не намерен и конфликт Аввакума с властью стал неизбежен. Отступать ни одна из сторон не собиралась.
Мы видим тут столкновение двух полярных установок. Для царя и его окру-же-ния главным делом была «большая политика»: освоение Сибири, укрепление западных рубежей, расширение территорий, преобразования в армии и управ-лении страной. И церковная реформа была частью этого процесса единения страны и укрепления державной мощи. Для Аввакума главным делом была личная совесть, судить которую мог только Бог. Не случайно рассказы о поли-тических и личных испытаниях соединяются у него в единое целое в тексте «Жития», из которого, собственно, мы и узнаем обо всех этих событиях и отношении к ним Аввакума.
И когда протопоп шел напролом — в поволжской деревне, в столице, в забай-кальских краях, в спорах с царем, воеводой, патриархом, друзьями и недру-гами, он делал это из глубочайшей убежденности, что для человека любого звания нет ничего важнее веры. Не раз в «Житии» он признается, как хотелось порой тихо жить с женой и детьми, как по-человечески и от души любил он царя Алексея Михайловича — не потому, что царь, а потому, что знал его с юности, воспринимал его почти как друга. В этой любви не было подобо-страстия или искательства выгоды. И царь, несомненно, понимал это — не слу-чайно многое прощал строптивому и совсем не родовитому священнику. И все же политика брала верх над верой.
В 1664 году Аввакум был сослан в Мезень, где продолжал свою проповедь и поддерживал посланиями своих приверженцев, разбросанных по всей России. Через полтора года, в 1666-м, его привезли в Москву на церковный Собор, призванный избрать нового патриарха и окончательно разрешить вопрос с реформой.
Там 13 мая после тщетных увещеваний Аввакума лишили сана и торжест-венно, в Успенском соборе, наложили на него анафему, обвинив в расколе. В ответ Аввакум не смолчал — и объявил, что проклинает архиереев, глав Собора. Рас-сказ Аввакума о событиях тех дней весьма красочен. Он подробно объясняет свои слова, слова иереев, он рассказывает о действиях, которые происходили. И среди прочего он ставит проблему, которая весьма важна для русского чело-века XVII века: проблему юродства и особого отношения к власти:
«Да толкать и бить меня стали; и патриархи сами на меня бросились, человек их с сорок, чаю, было, — велико антихристово войско собра-лося! Ухватил меня Иван Уаров да потащил. И я закричал: „Постой, — не бейте!“ Так они все отскочили… И я отшел ко дверям да набок пова-лился: „Посидите вы, а я полежу“, — говорю им. Так они смеются: „Дурак-де протопоп! и патриархов не почитает!“ И я говорю: „Мы уроди Христа ради; вы славни, мы же бесчестни; вы сильни, мы же немощны!“».
И в этом утверждении слабости, которая превыше силы, заключается самый главный смысл внутреннего восстания, которое утверждает протопоп.
После Собора его увезли в Пафнутьев Боровский монастырь, где продержали в темнице «в железах» около года. Популярность Аввакума как священника и духовного наставника была столь велика, что и в царской семье, и в боярских палатах нашлось немало ходатаев за него. Его пытались уговорить, привозили в Москву, в Чудов монастырь, на новые встречи со вселенскими патриархами и русскими архиереями. Но он твердо стоял на своем: все церкви отступили в нечестие, реформы Никона — зло, греки утратили царство под ударами турок именно из-за нестойкой веры, и лучше остаться одному с истинной верой, чем присоединиться к «тьме беззаконных». В конце концов его били кнутом и в 1667 году сослали на Север, в Пустозерский острог на реке Печоре. Един-ственная милость к Аввакуму состояла в том, что, в отличие от его пустозер-ских соузников, священника Лазаря и соловецкого инока Епифания, ему не урезали язык.
Следующие четырнадцать лет Аввакум, Лазарь, Епифаний и дьякон Федор про-вели в земляной тюрьме в Пустозерске, откуда с огромным трудом, используя симпатии ряда стрельцов из числа охраны, рассылали учительные письма сто-ронникам старой веры, укрепляя и утешая их. А таких людей, несмотря на вол-ну суровых репрессий, было много, и разного звания: от всем известной бояры-ни Феодосии Морозовой до крестьян, стрельцов и купцов. И уже после смерти царя Алексея Михайловича, при его сыне Федоре Алексеевиче, пытавшемся покончить со старообрядцами, пустозерские узники были сожжены в деревян-ном срубе. Это случилось в 1682 году.
Надо сказать, что именно конец XVII века ознаменовался крупными преследо-ваниями старообрядцев. Если при Алексее Михайловиче их, скорее, увещевали и предоставляли им возможность покинуть дома и уйти в далекие земли, то при Федоре Алексеевиче пытались заставить, принудить к принятию новой веры. И это привело к таким страшным явлениям, как добровольное самосож-жение людей, которые предпочитали смерть в огне, но не подчинение нече-стью. К этому же времени относятся и серьезные споры о том, как надо по-ступать по отношению к власти, которая проявляет чрезмерную жестокость. Волны смягчения и ужесточения политики по отношению к старообрядцам продолжались вплоть до правления Петра I, при котором постепенно сошли на нет. И уже тогда установилась более или менее стандартная система, когда старообрядцы, например, платили двойной налог за право ношения бороды. Но в остальном их оставили с их верой и преследовать физически, по крайней мере, прекратили.
Текст «Жития» и посланий Аввакума наполнен невероятным оптимизмом. Но это оптимизм особого рода: Аввакум принимает и приветствует испытания, воспринимая их как знак божественного избранничества. Он убежден, что Бог сопутствует ему на всем пути, направляет его в стрем-нины, чтобы укрепить в вере и помочь другим увидеть ее несокрушимость. Бог в «Житии» Аввакума кормит своего слугу — по молитве «напихивает» его сети рыбой, избавляет от холода, помогает найти кров, изыскать способ писать единомышленникам. В полном соответствии с житийным каноном Аввакум включает в повествова-ние и демонические силы — бесы хватают его, играют на скоморошьих дудках, но он браво разгоняет их, как положено святому. Нарочитость образов, откро-вен-ное юродство, когда Аввакум, по его собствен-ным словам, в споре с архи-ере-ями внезапно валится на бок на Соборе, изобра-жает дурачка, тем самым разыгрывая евангельское противопоставление показной и истинной мудро-сти, — все это одновременно было и литературным текстом, и страшным, мучительным перформансом длиною в жизнь, пророческим по духу, обра-щен-ным к пастве как проповедь, и спонтанным порывом. Едва ли можно про-вести границу между этим тремя составляющими.
Рассказ Аввакума основан на фактах — почти все они подтверждаются доку-ментами. И в то же время простые житейские события, реально произнесенные слова превращаются в «Житии» в публицистическое и художественное целое, потому что автор придает всему особый смысл, выстраивает систему логиче-ских связей. Он превращает свою жизнь в публичное действо, в живое свиде-тельство веры. И даже самые теплые человеческие моменты: радость, обра-щенная к собственному ребенку, нежная интонация в рассказе о жене — служат этой высшей цели. Простота и обычность чувств подчеркивает величину ду-хов-ного подвига, преодоления, которое необходимо на пути к спасению. А про--сторечие, разговорные обороты, которыми изобилует повествование, постоянно переплетаются со скрытыми книжными и в первую очередь еван-гель-скими цитатами. Например, он пишет:
«Горы высокия, дебри непроходи-мыя, утес каменной, яко стена стоит, и поглядеть — заломя голову! В горах тех обретаются змеи великие; в них же витают гуси и утицы — перие красное, вороны черные, а галки серые; в тех же горах орлы, и соколы, и кречаты, и курята индейские, и бабы, и лебеди, и иные дикие — многое множество, птицы разные. На тех горах гуляют звери многие дикие: козы, и олени, и зубри, и лоси, и кабаны, волки, бараны дикие — во очию нашу, а взять нельзя! На те горы выбивал меня Пашков, со зверьми, и со змиями, и со птицами витать. И аз ему малое писанейце написал, сице начало: „Человече! Убойся Бога, седящаго на херувимех и призирающаго в безны, его же трепещут небесныя силы и вся тварь со человеки, един ты презираешь и неудобство показуешь“».
Так описание сибирской природы внезапно становится иллюстрацией к еван-гельскому тексту и поучению-проповеди, обращенному к воеводе Пашкову.
Личность и жизнь Аввакума становятся метафорой и путеводным знаком для остальных людей. И это игра и не игра, это не просто «театрализация жизни» и далеко не наивность. Это следование абсолютной модели — жиз-нен-ному пути Иисуса Христа, подражание его страстям и страданиям, его прит-чам, любви к ученикам и суровости к фарисеям. По сути это средне-вековая модель, но в жизни и в тексте Аввакума она выражается через реформу лите-ратурного языка, через уникальность судьбы, через крайнее бесстрашие и го-товность менять многое, жертвовать многим во имя сохранения и спасения главного — хрупкой и несокрушимой человеческой души.
И тут мы сталкиваемся с проблемой, которую трудно разрешить. Мы посто-янно говорим о старом и новом, о традиционалистах-старообрядцах и светских новаторах. Но упираемся в противоречия. Защитники старины смело рефор-мировали реальность, обращая ее к идеалу, — так поступали и деятели евро-пей-ской Реформации, поднимавшие идеал раннего христианства над повсе-днев-ностью и уступками «человеческим слабостям». И реформа-торский, непре--клонный дух был в них сильнее, чем в поборниках новизны. Не случайно потом из «консервативной» старообрядческой среды вышли ведущие промы-шлен-ники России XVIII-XIX веков, смелые преобразователи экономики: куп-цы и предприниматели, зачастую бывшие крестьяне, — не терявшие нрав-ственных начал и твердой веры, даже становясь миллион-щиками. Консерватор Аввакум совершил революцию языка — своим «вяканьем», просторечием сокрушив кано-ны книжного стиля. Еще полтора столетия после него никто не сумеет так живо и сочно описывать людей, бытовые сцены. Причем это не наивность рас-сказчика — это сплав книжных образов, сюжетных моделей прошлого, лично-стного и авторского взгляда. Разговорный язык переплетается с книжным орга-нично и искусно.
И что самое поразительное — такой средневековый по устремлению, Аввакум ввел в русскую культуру пример личности, способной преодолевать преграды. И в этой мощи, в свободе мышления и речи — предвестие именно новой, свет-ской культуры, бросающей вызов и консервативным устоям общества, и бюро-кратическому обезличиванию. Аввакум ввел ролевую модель не бунтаря с ору-жием в руках, а человека мыслящего, обладающего зрелой свободой совести, готового платить за нее жизнью. И при всех поворотах и сменах настроений в обществе мы веками оборачиваемся к этому человеку, шагнувшему из Средне-ве-ковья в Новое время и научившему нас думать и говорить самостоя-тельно.
Величайшим защитником старой веры был священномученик и исповедник протопоп Аввакум. Он родился в 1620 году в селе Григорово в семье священника Петра. Его земляками были патриарх Никон и епископ Павел.
Отец Аввакума рано умер. Воспитанием детей занялась мать, смиренная постница и молитвенница. Когда Аввакуму исполнилось семнадцать лет, она решила его женить. Тогда юноша стал молиться Богородице, прося себе жену – помощницу ко спасению.
Супругой Аввакума стала благочестивая девица Анастасия, дочь кузнеца Марка. Она любила поповского сына и молилась о том, чтобы выйти за него замуж. Так по взаимным молитвам они сочетались браком. Так Аввакум приобрел верную спутницу, утешавшую и укреплявшую его в тяжкую годину.
Из родных мест молодожены переселились в близлежащее село Лопатищи. По обычаю того времени сын священника наследовал служение отца, поэтому в 22 года Аввакума поставили диаконом, а через два года – иереем к церкви Лопатищ.
Молодой, но ревностный и правдолюбивый священник навлек на себя гнев сельских начальников, которым докучал заступничеством за сирых и убогих. Аввакума избили, а потом выгнали из села.
С женой и новорожденным сыном побрел поп в Москву искать защиту. Столичное духовенство тепло приняло Аввакума. Протопоп Иоанн Неронов представил его Алексею Михайловичу.
Получив охранную грамоту, Аввакум вернулся в Лопатищи, но здесь его ждали новые неприятности. И в 1652 году священник опять пошел искать правды в столицу. Здесь Аввакум был определен протопопом к собору небольшого города Юрьевца . Но и тут его ожидали гонения. Местное духовенство, недовольное строгостью молодого протопопа, натравило на него горожан. Едва избежав смерти, Аввакум снова ушел в Москву.
Когда в начале Великого поста 1653 года патриарх Никон разослал по храмам указ о введении новых обрядов, Аввакум написал челобитную в защиту древнего церковного благочестия и подал ее царю. Писание попало к патриарху, который велел схватить протопопа и посадить в темницу.
Никон хотел лишить Аввакума сана, но царь упросил не трогать своего знакомца. Тогда патриарх сослал священника с семьей в Сибирь, в город Тобольск . Осенью 1653 года с женой и чадами протопоп отправился в многотрудный путь.
В Тобольске Аввакум продолжил проповедовать, обличая и укоряя Никона. И вскоре из Москвы пришел указ: Аввакуму с семьей ехать в более строгую ссылку – в Якутский острог. Но на полпути протопопа нагнало новое повеление: идти в дальний поход с воеводой Пашковым.
Летом 1656 года отряд Пашкова пустился в путь. Для Аввакума началось самое тяжкое из выпадавших доселе испытаний. Казалось, он не выживет в этом аду: голод, холод, непосильный труд, болезни, смерть детей, воеводская немилость.
Но в 1662 году протопопу пришло разрешение возвратиться из ссылки. Два года священник с домочадцами добирался до Москвы. Видя, что повсюду служат по новым книгам, Аввакум расстроился. Тяжкие думы одолели его. Ревность о вере схлестнулась с заботами о жене и детях. Что делать? Защищать старую веру или все бросить?
Анастасия Марковна, увидев мужа понурым, встревожилась:
– Что опечалился?
– Жена, что делать? Зима еретическая на дворе. Говорить мне или молчать? Связали вы
меня! – в сердцах сказал протопоп.
Но супруга поддержала его:
– Господи, помилуй! Что ты, Петрович, говоришь? Я с детьми тебя благословляю. Дерзай проповедать слово Божье по‑прежнему, а о нас не тужи. Пока Бог изволит, живем вместе, а когда разлучат, тогда нас в молитвах своих не забывай. Поди, поди в церковь, Петрович, обличай ересь!
Ободренный поддержкой любимого человека, протопоп всю дорогу до Москвы, по всем городам и селам, в церквах и на торгах проповедовал слово Божье и обличал нововведения Никона.
Весной 1664 года изгнанник достиг столицы. Вскоре слух о нем распространился по городу. Всеобщее уважение и внимание вызывали стойкость праведника, не сломленного тяготами ссылки, и величие его подвига.
Сам Алексей Михайлович принимал протопопа и говорил ему милостивые слова. Пользуясь этим, Аввакум подал царю две челобитные, в которых призвал отказаться от новых книг и всех начинаний Никона.
Твердость священника раздражала государя. И вскоре Аввакума опять отправили в ссылку. Сначала его с семьей повезли на север, в далекий Пустозерский острог . Но с дороги он отправил царю письмо, умоляя пощадить его детушек и смягчить наказание. Государь дозволил Аввакуму с семьей жить в большом селе Мезень близ Белого моря.
Весной 1666 года Аввакума под стражей повезли в Москву для суда на церковном соборе. Всем собором уговаривали протопопа признать новые обряды и примириться с их сторонниками, но он был непреклонен:
– Если и умереть мне Бог изволит, с отступниками не соединюсь!
После долгих споров о вере протопопа позорно лишили сана. Аввакум и три ревностных защитника православия (священник Лазарь, диакон Феодор и инок Епифаний) были приговорены к заточению в Пустозерском остроге. В декабре 1667 года страдальцы Христовы прибыли к своему последнему земному пристанищу, которым стала жуткая земляная тюрьма.
Много лет провел протопоп в мрачной темнице, но не пал духом. Искренняя вера и непрестанная молитва ободряли его. В Пустозерске, в холодной яме, в кромешной тьме, при багровом дымном свете лучины Аввакум писал многочисленные послания христианам, челобитные царю и другие сочинения. Здесь по благословению духовника, инока Епифания, взялся протопоп за свое прославленное «Житие».
Поныне в этих писаниях живо и громко звучит по всей Руси голос святого Аввакума:
– Станем, братья, добре, станем мужественно, не предадим благоверия. Хоть и покушаются никониане нас отлучить от Христа муками и скорбями, да статочное ли дело унизить им Христа? Слава наша – Христос! Утверждение наше – Христос! Прибежище наше – Христос!
В 1681 году протопопа обвинили в распространении писаний, направленных против царя и высшего духовенства. В Пустозерск пришел грозный приказ: «за великие на царский дом хулы» сжечь в срубе Аввакума и его товарищей. В Великий пяток – 14 апреля 1682 года – протопоп Аввакум, поп Лазарь, диакон Феодор и инок Епифаний были казнены.
Аввакум Петрович Кондратьев ( -), лишенный сана протопоп города Юрьевца-Поволожского , вождь старообрядчества , автор знаменитого "Жития" и ряда других произведенийПо Брокгаузу, "происходивший из бедной семьи, довольно начитанный, угрюмого и строгого нрава, Аввакум приобрел известность довольно рано как ревнитель православия, занимавшийся изгнанием бесов . Строгий к самому себе, он беспощадно преследовал всякое беззаконие и отступление от церковных правил, вследствие чего около г. должен был бежать от возмутившейся паствы в Москву ".
В был возведен в протопопы , т. е. старшие священники.
В конце того же года начинает служить в Москве в Казанском соборе . В эти годы принимает участие в кружке «ревнителей благочестия», или «боголюбцев», который возглавлял царский духовник Стефан Вонифатьев . В этот же кружок входил нижегородский митрополит и будущий патриарх Никон . Единство взглядов протопопа Аввакума и Никона в этот период подчеркивает и тот факт, что подпись Аввакума стоит под челобитной царю с просьбой назначить Никона патриархом.
Аввакум, слывший ученым и лично известный царю, участвовал при патриархе Иосифе (+ 1652) в "книжном исправлении". Патриарх Никон заменил прежних московских справщиков, для которых греческие подлинники были недоступны, малороссийскими книжниками во главе с Арсением Греком . Никон и его справщики завели те "новшества", которые и послужили первою причиною возникновения раскола. Аввакум занял одно из первых мест в ряду ревнителей старины и был одной из первых жертв преследования, которому подверглись противники Никона.
Уже в сентябре г. его бросили в тюрьму и стали увещевать, но безуспешно. Аввакум был сослан в Тобольск . От более сурового наказания - расстрижения - его спасло лишь заступничество царя. С по состоял при воеводе Афанасии Пашкове, посланном для завоевания "даурской земли", доходил до Нерчинска , до Шипки и до Амура, претерпевая не только все лишения тяжелого похода, но и жестокие преследования со стороны Пашкова, которого он обличал в разных неправдах.
Между тем Никон потерял всякое значение при дворе, и Аввакум возвращен был в Москву (). Первые месяцы возвращения его в Москву были временем большого личного торжества Аввакума; сам царь выказывал к нему необыкновенное расположение. Вскоре, однако, убедились, что Аввакум не личный враг Никона, а противник Церкви. Царь посоветовал ему через Родиона Стрешнева если уже не "соединиться", то по крайней мере молчать. Аввакум послушался, но не надолго. Вскоре он еще сильнее прежнего стал укорять и ругать архиереев, хулить 4-конечный крест , исправление символа веры , троеперстное сложение , партесное пение , отвергать возможность спасения по новоисправленным богослужебным книгам и послал даже челобитную царю, в которой просил низложения Никона и восстановления Иосифовских обрядов.
В г. Аввакум сослан был в Мезень , где он пробыл полтора года, продолжая свою фанатическую проповедь, поддерживая своих приверженцев, разбросанных по всей России, окружными посланиями, в которых именовал себя "рабом и посланником Иисуса Христа", "протосингелом российския церкви".
В г. Аввакум привезен был в Москву , где его 13 мая после тщетных увещаний на соборе , собравшемся для суда над Никоном , расстригли и анафематствовали в Успенск. соборе за обедней, в ответ на что Аввакум тут же возгласил анафему архиереям. И после этого не отказывались еще от мысли переубедить Аввакума, расстрижение которого было встречено большим неудовольствием и в народе, и во многих боярских домах, и даже при дворе, где у ходатайствовавшей за Аввакума царицы было в день расстрижения его "великое нестроение" с царем. Вновь происходили увещания Аввакума уже пред лицом вост. патриархов в Чудове монастыре , но Аввакум твердо стоял на своем. Сообщников его в это время казнили.
Аввакум был только наказан кнутом и сослан в Пустозерск (). Ему даже не вырезали языка, как Лазарю и Епифанию, с которыми он и Никифор, протопоп симбирский, был сослан в Пустозерск . 14 лет просидел Аввакум на хлебе и воде в земляной тюрьме в Пустозерске , неустанно продолжая свою проповедь, рассылая грамоты и окружные послания. Наконец дерзкое письмо его к царю Феодору Алексеевичу , в котором он поносил царя
Аввакум Петров или Аввакум Петрович (рожд. 25 ноября (5 декабря) 1620 г., - смерть 14 (24) апреля 1682 г.) - видный русский церковный и общественный деятель XVII столетия, священник, протопоп.
Протопоп Аввакум - одна из наиболее ярких личностей в истории России. Он был человеком огромной силы духа, которая в полной мере проявилась во времена гонений на него. Он с детства приучался к аскетизму. Отвращение от всего мирского и стремление к святости он считал до такой степени естественным для человека, что не мог ужиться ни в одном приходе из-за неустанного преследования им мирских утех и отступления от обычаев веры. Многие почитали его за святого и чудотворца.
Важным фактом русской истории XVII столетия был церковный раскол, явившийся в результате церковной реформы патриарха Никона. Реформа должна была устранить разночтения в церковных книгах и разницу в проведении обрядов, подрывавших авторитет церкви. С необходимостью проведения реформы были согласны все: и Никон, и его будущий противник протопоп Аввакум. Было лишь неясно, что брать за основу - переводы на старославянский язык византийских богослужебных книг, сделанные до падения Константинополя в 1453 г., или сами греческие тексты, в том числе те которые были исправлены после падения Константинополя.
По указу Никона в качестве образцов взяли греческие книги, при этом в новых переводах появились разночтения с древними. Это послужило формальным основанием для раскола. Более существенными из нововведений, принятыми патриархом Никоном и церковным собором 1654 г., была замена крещения двумя пальцами троеперстием, произнесение славословия Богу «алилуйя» не дважды, а три раза, движение вокруг аналоя в церкви не по ходу Солнца, а против него.
Все они имели отношение к чисто обрядовой стороне, и не касались существа православия. Но под лозунгом возвращения к старой вере объединились люди, которые не желали смириться с ростом государственной и помещичьей эксплуатации, с возрастанием роли иностранцев, со всем тем, что казалось им несоответствующим традиционному идеалу «правды». Раскол начался с того, что патриарх Никон во всех московских церквах запретил двоеперстие. Кроме этого, из Киева он пригласил ученых монахов для «исправления» церковных книг. В Москву прибыли Епифаний Ставинецкий, Арсений Сатановский и Дамаскин Птицкий, которые немедленно занялись монастырскими библиотеками. Все привычное рухнуло враз - не только церковь, но и общество оказалось в глубоком и трагическом расколе.
Против Никона ополчились в первую очередь «боголюбцы», или «ревнители благочестия», во главе которых стоял Стефан Вонифатьев. Кроме этого, большой активностью выделялись настоятель Казанской церкви на Красной площади Иван Неронов, протопопы - костромской Даниил, муромский Логгин, темниковский Даниил, юрьевский Аввакум. В этот кружок входил также Никон, потому «ревнители» поддержали его избрание в патриархи.
«Боголюбцы» считали, что необходимо навести порядок в церкви, искоренить равнодушное отношение мирян к церковным службам и обрядам, ввести проповеди. По их мнению, исправление богослужебных книг должно было производиться не по греческим, а по старинным русским рукописям. С большой настороженностью они относились ко всему иноземному, неприязненно воспринимали проникновение элементов западной культуры в Россию.
С ними отчасти был согласен и царь Алексей Михайлович, хотя он по другому представлял себе сущность церковных преобразований.
Первые же действия нового патриарха убедили «ревнителей» в том, что они глубоко ошибались в отношении староверия Никона. Отмена двоеперстия моментально вызвала повсеместное негодование. О Никоне начали говорить как о «латыннике», предтече антихриста.
Никон расчетливо и быстро убрал со своего пути неугомонных ревнителей. Первым подвергся опале Стефан Вонифатьев. Его постригли в монахи, и в скором времени он скончался в никоновском Иверском монастыре. Вслед за ним был осужден и Неронов, которому вменялось оскорбление личности патриарха. Свою жизнь он закончил архимандритом монастыря в Переяславле-Залесском.
Из всех расколоучителей самой суровой оказалась участь протопопа Аввакума. Еще в сентябре 1653 г. его отправили в ссылку в Тобольск, откуда спустя 3 года его перевели в Восточную Сибирь.
О многолетнем пребывании в Даурии, о муках, выпавших на долю его семьи, Аввакум ярко, образно повествует в своем «Житии». Вот только один эпизод из этой книги:
«Страна варварская, иноземцы немирные, отстать от лошадей не смеем, а за лошадьми идти не поспеем, голодные и томные люди. В иную пору протопопица бедная брела, брела, да и повалилась и встать не может. А иной томной же тут же взвалилася: оба карабкаются, а встать не смогут. Опосле на меня бедная пеняет: „Долго ль, протопоп, сего мучения будет?“ И я ей сказал: „Марковна, до самыя до смерти“. Она же против: „Добро, Петрович, и мы еще побредем впредь“».
В начале 1661 г. Алексей Михайлович позволил Аввакуму возвратиться в Москву. Аввакум воспрянул духом, сочтя, что государь отвернулся от никониан и теперь будет во всем слушаться староверов. На самом деле ситуация была намного сложнее.
Как и следовало ожидать, властолюбивый Никон не пожелал удовлетвориться второй ролью в государстве. Опираясь на принцип «священство выше царства», он попытался полностью выйти из подчинения светской власти и утвердить свое верховное господство не только над церковными людьми, но и над мирянами. Крайне обеспокоенные таким поворотом дела, бояре и высшее духовенство начали все более противиться церковным реформам, несмотря на то что за их проведение непосредственно выступал Алексей Михайлович.
Постепенно между царем и патриархом назревало охлаждение. Никон, мало вникавший в существо закулисных интриг, не мог даже помыслить о перемене отношения к себе государя. Наоборот, он был уверен в незыблемости своего положения. Когда же Алексей Михайлович выразил неудовольствие властными действиями патриарха, Никон 11 июля 1658 г., после службы в Успенском соборе, заявил народу, что покидает свой патриарший престол, и удалился в Воскресенский монастырь. Этим он рассчитывал окончательно сломить слабовольного царя, но не учел роста влияния на него старообрядчески настроенного боярства.
Заметив свою ошибку, Никон попытался возвратиться назад, однако это еще больше усложнило дело. При установившейся зависимости русской церкви от светской власти выход из создавшегося положения целиком зависел от воли царя, но Алексей Михайлович колебался и, не желая уступить притязаниям своего недавнего «собинного друга», в то же время долго не мог собраться с духом, чтобы нанести ему последний удар. Зато его новому окружению удалось устроить возвращение в Москву протопопа Аввакума и других членов бывшего кружка «боголюбцев». Ничего не зная в Даурии об этих обстоятельствах, Аввакум связывал свой вызов с победой староверия.
Путешествие Аввакума по Сибири
Почти на протяжении двух лет добирался он до Москвы, неустанно проповедуя по пути свое учение. Каково же было его разочарование, когда он увидал, что никонианство в церковной жизни повсюду пустило корни, а Алексей Михайлович, охладев к Никону, тем не менее не собирался отказываться от его реформ. В нем с прежней силой пробудилась страстная готовность бороться за свои убеждения, и он, воспользовавшись благоволением государя, подал ему пространную челобитную.
«Я чаял, - писал Аввакум, - живучи на востоке в смертех многих, тишину здесь в Москве быти, а ныне увидал церковь паче и прежняго смущенну». Он забрасывал царя челобитными с протестом против никонианства и самого патриарха Алексею Михайловичу хотелось привлечь на свою сторону неустрашимого «ревнителя благочестия», так как это позволило бы в корне заглушить все более нараставшую народную оппозицию.
Оттого он, не выказывая прямо своего отношения к челобитным Аввакума, попытался склонить его к уступчивости обещанием сперва места царского духовника, затем, что гораздо больше привлекало Аввакума, справщика и Печатном дворе Одновременно от имени царя боярин Родион Стрешнев уговаривал протопопа прекратить свои проповеди против официальной церкви, по крайней мере до собора, который обсудит вопрос о Никоне.
Тронутый вниманием государя и надеясь, что ему будет поручено исправление книг, Аввакум некоторое время действительно пребывал и умиротворении. Такой поворот событий пришелся не по душе староверам, и они бросились со всех сторон уговаривать протопопа не оставлять «отеческих преданий». Аввакум возобновил свои обличения никонианского духовенства, называя их в своих проповедях и писаниях отщепенцами и униатами. «Они, - утверждал он, - не церковные чада, а диаволя». Государь увидал, сколь беспочвенны его надежды на примирение Аввакума с церковью и, поддавшись уговорам духовенства, 29 августа 1664 г. подписал указ о высылке Аввакума в Пустозерский острог.
1666 год, февраль – в связи с открытием церковного собора Аввакума привезли в Москву. Его вновь попытались склонить к признанию церковных реформ, но протопоп «покаяния и повиновения не принес, а во всем упорствовал, еще же и освященный собор укорял и неправославным называл». В результате 13 мая Аввакум был расстрижен и предан проклятию как еретик.
После суда Аввакум вместе с другими расколоучителями был отправлен в заключение в Угрешский монастырь, откуда его поздней перевели в Пафнутьев-Боровский. В специальной инструкции, присланной игумену того монастыря, предписывалось Аввакума «беречь накрепко с великим опасением, чтобы он с тюрьмы не ушел и дурна никакова бы над собою не учинил, и чернил и бумаги ему не давать, и никого к нему пускать не велеть».
Его еще надеялись сломить при помощи вселенских патриархов, которых ждали на собор для низложения Никона.
Патриархи прибыли в Москву в апреле 1667 г.
Потому как с Никоном все уже было решено и его низложили с патриаршества 12 декабря 1666 г., им не оставалось ничего другого, как основательно заняться Аввакумом. Протопопа доставили им 17 июля. Долго уговаривали они его, советуя смириться и принять церковные нововведения.
«Что ты так упрям? - говорили патриархи. - Вся наша Палестина, и Сербия, и Албания, и волохи, и римляне, и ляхи - все тремя перстами крестятся, один ты упорствуешь в двоеверии».
«Вселенские учители! Рим давно упал и лежит невосклонно, и ляхи с ним же погибли, до конца враги быша христианам. А и у вас православие пестро стало от насилия турскаго Махмета, - да и дивить на вас нельзя: немощни есте стали. И впредь приезжайте к нам учитца: у нас, божиею благодатию, самодержество. До Никона отступника в нашей России у благочестивых князей и царей все было православие чисто и непорочно и церковь немятежна».
После этого Аввакум отошел к дверям и лег на пол со словами: «Посидите вы, а я полежу».
Больше он не слушал ни насмешек, ни увещеваний. 1667 год, август – Аввакума вывезли в Пустозерск. Там томились его семья, множество других старообрядцев. В пустозерский период Аввакум полностью разработал свое расколоучение. Он выступал за старину, отнюдь не думая пренебрегать настоящим: просто его видение современной действительности противоречило господствующим тенденциям эпохи. Московская Русь перестраивалась на иных духовных началах, всемерно сближая свои культурные и мировоззренческие ориентации с общехристианской и западноевропейской традициями.
Идеология Аввакума несла отпечаток воззрений той части русского крестьянства, которая под воздействием усиливающегося крепостничества по существу превращалась в полных холопов и рабов. Они выступали за сохранение своих прежних привилегий, отвергали все церковные преобразования, стихийно сознавая их связь с новой политической системой. Крестьяне толпами снимались с насиженных мест, уходили в глухие леса Севера и Зауралья, не страшась ни преследований правительства, ни анафем духовных пастырей.
Ежегодно увеличивалось количество массовых самосожжений. В огне нередко люди гибли сотнями и тысячами. К примеру, в начале 1687 г. в Палеостровском монастыре сожглись больше 2000 человек. 9 августа в том же году в Березове Олонецкого уезда - больше 1000. И подобных фактов было множество.
Сожжение протопопа Аввакума
Обо всем этом Аввакум хорошо знал и всячески побуждал старообрядцев к самосожжению. В «Послании к некоему Сергию» он написал: «Наипаче же в нынешнее время в нашей России сами в огонь идут от скорби великия, ревнуя по благочестии, яко и древле апостоли: не жалеют себя, но Христа ради и Богородицы в смерть идут». В этом же послании Аввакум рассказывал об одном из таких массовых самосожжении: «Брате, брате, дорогое дело, что в огонь посадят: помнишь ли в Нижегородских пределах, где я родяся живал, тысячи з две и сами миленькие от лукавых тех духов забежали в огонь: разумно оне зделали, тепло себе обрели, сим искушением тамошняго искуса утекли».
Протопоп советовал Сергию: «Что ты задумался? Не задумывайся, не размышляй много, пойди в огонь, - Бог благословит. Добро те зделали, кои в огонь забежали… Вечная им память». Только в 1675–1695 годы было зарегистрировано 37 «гарей» (то есть самосожжений), во время которых погибли не меньше 20 000 человек.
Так Аввакум стал первым и чуть ли не единственным проповедником массовых суицидов в мировых религиозных учениях. И посему, воздавая ему должное, как блестящему проповеднику; оратору и писателю, мы находим закономерным, что он в итоге разделил участь всех ересиархов.
Между тем почил в бозе государь Алексей Михайлович, и на престол взошел его сын Федор. Аввакуму казалось, что о нем попросту позабыли. Он старел, невмоготу становилось выдерживать тоску и одиночество в глуши. И он сделал шаг навстречу своей гибели. 1681 год – Аввакум отправил царю Федору послание, в котором фанатично и безрассудно излил все накопившееся за долгие годы раздражение против церкви и духовенства.
«А что, царь-государь, - писал он, - как бы ты мне дал волю, я бы их, что Илья пророк, всех перепластал в один день. Не осквернил бы рук своих, но и освятил, чаю».
Может быть, царь не придал бы значения этому письму, если бы преподобный не упомянул ниже о его покойном батюшке: «Бог судит между мною и царем Алексеем. В муках он сидит, - слышал я от Спаса; то ему за свою правду. Иноземцы, что знают, что ведено им, то и творили. Своего царя Константина, потеряв безверием, предали турку, да и моего Алексея в безумии поддержали».
Царь Федор не питал никакого сочувствия к старообрядцам и воспринял послание Аввакума как угрозу существующей власти, лично самому себе. Хлопотать же за Аввакума было некому: при московском дворе не оставалось больше ни одного из его прежних доброжелателей; их вытеснили «киевские нехаи» - ученые монахи во главе с Симеоном Полоцким. И Аввакума «за великия на царский дом хулы» было приказано сжечь вместе с тремя его единоверцами.
1682 год, 14 апреля – закончилась на костре жизнь этого бесстрашного человека, оставшегося неразгаданной легендой древнерусской духовности. До нас дошли очень скудные подробности этой казни. Известно, что совершилась она при большом стечении народа. Узников вывели из-за тюремного тына к месту казни. Аввакум заблаговременно распорядился своим имуществом, раздал книги, нашлись для смертного часа и чистые белые рубахи. И все равно зрелище было тягостным - загноенные глаза, обрубленные усохшие руки. Теперь Аввакума, Федора, Лазаря и Епифания никто не уговаривал отречься.
Палачи привязали осужденных к четырем углам сруба, завалили дровами, берестой и подожгли.
Народ снял шапки…
